Читайте также:
|
Первым условием успешной революции (любого толка) является отщепление активной части общества от государства. Это удалось за полвека подготовки революции 1905-1917 гг. в России. "В безрелигиозном отщепенстве от государства русской интеллигенции - ключ к пониманию пережитой и переживаемой нами революции", - писал в пророческой книге "Вехи" П.Б.Струве.
Тогда всей интеллигенцией овладела одна мысль - "последним пинком раздавить гадину", Российское государство. В.Розанов пишет в дневнике в 1912 г.: "Прочел в "Русск. Вед." просто захлебывающуюся от радости статью по поводу натолкнувшейся на камни возле Гельсингфорса миноноски... Да что там миноноска: разве не ликовало все общество и печать, когда нас били при Цусиме, Шахэ, Мукдене?".
То же самое мы видели в перестройке, когда стояла задача разрушить советское государство как основу советского строя. Поднимите сегодня подписку "Огонька", "Столицы", "Московского комсомольца" тех лет - та же захлебывающаяся радость по поводу любой аварии, любого инцидента.
Под огнем оказались все части государства - от хозяйственных органов, ВПК, армии и милиции до системы школьного образования и детских домов. Л.Баткин, призывая в книге-манифесте "Иного не дано" к "максимальному разгосударствлению советской жизни", задает риторические вопросы: "Зачем министр крестьянину - колхознику, кооператору, артельщику, единоличнику?.. Зачем министр заводу?.. Зачем ученым в Академии наук - сама эта Академия, ставшая натуральным министерством?". В лозунге "Не нужен министр заводу!" - формула колоссального по масштабам разжижения общества, превращения России в безгосударственное, бесструктурное образование, которое долго существовать не может.
Интеллигенцию соблазнили на отщепенство от государства лозунгами демократии и свободы. Соблазнили подпилить сук, на котором интеллигенция сидела. Подумать только, Академия наук стала чуть не главным объектом атаки ученых-демократов! Ведь даже в 1992 г., когда удушение Академии стало свершившимся фактом, доктор наук Вяч.Иванов пишет в "Независимой газете": "У нас осталась тяжелая и нерешаемая проблема - Академия наук. Вот что мне, депутату от академии, абсолютно не удалось сделать - так это изменить ситуацию, которая здесь сложилась. Академия по-прежнему остается одним из наиболее реакционных заведений". Этот филолог и депутат считает себя вправе уничтожать, оправдываясь идеологической чушью ("реакционность"!), ядро всей русской науки, которое вовсе не он создавал. Академию наук, около которой в 1918 году Ленин запретил большевикам "озорничать". Рукоплещите "демократам", русские интеллигенты!
Но визги интеллигентов, конечно, недостаточны для свержения империй, если не удается заразить отщепенством массы. Правда, в этом всегда помогает и само государство - часть бюрократии в моменты кризисов ошибается, часть тупеет, часть активно создает хаос, надеясь поживиться. Русскую революцию Столыпин готовил в гораздо большей степени, чем большевики. Своими военно-полевыми судами, "столыпинским вагоном" и поголовными порками целых деревень он добился небывалого - отщепенства даже крестьян. Сход крестьян одной из волостей Курской губернии в июле 1906 г. постановил: "Мы полагаем, что в настоящее время глупо было бы платить подати, поставлять рекрут и признавать какое-либо начальство - ведь это все лишь к нашему вреду ведется".
Но вернемся в наши дни. Отщепенства крестьян от советского государства бесы перестройки не добились, как ни прыгали. Но в среде рабочих успех был. Каковы же были главные идеи-вирусы? Ведь к тайным страданиям Шостаковича и голодовке академика Сахарова рабочие отнеслись равнодушно - на мякине демократии их провести не удалось.
О том, каким образом советское государство реально оттолкнуло и даже озлобило значительную часть рабочих - особый разговор, и жаль, что мы никак к нему не подберемся. Но, взвешивая этот "объективный фактор", я прихожу к выводу, что он не смог бы стать решающим, если бы не был раздут, преувеличен в мозгу людей с помощью какой-то "бесспорной" идеи. Корни отщепенства рабочих - идеологические.
И здесь опять, рискуя вызвать возмущение уважаемых мною людей, я вынужден сказать, что главным троянским конем для ввода ложных идей в среду рабочих был марксизм. Упрощенный, понятный, соблазнительный, с Марксом мало общего имеющий. Этот "марксизм" был создан очень разношерстной публикой, которую объединяла лишь ненависть к советской "империи" - троцкистами, югославскими "обновленцами", нашими демократами сахаровского призыва.
Ключевыми понятиями этого "учения" были эксплуатация и прибавочная стоимость. Объектом эксплуатации были названы советские рабочие, эксплуататором - советское государство. Если требовалась совсем уж "марксистская", классовая трактовка, то пожалуйста, и класс был наготове - номенклатура.
Начиная с 60-х годов в нашей "теневой" общественной мысли идея о том, что государство эксплуатирует рабочих, изымая их прибавочный продукт, укрепилась как нечто очевидное. Отсюда вывод: сохранять советский строй - не в интересах рабочих. Этот строй - хуже "цивилизованного" капитализма. Возьмите труды марксиста, философа и профессора МГУ А.Бутенко. Сегодня, в 1996 г. он пишет об СССР: "Ни один уважающий себя социолог или политолог никогда не назовет социализмом строй, в котором и средства производства, и политическая власть отчуждены от трудящихся. Никакого социализма: ни гуманного, ни демократического, ни с человеческим лицом, ни без него, ни зрелого, ни недозрелого у нас никогда не было". Почему? Потому что "по самой своей природе бюрократия не может предоставить трудящимся свободу от угнетения и связанных с ним новых форм эксплуатации, процветающих при казарменном псевдосоциализме с его огосударствлением средств производства".
Здесь антисоветизм доведен до степени тоталитаризма: бюрократия, т.е. государство, по самой своей природе - эксплуататор! Вообще говоря, это уже не только антисоветизм, а полная, доходящая до абсурда антигосударственность. Ведь никакое государство не может выполнять своих задач, не изымая у граждан части продукта их труда. Что же, все это - ненавистная эксплуатация? И жена, берущая у мужа получку на расходы - эксплуататор? Это же чушь под видом марксизма. Откуда у нее растут ноги, да еще такие длинные?
Давайте вспоминать азы. Любое общество, не только человеческое, а даже и муравьев, живет и защищает своих членов благодаря организации и разделению "труда". Иными словами, в обществе всегда у "рабочих" изымается и перераспределяется часть их продукта (например, боевым муравьям). У людей издревле существовало два способа изъятия - через рынок и через повинность. Под повинностью понимается любое отчуждение части продукта, которое не возмещается через рыночный обмен. Когда сын кормит старуху-мать, он выполняет сыновнюю повинность, а движет им любовь и чувство долга. Есть ли здесь эксплуатация человека человеком? Для Бутенко - да, есть (хотя он и не говорит, что мать следовало бы убить).
На деле эксплуатация как изъятие прибавочной стоимости есть понятие, имеющее смысл только при наличии рынка рабочей силы. Только когда есть акт купли-продажи: я тебе рабочую силу, ты мне - ее рыночную цену. И суть эксплуатации в том, что моя рабочая сила производит прибавочную стоимость, которую присваивает покупатель - владелец капитала ("капитал - это насос, который выкачивает из массы рабочих прибавочную стоимость").
Когда же может состояться акт купли-продажи рабочей силы? Когда она превращается в товар? Только когда человек становится свободным индивидом и получает в частную собственность свое тело - когда он неделим (атом, индивидуум). Ни в семье, ни в обществах с сильными общинными связями этого условия нет. В марксистском понимании к таким случаям понятие эксплуатации вообще неприменимо. Потому-то Маркс назвал производственные отношения в таких обществах "азиатским способом производства". Здесь изъятие прибавочного продукта не замаскировано куплей-продажей, и Маркс называл такие внеэкономические отношения "прозрачными". Сам Маркс в конце жизни все больше интересовался азиатским способом производства и общиной (в том числе русской), но развить свои мысли не успел - и мы вульгаризировали и приспособили к себе те понятия, которые были развиты в приложении именно к рыночному обществу.
Чаянов старался показать, что все категории политэкономии меняют свой смысл, если в системе отсутствует хоть одна из них. Уже к батраку в крестьянском дворе понятие эксплуатации применимо не вполне - батрак "принимается в семью". Во время переписей в России было много путаницы именно потому, что батраков записывали как членов семьи - таковыми крестьяне считали всех, кто ест за одним столом.
Общества, где прибавочный продукт перераспределяется через повинности, могут быть экономически очень эффективными. Но не будем об этом спорить. Важнее заметить, что порой вся система таких отношений рушится просто от внедрения купли-продажи. Описан такой случай: была в Южной Америке процветающая (насколько возможно) индейская община. Люди охотно и весело сообща работали, строили дороги, школу, жилища друг другу. Приехали протестантские миссионеры и восхитились. Только, говорят, одно неправильно: нельзя работать бесплатно, каждый труд должен быть оплачен. И убедили! Теперь касик (староста) получил "бюджет" и, сзывая людей на общие работы, платил им. И люди перестали участвовать в таких работах, всем казалось, что касик недоплачивает. Социологи, наблюдавшие за этим случаем, были поражены, как быстро все пришло в запустение и как быстро спились жители этих деревенек.
У советского государства с рабочими были во многом внеэкономические отношения. "От каждого - по способности!" - это принцип повинности, а не рынка. Все было "прозрачно": государство изымало прибавочный продукт, а то и часть необходимого - возвращая это на уравнительной основе через общественные фонды (образование, врач, жилье, низкие цены и др.).
Была ли здесь эксплуатация? Только в вульгарном смысле слова, как ругательство. Не более, чем в семье (потому и государство было патерналистским, от слова патер - отец). Ведь сами же идеологи перестройки ругали рабочих "иждивенцами" - но кто же эксплуатирует иждивенца! Его кормят за свой счет.
Бессмысленно называть советский строй и госкапитализмом, ибо капитализм - это прежде всего свободный рынок труда и капиталов. Не было его в СССР. Напротив, госпредприятие где-нибудь в Англии есть капиталистическое, т.к. участвует, наравне с другими капиталистами, на рынке. Только прибыль обращает в казну. Государство "подрабатывает" как предприниматель.
Рабочие легко приняли лже-марксистскую формулу их эксплуатации государством потому, что все слова были знакомыми и грели душу - приятно, когда тебя жалеют. А кроме того, сама идиотская советская пропаганда внушила, что мы вот-вот будем потреблять сосисок и магнитофонов больше, чем в США. А раз не больше, значит, нас эксплуатируют. Кто? Государство.
Наверное, советское государство могло оставлять людям больше сосисок и магнитофонов. Но оно находилось в состоянии войны, пусть холодной. Это все как будто забыли (скоро вспомнят, уже начинает припекать). Поэтому главнейшей своей обязанностью государство-отец считало защиту граждан. Хоть вне, хоть внутри. И на это изымало "прибавочный продукт". В СССР было бы дикостью даже помыслить, чтобы какой-то "серый волк" из Иордании свободно ходил по русскому городу с автоматом и стрелял в русских людей. А сегодня мы это видим - и бессильны. В Ростове юноша мог всю ночь гулять с девушкой - потому что его защищало государство. Но юноша этого не понял и вырос избалованным, неблагодарным человеком.
Если откровенно, то эту защитную роль советского государства больше всего и ненавидели марксисты-антисоветчики. Вот как А.Бутенко называет советский строй в период предвоенной индустриализации: "казарменный псевдосоциализм с его тупиковой мобилизационной экономикой". Тупиковой мобилизационной! Повернулся же язык так соединить два слова. Был ли на фронте его отец?
Как мы знаем, все эти блага - безопасность и защиту, независимость страны и сытость ребенка, университет для сына и отдых в Крыму - рабочие высоко не ставили. Они совершенно равнодушно восприняли приватизацию - изъятие собственности у государства и передачу ее Боровому и Бендукидзе. При опросах обычным ответом был: "Мне все равно, работать на частника или на государство, лишь бы платили хорошо". Так что жаловаться ни на кого не приходится - получили именно то, что должны были получить. Теперь выходят с гордым лозунгом: "Дай поесть!".
Поразительно, что еще и сегодня не усомнились в тех понятиях и идеях, с помощью которых такую массу народа лишили здравого смысла. Более того, опять на заводах появились кружки политграмоты, и опять они читают худосочное изложение Маркса. И в накаленной атмосфере лепят вульгарные формулы совсем уж невпопад - кто-то, видно, подсказывает. Уже в мастере и начальнике цеха, а то и более квалифицированном товарище видят "классового врага"! Пишет один читатель, инженер с завода: "Мне, получающему 380 тыс. руб., люди, чей заработок выше даже при простоях производства, бросают в лицо: "все инженеры живут за счет нашего прибавочного продукта, пусть нам отдадут эти деньги!". И цитируют при этом... Маркса! Мне толкуют о классовой борьбе... со мной!".
В этом - самый большой провал советской системы. Ее врагам удалось натравить рабочих на государство. А теперь, почти не меняя набора своих лживых идей, враги народов России натравливают рабочих на их же товарищей. Значит, много еще горя придется пережить, пока люди протрезвеют.
("Советская Россия". Июль 1996 г.)
Cлепая воля (первые заметки после выборов)
Итак, большинство политически активных (голосующих) граждан России - 40 миллионов - выбрали президентом Ельцина.
Конечно, противостояние в России заложено глубоко и закручено надолго, эти выборы - лишь эпизод в долгой борьбе, и правы те, кто призывает не унывать, а кропотливо собирать силы. Но в то же время избрание Ельцина, на мой взгляд, событие исключительно важное для осознания того, что происходит в России и в чем источники слабости оппозиции. Когда говорим оппозиция, приходится понимать коммунисты - они остались единственным ядром сопротивления курсу нынешнего режима. В этом, кстати, большая ценность выборов - выявились все подсадные утки. Всем этим "отечественным предпринимателям", "стихийным социалистам" и пр. было велено сбросить маски и сомкнуть ряды. Все это - разные колонны одной армии. А те патриоты, которые размахивали белогвардейским знаменем, но которым невмоготу быть в одной лодке с Чубайсом, замолчали (немало, впрочем, успев навредить).
Так вот, коммунисты и те, кто способен с ними сотрудничать, должны, по-моему, уделить анализу выборов много сил - не поскупиться. Работа такая большая, что еще даже нельзя претендовать на зрелые выводы. Предлагаю самые первые заметки и суждения.
Во-первых, унывать по поводу поражения действительно не стоит. На деле невозможно даже определить, что лучше в стратегическом плане - это поражение или "победа" с перевесом в 2-3 процента. Я лично думаю, что коммунисты по сути своей могут предложить только такую программу выхода из кризиса, что она потребует поддержки явного, убедительного большинства, которое увлечет за собой остальных. Как ни крути, речь идет не о том, чтобы что-то улучшить, быть помягче с бедными, меньше воровать (это - путь социал-демократов). Приход к власти коммунистов означает восстановление исторического пути к солидарному, братскому обществу. И дело не в темпе, не в резкости изменений, а в направлении.
Мандата на такой поворот, который означает разрыв с курсом режима Ельцина, нельзя выпрашивать у общества. Оно должно созреть для этого, само требовать такого поворота и призывать коммунистов к власти. Как это и произошло, например, между июлем и октябрем 1917 года. Когда лидер компартии старается понравиться телезрителям и обязан быть ласков со Сванидзе - приходить ему к власти рано. В лучшем случае в этой ситуации "коммунистов у власти" используют для того, чтобы протащить страну через самую тяжелую фазу кризиса, выполнить грязную работу по разгребанию дерьма, оставленного воровским режимом, а затем свалить на них все шишки, когда ничего из своих обещаний они выполнить не смогут.
Конечно, и такой, стратегически проигрышный вариант прихода к власти облегчил бы положение множеству людей, уменьшил разрушение страны и позволил бы передохнуть и укрепить тылы оппозиции, и за это надо было бороться. Но риск надорваться и совсем загубить дело был бы велик. По-моему, к таким перегрузкам партия еще не готова.
Не нужно тратить нервы и тешить себя возможностью подтасовок при голосовании. Ну, предположим, натянули Ельцину несколько процентов - принципиально это дела не меняет. Режим, который пришел к власти недавно и на волне поддержки большинства активной части народа, может быть устранен только при очень большом перевесе оппозиции. Кредит доверия удивительно растяжимая вещь и сохраняется даже без всяких положительных результатов. Правда, и исчезнуть он может внезапно - опротивет режим, и все.
В нашем же случае дело гораздо сложнее, ибо для очень многих режим Ельцина принес положительные результаты, удовлетворил такие материальные запросы и духовные ценности, которые эти люди боятся потерять с приходом коммунистов. Здесь, по-моему, главный урок выборов. И если мои рассуждения верны, многое придется менять и в способе объяснения всего происходящего, и во всей политической доктрине оппозиции.
Начнем с того, что происходящее никак не укладывается в простые, привычные, разумные схемы (например, знакомые нам из исторического материализма). Вот, Зюганов говорит: "не может же народ согласиться с таким порядком, при котором один ограбил девятерых". Разумно! А на деле мы видим, что такой порядок не просто возник и существует, а что треть ограбленных молчит, а треть активно за этот порядок выступает. Значит, чего-то мы, разумные, тут не видим.
Крупнейший психолог нашего века Юнг, наблюдая за пациентами-немцами, написал уже в 1918 г., задолго до фашизма: "Христианский взгляд на мир утрачивает свой авторитет, и поэтому возрастает опасность того, что "белокурая бестия", мечущаяся ныне в своей подземной темнице, сможет внезапно вырваться на поверхность с самыми разрушительными последствиями". Потом он внимательно следил за фашизмом, и все же в 1946 г. в эпилоге к своим работам об этом массовом психозе ("немецкой психопатии") признал: "Германия поставила перед миром огромную и страшную проблему". Он прекрасно знал все "разумные" экономические, политические и пр. объяснения фашизма, но видел, что дело не в реальных "объективных причинах". Загадочным явлением был именно массовый, захвативший большинство немцев психоз, при котором целая разумная и культурная нация, упрятав в концлагеря несогласных, соединилась в проекте, который явно вел к краху.
Почему, уже после войны, Юнг говорил о том, что проблема, которую Германия поставила перед миром, огромная и страшная? Потому, что это был лишь пример того, как идеологи разбудили и "раскачали" скрытые, скованные разумом и нравственностью устремления человеческой души - коллективное бессознательное - и этот зверь начал действовать способом, который невозможно было предсказать. Это было предупреждение миру: в общественных делах, особенно "ломая и перестраивая", надо быть очень осмотрительными, действовать без заклинаний, путем разумного и осторожного диалога.
Почему я припомнил это предупреждение Юнга? Не для того, чтобы уподобить кого-то фашистам. А потому, что поведение огромных масс населения нашей страны обусловлено, на мой взгляд, не разумным расчетом, не "объективными интересами", а именно всплеском коллективного бессознательного. Это поведение в высшей степени не разумно и кажется той части народа, которая психозом не захвачена, непонятным и необъяснимым. В некоторых частях сломанного СССР раскачанное идеологами коллективное бессознательное уже привело к крайним последствиям. Возьмите Армению. Нет смысла искать разумных, пусть и эгоистических, расчетов в ее войне с Азербайджаном. Это - массовый психоз, вызванный политиками для более "безобидной" цели, для свержения советского строя и разрушения СССР.
Многие в рядах оппозиции думают, что если бы им во время выборов дали больше экранного времени, позволили бы донести до народа свою правду, то положение резко изменилось бы. Я так не считаю. Какую еще правду надо доносить, когда она вопиет на каждом шагу - на улице, на работе, в троллейбусе, который взрывается в центре Москвы. Жизнь дает такой пропагандистский материал, что по сравнению с ним всякие выступления Зюганова бледнеют. Что толку говорить с экрана: "Доменных печей погашено больше, чем во время войны!", если тебе искренне отвечают: "Вот и хорошо!". Весь строй рассуждений коммунистов рассчитан на здравомыслящего человека. Но для тех, в ком коллективное бессознательное вырвалось своей неожиданной стороной и подавило разум, этот строй мысли не только чужд и непонятен, он им противен. Он вызывает обратный эффект. А вот бессвязная, рваная, полная темных эмоций речь Ельцина близка и привлекательна. Нельзя сказать понятна - ибо она воспринимается не разумом, а подсознанием.
Какой же стороной вырвалось коллективное бессознательное русского народа и куда оно нас сейчас влечет? Ведет ли оно, как верещат демократы, к либеральному открытому обществу, рыночной экономике, правовому государству и прочей сладенькой дребедени? Год за годом накапливалось много признаков, а выборы уже показали четко: раскрепощенное перестройкой коллективное бессознательное влечет нас совсем в другую сторону. Оно лишь на коротком пути было попутчиком демократов, когда ломали порядок. Советский, социалистический, тоталитарный - как угодно его назови, неважно. Суть в том, что ломали порядок и создавали хаос.
В дураках при этом осталась либеральная интеллигенция, должна же это она наконец признать. Второй раз в истории она раскачала коллективное бессознательное русского народа и оказалась растоптанной в возникшем хаосе (об этом криком кричат русские философы в книгах "Вехи" и "Из глубины", понятнее Юнга). В первый раз Россия "кровью умылась", и каким-то чудом коммунисты сумели овладеть разбуженной энергией и направить ее на строительство, создать новый порядок. Это - поразительная историческая заслуга большевиков, какое-то прозрение на них снизошло. Повторите-ка их опыт, господа Горбачев да Чубайс.
Почему же интеллигенция не поняла этой стороны советского проекта? Из-за легкой внушаемости и поразительного отсутствия исторического чувства. В советской идеологии история была искажена - вместо бунта "свято-звериной" русской души революция была представлена как разумное и чуть ли не галантное классовое столкновение (возможно, это умолчание было оправданным - не поминать лиха). Сказано было: красные за социализм, белые за капитализм, победил прогресс - просто и понятно. А ведь главной, стихийной и страшной силой было антицивилизационное бунтарское движение. Для него одинаково были чужды и белые, и красные - носители того или иного порядка. Его туманно назвали "зелеными" и изобразили в кино в образе гротескных махновцев. А ведь это течение пронизывало все слои общества и было повсеместным, ползучим, "молекулярным". От этих стычек и малых войн между дворами, деревнями, бандами в Гражданскую войну погибло во много раз больше людей, чем от военных действий красных и белых.
Кто же сегодня поддержал Ельцина, если не считать ничтожную кучку "новых русских" с их разумным, даже циничным расчетом и сбитую с толку интеллигенцию (об этих особый разговор)? Поддержали именно те, в ком взыграло обузданное советским строем антицивилизационное коллективное бессознательное. Возникновение индустриальной цивилизации было "скачком из мира приблизительности в царство точности". Скачком очень болезненным. И это царство - еще островок в мире, и нас тянет вырваться из него обратно в мир.
Эти массы людей, освобожденные с заводов и из КБ, от норм права и нормальной семейной жизни, правильно поняли клич Ельцина: "Я дал вам свободу!". Но это - не свобода, о какой мечтали Сахаров и А.Н.Яковлев, не свобода западного индивидуума, зря они радовались грядущему хаосу. Это - именно "воля, волюшка", которую Яковлев так ненавидит. Свобода казаков, ватаги, банды. Артели челноков и рэкетиров - это казаки конца ХХ века, сбежавшие на новый Дон от крепостного права завода и университета. В самом понятии рынок их слух ласкали эпитеты: свободный, стихийный регулятор. А понятие плана отталкивало неизбежным: плановая дисциплина, неукоснительное выполнение.
И к этим людям, как запорожцы босым, но пьяным и веселым, коммунисты взывают: выберите нас, мы восстановим производство и вернем вас к станку и за парты. И удивляются, когда те бегут голосовать за Ельцина.
Почему я говорю, что выборы стали важнейшим, окончательным экспериментом? Потому, что носители идеи либерального порядка с треском провалились, один за другим. Отшвырнули Гайдара, вытерли ноги о Горбачева, оставили с носом Явлинского. Кадеты, либералы и меньшевики, как и в революцию, отброшены народной стихией. За кого голосовали? За искреннего капиталиста и мастера своего дела С.Федорова или либерала гарвардского помета Явлинского? Нет, за Ельцина и Лебедя, выступающих в гриме крутых громил. Остались две силы: те, кого с натяжкой принимают пока за большевиков (коммунисты из КПРФ, к которым примкнули и те, кто мечтал быть "белым"), и те, кто взялся охранять хаос. Пока что "новые русские" с этими заодно, но деньги и семьи отправляют за рубеж.
В недавней статье Жанна Касьяненко пишет, как таксист, который ее вез, перед выборами опасался: "Придут коммунисты, опять всех загонят на заводы". И она поражалась: что же в этом плохого? Она - в той части народа, которая продолжает следовать голосу разума. Но политик сегодня бессилен, если он не поймет этого таксиста и не найдет такой путь к новому порядку, чтобы нам снова не "умыться кровью".
Неподалеку от моего участка тоже строит дом и сажает картошку человек, в котором, почти как для учебника, соединились чудесные свойства и слабости русской души. Готов поделиться всем, что у него есть, бежит помочь всем и каждому, за любое свинство готов дать в морду, даже смешно приложить к нему западные мерки рынка и прав человека. Человек удивительно деликатный, хоть и выглядит медведем. Иногда приходил излить душу: родной завод, где проработал двадцать лет, совсем разворовали. У директора завода в приемной ОМОН, по цехам ходит с телохранителями - это когда же такое могли себе представить! А перед вторым туром выборов вышел я в огород понурый, а он меня пожалел и успокаивает: "Ты, Григорьич, не кручинься, не допустят, чтобы коммунисты пришли к власти". И потом зло говорил о "деревенских" - все они голосовали за Зюганова, а теперь запили с горя.
Чем же ему так противны коммунисты? Он не читает газет и не смотрит телевизор - не жертва манипуляции. Равнодушен к историям о ГУЛАГе и не соблазнен приватизацией. Он просто счастлив воле. Его отправили в неопределенный отпуск, а ему мало что и надо, и у него отключилось чувство ответственности за страну в целом. Его мир - картошка, банька, маленькая внучка, с которой он катается по траве, приятели в деревне, с которыми можно душевно распить бутылку. Он не лентяй, встает с солнцем, но вырвался из индустриального "царства точности" и вернулся почти в язычество. Все эти ценности коммунисты обещают отобрать и уверены, что делают для этого человека благо.
Конечно, все мы испытываем тягу к такому бегству от цивилизации, это и есть наш архетип. Мы и совершаем порой такое бегство на время, отдыхаем душой. Но когда это происходит с половиной народа, и он начинает "жечь костры и в церковь гнать табун", то это - катастрофа. И чем она кончится, пока не ясно. И это - вовсе не возврат к досоветской российской цивилизации, это именно пробуждение в нас гунна. А гунн сегодня может сколько-то времени выжить только истребляя все вокруг - пока его не истребят.
Глядя на моего соседа, я думаю, что та невероятная индустриализация, которая легла на плечи русских крестьян, потом война, потом вся эта гонка развития как будто сжали несколько поколений нашего народа слишком тугой пружиной. Начали при Брежневе давать послабку - неумело. А потом что-то стронули, стали ломать - и пружина вырвалась. И масса людей счастлива. Скудеет их потребление, рушится страна, уходят в банды сыновья, а они к этому равнодушы. Главное, сброшены оковы цивилизации, и они гуляют, как махновцы на тачанке. И при этом есть президент, который это одобряет и даже бросает им на прокорм и пропой последние богатства страны. С нашим атаманом не приходится тужить. Как же не голосовать за него?
Где разрешение этого противоречия? Как эту волю совместить с правдой того тракториста, который страдает при виде незасеянных полей и пьет горькую после поражения Зюганова? Это - новая "огромная и страшная проблема". Нет ответа в учебниках, надо думать самим. Вот сейчас - главная работа для коммунистов. Разобраться, без упрощений, хотя бы в среде своих, а не тратить почти весь пыл на критику противников. Им от этого ни жарко, ни холодно.
В современной западной философии, которая остро переживает общий кризис индустриальной цивилизации, есть взятый у поэта XVIII века Гельдерлина принцип: "Там, где зреет смертельная опасность, там растет надежда на спасение". Нормальные человеческие инстинкты - сохранение жизни, продолжение рода - будут разворачивать вырвавшееся, как обезумевший табун, коллективное бессознательное русского народа его созидательной стороной. Надо лишь помогать этому, стремясь, чтобы силы спасения выросли раньше, чем смертельная опасность созреет вполне.
А ведь таких источников опасности у нас три. "Новые русские", эта социальная группа-пиявка, досасывают последнюю кровь хозяйства России. И эта пиявка не отвалится - налажена откачка нашей крови за рубеж. Культурный слой нации, интеллигенция утратила память, чувство реальности и способность к здравому мышлению. И народ тычется за ней, как слепой, а в доме пожар. Так давайте определим места, где "зреет опасность". Там надо лелеять ростки надежды.
("Советская Россия". Июль 1996 г.)
Дата добавления: 2015-11-26; просмотров: 106 | Нарушение авторских прав