Традиционный и современный расизм

Расизм, практиковавшийся вплоть до конца XIX столетия (рецидив которого имел место в Германии между 1933 и 1945 годами), можно назвать традиционным, или классическим. Он отличался наивной прямолинейностью. Он простодушно постулировал первенство “белого” над “небелым” во всех областях — ментальной, эстетической, культурной. Кристиан Майнерс (1747—1840), например, без обиняков обозначает известные ему две расы как “прекрасную”, или белую, и “отвратительную”, или черную.

Густав Лебон (1841—1931) в своих широко известных “Психологических основах эволюции народов” говорит о четырех расах: примитивных (пигмеи, австралийские аборигены), низших (темнокожие), средних (китайцы, монголы, семиты) и высших (индоевропейцы). И, наконец, самый знаменитый теоретик и практик “классического” расизма — Адольф Гитлер. Как все помнят, последний был убежден в том, что на свете живут представители трех рас: основатели культуры (арийцы), носители, или распространители культуры (неарийские народы, например, славяне), и разрушители культуры (прежде всего евреи и цыгане).

Холокост, инспирированный нацизмом, подвел черту в истории и теории расизма. Расизм как идеология и как практика был подвергнут всеобщему остракизму. После 1945 года прослыть расистом означало исключить себя из цивилизованного общества. Единственной страной, открыто проводившей во второй половине XX века расистскую политику, оставалась ЮАР, которая, как известно, в последние десятилетия своего существования подвергалась международному бойкоту. ООН приняла ряд резолюций, направленных на преодоление рецидивов расизма *. В развитых странах приняты антирасистские законы. Наступил век политической корректности. Журналисты и телеведущие строго следят за проявлениями расизма в прессе и массмедиа. Расизм стал табу, нарушить которое нельзя, не поставив на карту репутацию. Словом, расизм, как кажется, загнан в угол, и немногочисленным еще не окончательно вымершим его приверженцам ничего не остается как перевоспитываться. И тем не менее реальное положение дел выглядит совсем не так.

С победой политкорректности расизм не сдал ни дюйма своих позиций. Он лишь поменял форму, превратившись из эксплицитного в имплицитный. Расистов наших дней трудно заподозрить в расизме. На уровне декларируемых тезисов они абсолютно корректны. Но их молчаливые допущения по существу совпадают с допущениями, на которых основывали свои построения классики расизма. Граф Гобино и его единомышленники верили, в частности, в то, что биологические различия суть источник социокультурных различий. Они устанавливали отношение детерминации между “расой” (биологической принадлежностью) и “цивилизацией” (культурной принадлежностью). Они полагали, что мышление и поведение индивидов определено (или, точнее, предопределено) сущностными характеристиками групп, которым эти индивиды принадлежат. Если отбросить отдающий анахронизмом термин “раса”, то перед нами совокупность постулатов, безоговорочно разделяемых сегодня немалой частью современных интеллектуалов, не говоря уже о так называемой массовой аудитории. Главный из этих постулатов — неснимаемость различия. Различия между большими человеческими группами (называемыми или не называемыми расами) носят фундаментальный характер и потому принципиально не могут быть преодолены.

Так что расизм, причем не в метафорическом, но в прямом смысле этого слова, продолжает оставаться полноправным игроком на поле сегодняшних дискуссий.

Расизм может выступать и как культурализация биологии, и как биологизация культуры. Он может вовсе отказываться от биологистской терминологии, не меняя при этом своей сути: служить натурализации социального.

Я не хочу тем самым сказать, что биологических различий между людьми не существует. Дело заключается не в отрицании или утверждении таких различий, а в их интерпретации. В частности, в выведении из антропологических фактов социо-культурных следствий. В логическом скачке от антропологии к истории, из сферы природы в сферу культуры.

Представители так называемой расово-антропологической школы (Гобино, Чемберлен и т.д.) тем и отличались от антропологической науки своего времени, что констатация различий в телесной конституции служила им достаточным основанием для философско-исторических и культур-философских спекуляций. Например, для умозаключений о разных “судьбе” и “предназначении” различных рас, а в конечном итоге — для отрицания единства человеческого рода.

Суть расизма — в интерпретации различий (социальных, культурных, психологических, политико-экономических) в качестве естественных, а также в закреплении связи между Различием и Господством. Различия, сложившиеся в ходе социальной интеракции, обусловленные множеством технологических, исторических, военно-политических, т.е. в конечном итоге случайных — факторов, истолковываются расизмом как нечто само собой разумеющееся, природой или Богом данное, как необходимость. Расизм сначала интерпретирует различия как “естественные”, а затем увязывает их с существующими отношениями господства. Группы, стоящие выше других в социальной иерархии, стоят там по “естественному” праву превосходства.

Расизм в наши дни вербует себе новых и новых сторонников, большинство из которых об этом даже не догадывается. Но это уже не то мировоззрение, которое мы выше обозначали как “классический” расизм. Современный расизм носит рафинированный, или, если угодно, сублимированный характер. Сублимированный расизм решительно отходит от биологизма. Однако, дистанцируясь от “биологизаторства”, присущего “классическому” расизму, современные адепты этой идеологии утверждают, по сути, то же, что и их простодушные предшественники: естественность — и потому неустранимость — различия.

Логика “инфериоризации” (от англ. inferior — неполноценный) окончательно уступает место логике дифференциации. Отсюда и предикат современного расизма, предложенный французским социологом Пьером Тагуевым, — дифференциалистский. Представители другой группы не ниже и не примитивнее нас. Они суть другие, причем радикально другие. Их инакость означает их принципиальную несовместимость с нами, пусть корень этой инакости и не в крови (не в генах, не в биологическом строении), а в “духе”. Или, пользуясь более современной терминологией — в культуре. “Культура” при этом — эвфемизм. Стыдливый, политически корректный заменитель того, что раньше называли природной конституцией.

Классический расизм считал, что ценности западноевропейского (читай — белого) человека полагались всеобщими и, соответственно, обязательными для человечества как такового. Из этой посылки следовало, что всем, кто до этих ценностей не дозрел, последние необходимо привить. Сублимированный расизм отказался от этой идеи. Он заметно помягчел. Не надо никому ничего навязывать, говорят его приверженцы. У всех должно оставаться право на инакость. Пусть все живут там, где родились. Никаких смешений. Никаких размываний границ. Причем размывать границы непозволительно не потому, что от этого пострадает чистота крови, а потому, что пострадает инакость. Культурное своеобразие — то, что делает “нас” и “их” непохожими — понесет ущерб.

Нетрудно заметить, что движение этой весьма рафинированной аргументации направляется тем же мотором, что приводил в движение “классический” расизм. Этот мотор — страх смешения.

Дата добавления: 2015-11-26