Сложнейшие безусловные рефлексы

Инстинкты, как показывает подробный ана­лиз, — те же самые рефлексы, только обыкновенно) несколько более сложные в их составе.

И. П. Павлов-

Инстинкты

Можно ли путем словесного внушения оказать прямое воздействие-на инстинктивную деятельность? Можно ли с помощью слова повлиять на инстинкт сохранения жизни или на половой инстинкт, перестраивая-эти сложные врожденные рефлекторные деятельности организма или. внося в них те или иные изменения?

Мы можем дать положительные ответы также и на эти вопросы. Возможность прямого воздействия слова на инстинктивную деятель­ность мы наблюдали неоднократно.

Бывают случаи, когда жизнь человека подвергается смертельной¹ опасности, что влечет за собой острое перенапряжение корковой и под­корковой динамики, обусловленное совершенно непреодолимым прояв­лением силы основного инстинкта — инстинкта сохранения жиз­ни. В значительном числе случаев это приводит к возникновению-невротического состояния, иногда приобретающего характер зафиксиро­вавшегося на несколько лет навязчивого, остро переживаемого страха смерти (танатефобия).

Приводим ряд примеров, говорящих о том, что возникший таким путем навязчивый страх смерти может быть устранен воздей­ствием словесного внушения, содержание которого будет, конечно, за­висеть от особенностей каждого случая в отдельности. Таким путем по­следствия пережитой психической травмы обычно полностью устраняют­ся, после чего инстинкт сохранения жизни вновь получает свой прежний нормальный характер.

1. Больной О., 42 лет, обратился к нам с жалобами, что он не может самостоятельно ходить по улице (вообще по широким пространствам), так как боится «умереть от паралича сердца». При попытке ходить са­мостоятельно появляются сердечные перебои, учащенное сердцебиение и непреодолимое чувство страха умереть от остановки сердца («Вот сейчас остановится, упал и готов!»). Состояние тревоги и страх смерти от па­ралича сердца упорно держатся в течение 7 лет.

Заболевание возникло в апреле 1919 г., когда белыми был пригово­рен к расстрелу. В результате ужаса перед ожидавшейся смертью появи­лись резкое учащение сердцебиения, перебои и боли в области; сердца.

Приговор был отменен. Однако сердцебиения и перебои продолжались.. В течение месяца лечился в санатории, но без успеха: не может перено­сить одиночества, из-за сердцебиений никуда далеко не ходит. В даль­нейшем ежегодно лечился в санатории и поликлинике с кратковремен­ным успехом. С начала 1925 г. сердцебиения стали затихать, с сентября того же года прекратились. Остался «страх смерти от паралича сердца», из-за чего всегда должен ходить в сопровождении кого-нибудь, так как при попытке идти в одиночку его охватывает непреодолимый ужас, по­является сердцебиение и мысль о немедленной смерти.

После проведенной нами разъяснительной беседы перемены к луч­шему не произошло, так как разговор о состоянии сердца еще больше взволновал больного. На следующий день проведен сеанс психотерапии во внушенной дремоте. Сделано внушение о невредимости сердца и о забвении пережитого в 1919 г. На следующий день больной отметил зна­чительное улучшение: впервые ходил самостоятельно по городским ули­цам, сердцебиений, перебоев и страха не было. На 3-й день повторены те же внушения в глубокой дремоте, утром и вечером. После 5-го сеанса уехал домой уже без сопровождения товарища, которого отпустил, ре­шив обратно ехать самостоятельно. В своем письме больной писал: «На 2-й день по приезде домой в 7 часов вечера пошел в поликлинику само­стоятельно, без провожатого, а поликлиника от меня около 2 км... Стра­ха не испытывал, а раньше мог ходить только с провожатым. Если: бывают сердечные толчки или появляются тревожные мысли, или начи­нает биться сердце, то я мобилизуюсь для борьбы, вспоминая ваши сло­ва». В последующих письмах он сообщал: «Настроение преобладает в об­щем хорошее, веселое, увлекаюсь занятиями в Коммунистическом уни­верситете». Через год посетил нас, сообщив о хорошем состоянии (наблю­дение автора).

Остановимся на небезынтересном во многих отношениях случае припадков эпилептического характера, обусловленных острым перена­пряжением инстинкта сохранения жизни.

2. Больной Б., 25 лет, в марте 1929 г. обратился с жалобами на припадки, начинающиеся с ощущения жара во всем теле, удушья, поте­ри сознания и судорог, с последующим чувством слабости и разбитости. Длительность припадка, по словам больного, 15—20 минут. Заболел в октябре 1925 г. при следующих обстоятельствах: в его дыхательное гор­ло попала пилюля, которую удалось извлечь минут через 20—30, вслед­ствие чего перенес сильный страх смерти. В тот же день с ним произо­шел припадок, наступлению которого предшествовал приступ страха с комплексом ощущений, испытанных им во время несчастного случая. В дальнейшем этот комп­лекс всегда предшествовал припадкам, являясь, таким образом, аурой. Первое время припадки повторялись 1—2 раза в месяц, а в дальнейшем дошли до 5—7 раз в месяц, возникая без вся­кого внешнего повода и всегда с одной и той же аурой — реакцией на пилюлю.

Во время сеанса психотерапии больному была разъяснена причина возникновения его припадков, а затем было сделано соответствующее внушение в дремотном состоянии. Беседа подействовала благотворно, он «воспрянул духом», появилась вера в выздоровление, а при следую­щем посещении заявил, что «так хорошо чувствовал себя только до забо­левания». Сеансы внушения в дремотном состоянии производились сна­чала 2 раза в неделю, а затем реже. С начала лечения и по октябрь-1929 г. припадков не было, больной чувствовал себя вполне хорошо (на­блюдения Ф. Б. Цейкинской).

Переходим к заболеваниям, при которых нормальный инстинкт жизни угнетен или даже полностью утрачен.

Как отмечает И. П. Павлов, «жизнь перестает привязывать к себе, как только исчезает цель». При этом при продолжительном ограничении основных влечений и основных рефлексов «падает даже инстинкт жизни, привязанность к жизни». В результате рефлекс цели «может ослабнуть и даже быть совсем заглушён обратным механизмом», что мы и видим в записках, оставляемых самоубийцами: они «прекращают жизнь, пото­му что она бесцельна»¹.

Путем воздействия словом мы имеем возможность восстановить утраченный инстинкт сохранения жизни и вернуть человеку интерес к ней и к ее целевой направленности. Иллюстрируем это примерами из нашей врачебной практики.

1. Больная Ф., 37 лет, учительница, обратилась к нам с жалобами на угнетенное состояние, раздражительность, постоянные головные бо­ли, частые слезы, тревожный сон с кошмарами, безотчетный страх, боязнь остаться одной, внутреннюю тревогу, отсутствие интереса в жиз­ни. Общество людей ее тяготит, она его избегает, занятия в школе с уче­никами, по ее словам, для нее «составляют пытку». Последние месяцы одолевает тоска, мысль о самоубийстве; совершенно неработоспособна. Заболела год назад после смерти матери, которая скончалась во время одной из ссор этой больной с мужем, отношения с которым были плохи­ми. Считая себя виновницей смерти матери, больная до сих пор не мо­жет с этим примириться, мысли о матери, ради которой она жила и тру­дилась, неотступны. С мужем развелась.

Медикаментозное лечение безрезультатно, успокоения и убеждения больную волнуют еще больше. Напоминание о матери вызывает резко отрицательную мимико-вегетативную реакцию. Успокаивающая и убеж­дающая психотерапия в бодрственном состоянии, естественно, была не­возможна. Мысли о самоубийстве были настолько упорны, что возникло намерение направить ее в психиатрическую больницу. Но предваритель­но была применена психотерапия во внушенной дремоте, во время кото­рой делалось внушение о неосновательности самообвинения, спокойном отношении к случившемуся. Вместе с тем внушались бодрость и стой­кость, хороший сон, интерес к жизни.

После 1-го сеанса такого мотивированного внушения в дремотном состоянии больная хорошо спала всю ночь, а весь следующий день, по ее словам, «чувствовала себя обновленной, о матери ни разу не вспомина­ла, была все время на людях, настроение хорошее», причем «если вчера была апатична и безразлична, то сегодня бодра, энергична, с верой в свои силы!» На следующий день проведен 2-й сеанс, повторены те же внушения. После этого больная уехала. Она писала нам, что чувствует себя «хорошо во всех отношениях: бодра, жизнерадостна, энергична, работоспособна, действительно как бы обновленная». Была под наблюде­нием в течение года, катамнез оставался положительным (наблюдение автора).

Таким образом, явление острого перенапряжения инстинкта жизни, как и угнетение этого инстинкта, может быть устранено, а инстинкт со­хранения жизни может быть восстановлен и приведен в нормальное со­стояние путем словесного воздействия. Тем самым область врожденной, безусловной, инстинктивной деятельности также может перестраиваться под прямым воздействием импульсов, идущих через вторую сигнальную

¹ И. П. П а в л о в. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. Медгиз, 1951, стр. 200.

— 208 —

F

систему. Это вновь подтверждает правильность воззрений школы И. П. Павлова о ведущей, определяющей роли коры мозга во всех дея~ тельностях организма.

Согласно учению И. П. Павлова, для полного и правильного, плодо­творного проявления каждого инстинкта «требуется известное его на­пряжение». Перенапряжение инстинкта или длительное «истязание» его (например, вследствие невозможности его реализации) может обусло­вить возникновение невротического состояния.

Приводим наблюдения по устранению словесным воздействием последствий длительного «истязания» материнского инстинкта.

1. Больная М., 27 лет, страстно желавшая иметь ребенка, внезапно потеряла его через месяц после родов (умер от пневмонии). Впала в глубокое депрессивное состояние с бредовыми явлениями, диссомнией, чувством потери смысла жизни, гипнагогическими галлюцинаторными явлениями (засыпая, тотчас вскакивает, так как явственно слышит крик своего ребенка). Обратилась с жалобой на это состояние, длящееся уже 5 месяцев. Больная находилась в одиночестве, ее муж длительное время был в дальней командировке.

Проведено 4 сеанса внушения во внушенном сне, которыми депрес­сивное состояние и сопутствующие ему явления были устранены. Была под наблюдением в течение 6 месяцев, относительно спокойна, рециди­вов не было, приступила к работе (наблюдение автора).

2. Больная К-, 41 года, обратилась в диспансер с жалобой на со­стояние депрессии и галлюцинации (видит сына, втягиваемого в канали­зацию), длящиеся в течение 8 месяцев, с того дня, когда трагически по­гиб ее 8-летний сын (был втянут потоком воды в канализацию). Тяжелая депрессия, яркая зрительная галлюцинация, повышенная раздражи­тельность, не выносит шума, стуков, тягостна для окружающих, апатич­на. Ежедневно температура 37,2—37,5° (чего раньше не было), бессон­ница, общее истощение. Диагноз: реактивная депрессия с галлюцина­цией и эмоциогенной гипертермией.

Проведена гипносуггестивная терапия. После первого же сеанса внушения во внушенном сне (средней глубины) и получасового гипноза-отдыха началось улучшение. Проведено 8 сеансов с хорошим результа­том. Температура нормализовалась. Больная стала более уравновешен­ной, вспоминает о сыне спокойнее, лучше спит, лучше относится к своему младшему сыну, стала обращать внимание на себя, на окружаю­щих, на кладбище ходит значительно реже (не ежедневно, как прежде) и там проявляет большее спокойствие (наблюдение автора).

Приведем пример эффективного словесного воздействия, проведен­ного в целях устранения возникшего извращения материнского инстинкта.

3. Больная К., 30 лет, замужем, обратилась с жалобами на мучи­тельное навязчивое стремление задушить собственного 8-месячного грудного ребенка, возникшее со дня его рождения и обостряющееся пре­имущественно во время кормления. К своему ребенку испытывает «тупое чувство». Невыносимо мучительное состояние «бесплодной борьбы» со своим навязчивым стремлением заставило обратиться за помощью к врачу.

Этиологического комплекса вскрыть не удалось и психотерапия бы­ла проведена чисто симптоматически. Больная оказалась хорошо гипна-бильной. Во внушениях, проводимых во внушенном сне, разъяснялась несуразность ее влечения и внушалось материнское отношение к ребен­ку. После 3-го сеанса было отмечено ослабление навязчивого влечения и пробуждение внимания, чувства жалости и нежности к ребенку. После

1й Слово как лечебный Лактои

_ 9П9 —

7-го сеанса почувствовала себя совершенно здоровой. Была под наблю­дением один год.

Особый интерес данного случая невроза навязчивости заключается в том, что истинная причина навязчивого влечения была выяснена лишь через 23 года после выздоровления. Обратившись в диспансер по друго­му поводу, она нам о прежней своей жизни рассказала следующее: имея сына от первого мужа, вышла замуж вторично, так как хотела «дать от­ца своему сыну». Второй муж оказался хорошим человеком, оправдал ее надежды, она питала к нему дружеские чувства, дорожила им как чело­веком и ценила как «отца» первого сына. Сексуального влечения к не­му у нее не было, беременности избегала из боязни, что у мужа изме­нится отношение к ее сыну. Забеременев по настоянию мужа, она стала испытывать отвращение к будущему ребенку. После рождения его раз­вилось непреодолимое влечение задушить его. Впоследствии же своего второго сына, в отношении которого проявилась указанная навязчивость, она очень любила (наблюдение автора).

В данном случае в основе развития навязчивости лежал сниженный тонус коры мозга, вызванный угнетенным состоянием (нежелание иметь новую беременность). На этой основе у лица, по-видимому, принадле­жащего к слабому общему типу высшей нервной деятельности, кора мозга находилась в переходном, фазовом состоянии, с преобладанием ультрапарадоксальной фазы (что, по И. П. Павлову, и ведет к ослабле­нию у больных понятия противоположения) '.

Таким образом, извращение материнского инстинкта также может быть устранено путем соответствующего словесного воздействия.

Переходим к вопросу о том, можно ли путем речевого воздей­ствия устранять разнообразные функциональные нарушения высшей нервной деятельности, связанные с половым инстинктом. Эти на­рушения могут развиваться по различным физиологическим механиз­мам: по механизму навязчивости в случае неосуществимой или же обма­нутой любви, с одной стороны, и по механизму кортико-висцеральной патологии, в виде психогенного расстройства функции половой сферы — с другой.

Остановимся на рассмотрении картины патологического реактивно­го состояния, вызванного остро переживаемым сексуальным влечением. Как мы знаем, такая ситуация нередко приводит к тя­желым внутренним конфликтам, иногда кончающимся трагически. Од­нако эти тяжелые личные переживания врачами обычно расцениваются как «естественные» при определенных условиях человеческих отношений, причем врач ограничивается советом «взять себя в руки», «отвлечься» и т. п., а в арсенале медикаментозных средств, какими врач распола­гает, обычно для их устранения нет ничего, кроме бромидов или валерь­яновой настойки. Вследствие этого врач в таких случаях нередко ока­зывается в роли немого свидетеля, бессильного чем-либо помочь, если только он не владеет методами психотерапии.

1. Больная К-, 33 лет, обратилась к нам с жалобами на тяже­лое душевное состояние и со своеобразной просьбой, сначала озадачив­шей нас, а затем живо заинтересовавшей. Весь ужас ее положения за­ключался в следующем.

Любя и уважая своего мужа как человека, имея от него 10-летнюю дочь, любя свою семью, она стремилась к полному семейному счастью и все же его не имела, смутно чувствуя, что ей «чего-то не хватает»: у нее

¹ И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. Меигиз, 1961, стр. 402.

— 210 —

не проснулось сексуальное чувство к мужу. И вот теперь это весьма бур­ное чувство у нее возникло, но оно было обращено не к мужу, а к его двоюродному брату, поселившемуся незадолго до того в их квартире. После долгой и мучительной борьбы она поддалась охватившему ее порыву и поняла, «чего ей не хватало для личного счастья». Несмот­ря на любовь к мужу,- ее стало безудержно тянуть к другому человеку, с которым ее связывало чувство совсем иного порядка. Создался чрез­вычайно тяжелый внутренний конфликт, самостоятельно освободиться от которого она не имела сил. Это привело ее к мысли о самоубийстве. Лишь вопрос о судьбе дочери удерживал ее от этого шага.

К. явилась к нам с совершенно необычной просьбой: «дать для ее личного счастья-то, чего ей не хватало, получить от мужа то, что она имела от другого, забыть последнего, как и все, что связано с ним». Имея некоторый опыт в аналогичных, но менее сложных случаях конф­ликтных отношений, мы не были, однако, уверены в положительном ре­зультате психотерапевтического вмешательства в сферу столь интимных отношений —оказания прямого, направленного влияния на сексуальный инстинкт. Тем не менее мы решились применить психотерапию. Инте­ресующую нас часть этого наблюдения приводим в виде выдержек из дневника, который больная по нашей просьбе систематически вела в те­чение всего этого времени.

«16/Х. Многие тяжелые условия привели мою нервную систему в со­стояние, трудно поддающееся лечению. Почти 2 года я страдаю от физи­ческой и психической двойственности, страдаю не только душой, но и телом, часто целыми днями лежу из-за мучительных головных болей, вся разбитая, бессильная, лишенная сна. Пришлось оставить любимую, вдохновлявшую прежде работу. Лечение у различных врачей не облег­чает, и лишь мысль о самоубийстве меня успокаивает. Когда же мои мысли останавливаются на ребенке, и самоубийство становится невоз­можным, мною овладевает неизъяснимое отчаяние... Что мне делать? Где спасение? Я ^очу покоя, но нет его нигде...

17/XII. Я нашла успокоение. После 1-го сеанса гипноза мне сразу стало лучше... Светлеют мысли... Я значительно спокойнее.

18/ХП. 2-й сеанс дал мне ночной сон и мягкость настроения... О „нем" не думаю...

19/ХП. После 3-го сеанса была у друзей, которых до того не могла видеть, как и всех остальных... Тяжело мне было быть на людях... С ра­достью пошла к ним... здесь был и муж, от которого мне не хотелось отходить...

2/1. Сеансы гипноза возвращают мне сон, дали мне приятные сно­видения взамен кошмарных... Волнующих меня мыслей о „нем" почти нет. Я настаиваю, чтобы „он" оставил меня... чтобы он женился... Спо­койна, когда он уходит из дому с целью вызваать во мне ревность. Сего­дня ночью на его звонок я даже не вздрогнула, я к нему холодна... Я спокойно реагирую на проявление отелловской ревности с его стороны, на безумное его желание возвратить меня к себе, на его до виртуозно­сти доходящие угрозы...

10/IJ. Физическая близость с мужем становится для меня все прият­нее, все нужнее... К насильственным ласкам „того" я безразлична, и они становятся даже неприятными...

I5/II. Сама удивляюсь своей стойкости и спокойствию при наших сложных условиях: общая квартира с ним, физическое его превосходст­во, его темперамент, его назойливость, его страдания, его угрозы

27/П. Я не узнаю себя... Вчера, ожидая к себе мужа, как будто ж та­ла его впервые после долгой томительной разлуки... как будто я никогда

>5* _ 211 -

не испытывала с ним прозы и неудовлетворенности. Я и муж мой счаст­ливы... Получила всего лишь 8 сеансов, и как много они мне дали!

5/1II. Прошлое, хорошее и дурное, как эхо, слышится где-то дале­ко,.. Я живу новой жизнью... Я могу читать, писать, мыслить, заботиться о семье и не думать о смерти.

17/Ш. 11-й сеанс... Да, я выздоровела... То, что казалось в „нем" прекрасным, теперь раздражает... В прошлое не верится. Кажется, что не я сама пережила все, что было, что кто-то мне рассказывал о траги­комической, безумно нелепой любви. ^;

26/Ш. Я зла на „того", кто был причиной наших общих семейных не­счастий. Теперь я живу только мужем и дочерью. Только о них хочется думать и заботиться, только с ними радоваться и горевать. За прошлое готова броситься перед мужем на колени... А,,он" предъявляет мне уль­тиматум: или возвратить ему любовь, или я буду лежать в луже своей крови... Даже это меня не страшит и не трогает.

31/Ш. Только теперь, после 12-го сеанса гипноза, я поняла и осяза­тельно почувствовала, как невысок его интеллект, как мы расходимся идеологически и как не нужна и гибельна была эта связь. О „нем" не хочется больше ни писать, ни говорить...

15/V. Вот уже 1'Д месяца живу без сеансов. Я имела достаточно времени, чтобы проанализировать свои чувства к мужу и к „нему". К мужу у меня глубокое, цельное чувство, какого до лечения гипнозом не было... А к „нему"? „Он" для меня не существует, и я в отношении его даже жестока».

Впоследствии нам стало известно, что К. даже способствовала же­нитьбе объекта своего прежнего страстного влечения.

Мы умышленно привели выдержки из дневника самой больной, что­бы лучше проследить развитие метаморфозы, происшедшей в характере высшей нервной деятельности женщины под влиянием произведенной нами перестройки сильнейших положительных сексуальных условных рефлексов, связанных с определенным лицом, в тормозные, отрицатель­ные, а сексуально-нейтральные для нее раздражители, связанные до того со всем обликом ее мужа, — в положительные.

Все это определило новое отношение со стороны больной к этим двум конкурирующим раздражителям. Каков же физиологический ме­ханизм, лежащий в основе возникшего невротического состояния? Как мы видим, создавшаяся ситуация требовала длительного острого пере­напряжения основных корковых процессов у лица, по-видимому, принад­лежащего к сильному неуравновешенному типу высшей нервной дея­тельности и художественному частному. Это был случай «трудной встречи», выйти из которой оказалось возможным лишь путем пере­стройки отношений и переключения сексуального инстинкта. Эта задача и была выполнена при помощи 12 сеансов комбинированной психоте­рапии (наблюдение автора).

С аналогичными переживаниями мы встречаемся и в следующем наблюдении, когда словесная терапия устранила такую же ненормаль­ность развития полового влечения, имевшую место у мужчины.

2. Больной О., 32 лет, обратился в диспансер с жалобами на тяже­лое нервно-психическое состояние, связанное с сильным половым вле­чением, испытываемым им к жене его брата, не шедшей навстречу его вожделению. Много раз в порыве озлобления пытался убить ее. В то же время к своей собственной жене не проявлял никакого интереса. Жизнь в семье стала невыносимой.

После 6 сеансов мотивированного словесного внушения, произве­денного в состоянии внушенного сна, влечение к жене брата и чувство

— 212 •■-

злобы к ней совершенно исчезли. Наряду с этим появилось длительно отсутствовавшее нормальное влечение к своей жене. Катамнез поло­жительный, без каких-либо рецидивов, прослеженный в течение 2 лет (наблюдение 3. А. Копиль-Левиной).

Переходим к рассмотрению природы и патогенетических факторов развития невротического заболевания, обусловленного неосуществи­мостью возникшего неодолимого любовного влечения. По этому вопросу И. П. Павлов говорил, что «...длинный ряд жизнен­ных ударов, как потеря дорогих лиц, обманутая любовь и другие обма­ны жизни», связанные с «истязанием чувства собственного достоинст­ва», «вызывают у слабого человека сильнейшие реакции с разными ненормальными, так называемыми соматическими, симптомами» '.

По словам И. М. Сеченова, такая непреодолимая страсть «ведет роковым, образом ко всяким так называемым самопожертвованиям, т. е. может в человеке идти наперекор всем естественным инстинктам, даже голосу самосохранения», причем «...этого рода явления в сущности суть рефлексы, только осложненные примесью страстных элементов» (разрядка наша.— К- П.).

В случае неосуществимости влечения, нередко приобретающего характер неодолимой навязчивости, развивается заболевание в форме невроза (К- И. Платонов, 1925, 1926). В его основе лежит механизм концентрированного раздражения определенного пункта или района больших полушарий, вызванного эротической эмоцией, имеющей в сво­ей первооснове мощный стимул со стороны сексуальной сферы.

Мы имеем в виду напряженное чувство, неотступное эротическое влечение, которое или отвергается, или же по каким-либо иным причи­нам не может быть реализовано.

Такая преобладающая и неодолимая эмоция, остающаяся неудов­летворенной, может привести к острому перенапряжению нервных процессов коры мозга и ближайшей подкорки и вызвать срыв высшей нервной деятельности, проявляющийся в форме острой реактивной депрессии, иногда приводящей к катастрофической развязке.

Следует подчеркнуть, что при такого рода «эрогенном» невроти­ческом состоянии больной нередко остается без всякой лечебной помо­щи, ибо не только сам врач не находит нужным опросить больного в этом направлении, но и больной считает это свое состояние «стоящим вне возможностей врачебного воздействия». Часто бывает и так, что больной в силу понятной застенчивости не решается быть откровенным с врачом в области столь интимных переживаний, к тому же связан­ных с огромной эмоциональной напряженностью, сила и значение кото­рой легко могут недооцениваться врачом.

Такие переживания нередко служат источником тяжелого срыва высшей нервной деятельности, подчас доводящего до суицидальной развязки. Можно полагать, что в этих случаях речь идет о прочно зафиксировавшейся сложной динамической структуре, крайне тяжело отражающейся на всем характере высшей нервной деятельности. Это проявляется чувством тоски, внутреннего разлада, апатии, острой ревности, сопровождаясь различными, чрезвычайно мучительно пере­живаемыми компонентами со стороны вегетативной нервной системы, и может вести к угнетению деятельности наиболее важных отделов коры мозга, представляющих, как говорит И. П. Павлов, «коренные интересы всего организма, его целости, его существования».

¹ И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. Медгиз, 1951, стр. 378.

При наличии такого остро и напряженно развившегося невротичес­кого депрессивного состояния, вызванного столь деликатным и интим­ным по своему характеру переживанием, ни фармакотерапия, ни гид­ротерапия, естественно, не дают эффекта. В то же время психотерапия, проведенная в бодрственном или в дремотном состоянии, или во вну­шенном сне, в большинстве случаев в весьма короткий срок дает поло­жительный и радикальный эффект.

Последнее обстоятельство явно противоречит утверждению извест­ного швейцарского психиатра и гипнолога Фореля (1910), говорящего о том, что «напрасно было бы внушать влюбленной девушке ненависть и антипатию к ее возлюбленному, так как чувство половой любви гораздо могущественнее, чем влияние постороннего внушения». Фо­рель, видимо, не имел в виду того, что в этих случаях успех лечения обеспечивается желанием самого па­циента избавиться от своего чувства.

Яркой иллюстрацией эффективности психотерапии могут служить наши наблюдения, касающиеся 52 лиц (12 мужчин и 40 женщин), страдавших «эрогенным» невротическим состоянием, причем у 30 чело­век успех лечения был исключительным: патологическое состояние не только полностью ликвидировалось, но было устранено или резко ос­лаблено и самое чувство. У 12 лиц успех был частичный (облегчение) и лишь у 10 эффекта не было. Причина заключалась в том, что у троих из них не было желания лечиться, семеро остальных не поддавались гипнозу, психотерапия же, проводимая в бодрственном состоянии, успе­ха у них не имела.

Наиболее частыми причинами эрогенного депрессивного состояния у наших больных были: неудачная первая любовь, оставшаяся без взаимности, или же осложненная теми или иными препятствиями к браку, уход любимого человека (мужа, жены); моральная неполноцен­ность объекта влечения, сознание неприемлемости чувства из-за боль­шой возрастной разницы, душевной болезни и т. п., второе замужество при наличии сохраняющегося чувства любви к первому мужу и выра­женном стремлении избавиться от этого чувства, разрыв, происшед­ший в силу несходства характеров, но при наличии у обоих прежнего чувства, и пр.

Недоучет врачом этих этиологических факторов неизбежно ведет его по ложному пути. Так, один наш 45-летний больной, страдая эро­генным невротическим состоянием, безрезультатно лечился в поли­клинике в течение 6 месяцев как страдающий артериосклерозом. После выяснения истинной причины заболевания и комбинированной психо­терапии больной выздоровел. Эффект такой терапии обычно стоек и радикален.

Приводим относящиеся сюда наблюдения.

1. Больная М., 28 лет, за полгода до обращения в диспансер вне­запно была покинута мужем, к которому продолжает питать сильное чувство. Находится в угнетенном состоянии, страдает психогенными зрительными и слуховыми галлюцинаторными явлениями (образ и голос мужа), продолжающимися в течение 6 месяцев. Совершенно избавлена от этого состояния 5 сеансами психотерапии, в которых внушалось безразличие к мужу и полное выздоровление. Положитель­ный катамнез 22 года (наблюдение А. Е. Бреслава).

2. Больная Н., 21 года, обратилась с жалобами на угнетенно? состояние, тоскливость, чрезмерную раздражительность, отсутствие интереса к жизни, мысли о самоубийстве, плохой сон, бессонные ночи, полное отсутствие аппетита, резкое похудание. Больна несколько меся-

— 214 —

цев. Причина—чувство влюбленности в человека, чрезвычайно амо­рального и стоящего во всех отношениях ниже нее, что вызывает «му­чительные переживания». Самостоятельная борьба с чувством и помощь в этом направлении окружающих безрезультатны; просит избавить ее от этого чувства.

Разъяснительная психотерапия положительного эффекта не дала. В течение 5 сеансов мотивированного словесного внушения во внушен­ном сне чувство влюбленности постепенно исчезло, причем восстанови­лись сон, аппетит и прежнее хорошее настроение, а через 2 недели пос­ле начала лечения больная почувствовала себя «полностью освободив­шейся от своего кошмара». Положительный катамнез 2 года: здорова, бодра, жизнерадостна, успешно окончила художественное училище, об «объекте тяжелой любви» никогда не вспоминает. Таким образом, с помощью психотерапии была устранена основная причина этого сложного реактивного страдания. Впоследствии полюбила другого че­ловека и вышла за него замуж (наблюдение автора).

3. Больной X., 32 лет, обратился с жалобами на бессонницу, утрату интереса к жизни, резко упавшую трудоспособность, потерю аппетита, исхудание. Связывает это состояние с «охватившим его чувством страстной любви» к одной из сотрудниц по службе. Бесплодная борьба с этим чувством, по его словам, «терзает» его в течение последнего месяца, причем его «страдания чрезвычайно мучительны».

Пришел с просьбой «помочь избавиться от этого чувства и вновь стать трудоспособным». Приводим его слова: «Она с первой встречи завоевала меня, — говорил он с волнением. — Первое время относилась ко мне доброжелательно, будто оказывая мне внимание и предпочте­ние, и я был в плену чувства к ней...

Ни минуты не мог быть без нее... Я жил и живу для нее. И дрожу, когда ее вижу... Вскоре я заметил, что она начала встречаться с други­ми... появилась ревность... начал терять самообладание... это плохо отражалось на моей работе... Причем, когда я видел ее с другими оживленной, у меня начиналось сердцебиение, краснело и горело лицо, кружилась голова, так что сослуживцы часто принимали меня за пьяно­го... Все связанное с ней приводило меня в трепетное состояние. Но она надо мной издевалась, кокетничая с другими. Узнав о ее новом романе, я совсем потерял голову. Сослуживцы уговаривали меня перестать думать о ней. Наконец, я решился на это, но забыть ее не мог: я не представлял себе жизни без нее, хотя и сознавал, что по умственному развитию она мне не пара и к тому же некрасива, но... меня тянуло к ней, и я был бессилен уйти от нее...»

Мы провели психотерапию в дремотном состоянии. Во время 1-го сеанса, когда больной лежал с закрытыми глазами и слушал слова внушения, он, по его словам, «страдал, когда говорили, что он ее забу­дет». Но придя через неделю на 2-й сеанс, сообщил, что чувствует зна­чительное улучшение. Несмотря на ежедневные встречи с ней после службы, влечение к ней стало значительно слабее, общее самочувствие, аппетит и сон улучшились, чувства ревности не испытывает, несмотря на имеющиеся к этому основания. Придя на 3-й сеанс, сказал: «Хотя я думаю о ней довольно часто и влечение к ней все еще имеется, но оно носит уже совсем иной характер». Если до начала психотерапии у него была неотступная, мучительная мысль о «ней» и всякое воспоминание вызывало «душевную и сердечную боль», то теперь этого нет. «Сейчас у меня больше силы воли», — заявляет больной. При этом его чувство также сделалось иным: «Она мне нравится уже как-то спокойно. Сейчас я уже учитываю, что она не устроит мою жизнь, а испортит ее!» Придя

— 215 —

на 4-й сеанс, больной заявил: «Чувствую полное хладнокровие по отно­шению к ней, не хочется даже и думать, что она мне так нравилась. Я переродился, чувствую, что стал другим». Во время этого сеанса впер­вые была достигнута глубокая дремота. В последующие дни отметил. что после этого сеанса по ночам стал спать глубоким, крепким сном и что относится к «ней» совершенно спокойно. На ее приглашение зайти ответил отказом: «Мыслей о ней нет, настроение прекрасное». Наконец, после следующего сеанса заявил нам: «Чувства к ней нет и следа. Часто сижу и думаю: как может человек переродиться! Будто никогда ее не любил! И как-то странно подумать: как смог я избавиться от своего кошмарного состояния?»

После последнего, 8-го сеанса сообщил, что чувствует себя «окон­чательно избавившимся от своей мучительной болезни», причем вос­становился нормальный сон, интерес к жизни, работоспособность и окрепла воля: «Я теперь тот же, каким был до болезни, влечения к ней уже нет, о ней и не думаю!»

Через 4 месяца демонстрировался на конференции врачей-психо­терапевтов, продолжает хорошо себя чувствовать. Несмотря на частые встречи в служебной обстановке с бывшим объектом своей любви, он к «ней» совершенно равнодушен (наблюдение автора).

Нужно сказать, что в литературе почти нет указаний на наблюде­ния подобного рода. Только Молль (1909) в своей известной моногра­фии вскользь упоминает «о вероятной возможности суггестивного воздействия на чувство влюбленности». Приведенные нами примеры гб-ворят о том, что путем направленного словесного внушения можно ока­зывать воздействие на весьма глубокие и чрезвычайно напряженные процессы, происходящие в корково-подкорковой динамике, в частности в сфере сложных эмоционально-сексуальных переживаний человека.

Следует отметить, что тяжелое перенапряжение в сфере чувств при определенном стечении обстоятельств может создаваться и у людей с сильной уравновешенной нервной системой и приводить к отдельным истерическим реакциям. Однако и в таких случаях возможно полное восстановление высшей нервной деятельности.

Перейдем к рассмотрению второй группы сексуальных нарушений, развивающихся в форме функциональных расстройств по­ловой сферы.

Нужно сказать, что этот вопрос долгое время был наименее разра­ботанным. В затруднительном положении в отношении диагностики и терапии находились как урологи и гинекологи, так и психоневрологи. Не разбирались в них и венерологи, к которым ошибочно часть этих больных обычно попадала. Не понимая ни этиологии заболевания, ни лежащих в его основе физиологических механизмов, они были лишены возможности добиться надлежащего терапевтического эффекта и лишь травмировали больных, так как еще больше фиксировали их внимание на нарушенной функции их полового аппарата, который, как правило, был в полном порядке, ибо патология лежала не в нем самом, а в нарушении корковой динамики. Отсюда ясно, что всякого родя мест­ные средства (прижигания, бужирования, массаж предстательной железы, гормональная терапия) помочь не могли, ведя, наоборот, к еще большей фиксации возникшей в коре мозга патологической динамической структуры.

Только в самые последние годы стало, наконец, общепризнанным, что больными этой категории должны заниматься психотерапевты.

Нужно сказать, что В. М. Бехтерев, опираясь на данные своих наб­людений, еще в 1922 г. говорил о том, что «темные вопросы сексуальной

— 91 в —

патологии будут для нас значительно яснее... с применением к ним реф­лексологического метода исследования или метода развития сочетатель­ных рефлексов». В. М. Бехтерев пришел к заключению, что такие поло­вые расстройства, как преждевременная эякуляция, импотенция, так и всякого рода сексуальные извращения (фетишизм, мазохизм, садизм, гомосексуализм, инфантомания и др.), развиваются по механизму соче­тательных (условных) рефлексов. Он считал эти расстройства психо­генными и потому подлежащими психотерапии, которую следует приме­нять как в бодрственном состоянии, так и во внушенном сне. В. М. Бех­терев указывал, что необходимо предварительно выяснить все относящееся к причине возникновения заболевания, а также те внешние условия, какие, по мнению самого больного, могли быть поставлены в связь с началом заболевания.

Наши наблюдения подтверждают высказанное В. М. Бехтеревым, ибо чаще всего, действительно, приходится иметь дело с внешними раз­дражителями, как положительными (возбуждающими сексуальное чув­ство), так и отрицательными (тормозящими, подавляющими влечение и приводящими к импотенции). Импульсы могут идти со стороны первой сигнальной системы (разнообразные первосигнальные раздражители, исходящие от лица противоположного пола), второй сигнальной системы (соответствующие слова, мысли, представления), причем в каждом от­дельном случае может преобладать то одна, то другая сигнальная система. Не стремясь к широкому освещению сложной проблемы сексу­альной функциональной патологии и условий ее развития ограничимся приведением некоторых типичных примеров, частично иллюстрирующих сказанное.

Так, правильность мнения В. М. Бехтерева о возможности развития сексуального извращения в форме влечения к лицу того же пола под влиянием средовых воздействий, по-видимому, достаточно хорошо под­тверждает следующее наблюдение.

1. В диспансер Центрального украинского психоневрологического института в феврале 1929 г. обратилась 23-летняя девушка В., рабо­тающая кассиршей, с жалобами на сильную любовь и не менее сильное чувство ревности, испытываемое ею по отношению к другой девушке. Это доставляет ей тяжелые переживания, совершенно нарушившие ее ду­шевное равновесие и работоспособность. Положение особенно осложни­лось год назад, когда девушка, к которой она была привязана в течение 3 лет, «изменила» ей и тем заставила ее мучиться и страдать.

Приводим дословно составленное ею по нашей просьбе описание ее тяжелого душевного состояния: «С тех пор как Женя (так зовут эту девушку) меня бросила, я потеряла голову. Пропал сон, аппетит, по но­чам плачу. На работе в кассе делаю просчеты. Вот уже год я ни секунды не имею покоя. Женю я преследую, хожу за ней по пятам, ревную ее к новой подруге, к которой она ушла от меня. Часами простаиваю, часто под дождем, у витрины кафе, где Женя работает, поджидая, когда она выйдет со своей новой подругой. Иду следом за ними и успокаиваюсь только тогда, когда они расстаются и Женя одна идет к себе домой. Но­чами просиживаю под лестницей в подъезде, где находится ее квартира, поджидая, когда она утром выйдет. Когда Жени дома не оказывается, я начинаю ходить по ее знакомым, разыскивая ее, не находя себе места. Если на работе немного забываюсь, то после работы бесцельно блуждаю по городу, пока не выбьюсь из сил. Хочу ее разлюбить, но не могу. Ви­деться с Женей мне тяжело, но не видеться еще хуже».

В таком состоянии В. обратилась за врачебной помощью в поликли­нику. Ей прописали бром и посоветовали взять себя в руки. Решив, что

это не поможет, В. обратилась в психотерапевтическое отделение диспан­сера Украинского психоневрологического института.

О том, каким образом и при каких обстоятельствах возникла у неё эта ее влюбленность и привязанность к Жене, В. рассказала в прове­денной нами анамнестической беседе. С раннего детства В. жила в тяже­лых семейных условиях и часто бывала свидетельницей больших ссор между родителями. Сама она была, по ее словам, доброй, мягкой, уступ­чивой и отзывчивой девочкой, не по летам впечатлительной. В школе была в числе первых учеников. Ее семья терпела нужду, так как отец, будучи алкоголиком, пропивал заработок. В. тяжело переживала все семейные осложнения. В школе имела подруг, не чуждалась и общества мальчиков. Когда В. было 12 лет, одна из ее подруг стала играть с нею «в мужа и жену», подражая своим родителям в их интимных отношениях. Результатом этого явилась взаимная мастурбация, ставшая привычной. Ее подруга была красива, и В. к ней привязалась.

В 15-летнем возрасте В. поступила на работу в качестве домашней работницы. Здесь к ней стали приставать мужчины «со скверными наме­рениями», и В. стала их бояться и избегать («они стали мне противны»). На работе терпела от них оскорбления и унижения. В возрасте 18 лет вступила в половую связь с мужчиной, но это ее мало удовлетворяло. В. полюбила этого человека «первой чистой любовью», а он мучил ее и издевался над ней, а вскоре женился на другой.

Держась вдали от мужчин и к тому же считая себя уродливой, В., продолжая бороться со своим чувством к покинувшему ее человеку, стала принимать участие в общественной работе (работала к этому вре­мени в столовой). Тяготясь своим одиночеством, сошлась с одним рабо­чим, обещавшим жениться на ней. Однако он оказался женатым, и она от него ушла. Поступила на работу в ресторан. Здесь и работала кас­сиршей Женя, которая была красивой и, по словам В., относилась к ней тепло и сердечно.

Но Женя занималась гомосексуализмом и склонила В. вступить с ней в извращенные половые отношения. Вначале В., по ее словам, питала к этому отвращение, оказывала сопротивление ласкам Жени, но затем «из чувства жалости к новой подруге», из «пассивной» сама сделалась «активной». Женя покупала ей подарки, они привязались друг к другу и были неразлучны. «Ведь у меня не было близкого друга,— говорила В., описывая свое тяжелое душевное состояние. Я была одна, а Женя дала мне возможность немного забыть о своем уродстве и говорила мне, что я хороший человек. Я ей во всем верила и меня тянуло к ней. У меня к ней было не только половое чувство, но и дружба. Мы с ней носили оди­наковые платья, туфли и шарфы, во всем друг друга подражая. Я сильно полюбила Женю. Когда она была больна, я заменяла ее на работе и го­това была ради нее почти на все... Даже на молодежное собрание я не ходила, если Женя говорила: „Не ходи!", и все терпела за нее. Если туфли ей жали, я давала Жене свои туфли, а сама надевала ее туфли, хотя они были мне совсем малы. Ногам больно, но я молчу, лишь бы ей было хорошо: ею только и жила».

Однако в дальнейшем В. стала сильно худеть, сделалась «раздра­жительной, плаксивой и злей». А когда Женя ей изменила, найдя себе другую подругу, у В. возникло тяжелое угнетенное состояние, полная ут­рата психического равновесия, неправильности в поведении, упала рабо­тоспособность. Вместе с тем В. стала сознавать ненужность и вред для ее здоровья их извращенной половой связи, как и самого чувства любви и ревности, какое она питала к Жене. С намерением избавиться от всего этого она обратилась в поликлинику.

— 218 —

Неврологический и органический статус: астения, бледность кожных покровов и слизистых, повышенность сухожильных рефлексов, тремор век, языка и вытянутых вперед рук. Строение тела по женскому типу, таз женский, вторичные половые признаки выражены хорошо.

В данном случае имелось возникшее по условнорефлекторному ме­ханизму половое влечение к лицу того же пола с чрезмерной привязан­ностью к своему объекту и ревностью. Это привело к развитию тяжелого истерического психотического реактивного состояния, особенно усилив­шегося после измены объекта ее любовной страсти. Здесь сыграли роль гомосексуальные переживания в отроческом возрасте, отвращение к муж­чинам, испытанное ею в результате ряда неудачных для нее половых связей с ними, грубость с их стороны, сознание своей уродливости, оди­ночества в жизни, ласковость со стороны склонившей больную к половому извращению девушки.

Таким образом, в данном случае развитию извращенного гомосек­суального влечения способствовала благоприятствовавшая этому средо-вая ситуация при нестойкости положительных социальных устоев, норма­лизующих поведение девушки, в основном имевшей нормальную, гете­росексуальную настроенность.

После ряда анамнестических бесед проведена психотерапия. Была разъяснена сущность заболевания и его причина, противоестествен­ность влечения к лицу того же пола и связь тяжелого душевного со­стояния с этой сексуальной ненормальностью. Ей было предложено по­пытаться создать условия для нормального влечения к лицу другого пола. Больная оказалась хорошо гипнабильной. Были проведены как мотивированные, так и императивные утвердительные внушения во вну­шенном сне, направленные на устранение влечения к лицу женского по­ла, прекращение какого-либо чувства к Жене и забвение ее. Вместе с тем прививалась нормальная сексуальная направленность к лицам про­тивоположного пола. Сеансы речевой терапии заканчивались одноча­совым гипнозом-отдыхом. На протяжении 2 месяцев было проведено 12 таких сеансов, причем 8 из них через каждые 2 дня. После 1-го же сеанса было отмечено заметное улучшение: в тот же вечер спокойно прошла мимо той витрины, у которой до того простаивала часами, встре­чи с Женей не искала. После 2 последних сеансов ее к Жене уже не тянуло.

Через 4 месяца В. сообщила о своем хорошем самочувствии во всех отношениях. Однако Женя снова пыталась привлечь ее к себе ласками и требованиями связи, посещая В. без ее разрешения. Слезы Жени и ее настойчивые домогательства чуть было не поколебали устойчивость В., но она нашла в себе силы противостоять им, после чего снова обрати­лась в диспансер за поддержкой. На протяжении 2 недель было прове­дено еще 4 сеанса, что окончательно поставило ее на ноги, она в течение 5 лет продолжала считать себя здоровой. Влечение к женщине смени­лось влечением к мужчине. Через 2 года по выздоровлении она вышла замуж по любви, родила ребенка, занимала ответственную должность заведующей столовой, была уравновешена, спокойна в работе. В 1934 г. демонстрирована нами на конференции врачей Украинского психоневро­логического института (наблюдение автора).

Таким образом, путем ряда сеансов гипносуггестивной психотера­пии удалось устранить извращенное влечение к лицу другого пола, вос­становить нарушенное этим состояние здоровья и работоспособность и помочь развитию нормальной сексуальной направленности.

Приводим примеры успешного применения психотерапии при дру­гих случаях сексуальной функциональной патологии.

14*

__ 9/0 _

2. Больной А., 29 лет, со здоровой наследственностью, обратился с жалобами на невозможность совершать половой акт вследствие быстрой эякуляции, которая наступала уже при, одном прикосновении. Его первая попытка иметь coitus в 20-летнем возрасте закончилась неудачей и с тех пор в течение 9 лет все попытки в этом направлении были неудачными, несмотря на наличие эрекции. Вследствие этого укрепилась мысль о по­ловой неспособности, развилось тяжелое угнетенное состояние, отказал­ся от мысли о женитьбе.

Проведено 4 сеанса психотерапии в дремотном свстоянии: вселя-•лась уверенность в возможность нормального акта и спокойное к нему отношение. Эффект получился положительный. А. женился, началась нор-ч мальная половая жизнь (наблюдение автора).

3. Больной 30 лет обратился с жалобами на полную импотенцию, от которой лечился электризацией, нарзанными ваннами и пр. Женат 2 го­да, жена остается девственной. Беспрерывные неудачи в течение 2 лет привели к тяжелому психическому состоянию и грозили разрушить се­мейные отношения, которые во всем остальном не оставляли желать луч­шего. Физиотерапия безрезультатна. Заболевание вызвано волнением во время первого сближения с женой, связанным с мыслью о возможной неудаче. Неудачная попытка к половому акту зафиксировала навязчи­вую мысль о половой несостоятельности. В дальнейшем каждая попытка совершить акт приводила к неизбежной неудаче. Обратился к нам за несколько дней до окончания безрезультатного курортного лечения в Кисловодске.

Проведено 6 сеансов словесного внушения в дремотном состоянии, причем внушение производилось с мотивированной ссылкой на физиче­ское здоровье, необоснованность страха и волнений, полную уверенность в возможности совершения акта и т. д. Эффект получился положитель­ный, семейная жизнь наладилась (наблюдение автора).

4. Больной 30 лет, месяц назад женился, жене 18 лет. Обратился с жалобой на то, что к началу полового акта у него возникает непреодоли­мый страх перед возможной неудачей, и эрекция тотчас же спадает. От­сутствие уверенности в успехе «по-видимому, обусловлено большой раз­ницей в возрасте». Первая неудача усилила тревогу и обусловила неуда­чи в дальнейшем.

Проведено 2 сеанса словесного внушения по Бехтереву (в бодрствен-ном состоянии с закрытыми глазами). Через неделю было получено от­крытое письмо: «Я прекратил лечение, потому что у меня уже все в пол­ном порядке. Очевидно, ваше внушение даже в бодрственном состоянии достаточно сильно повлияло на меня» (наблюдение автора).

5. Больной 24 лет обратился с жалобами на импотенцию. В возра­сте 13 лет, упав с лошади, получил ушиб тестикул, пролежал несколько дней в постели. По словам больного, его бабушка плакала и все время говорила о том, что «буду неспособен к половой жизни». В 18-летнем возрасте половой акт со случайной женщиной был внезапно прерван сильным стуком, раздавшимся в соседней комнате. Вследствие испуга эрекция прекратилась и в дальнейшем не могла быть вызвана. Зароди­лась мысль о половой неполноценности («всплыли в памяти слова бабуш­ки»). Следующая попытка к акту сопровождалась тревогой, акта совер­шить не смог. Возникла мысль: «Значит, бабушка права, я неспособен!» С тех пор в течение 6 лет эрекция отсутствовала при сохранении либидо. Лечился у специалистов. Массаж предстательной железы, бужировка, электризация улучшения не дали.

Проведено 3 сеанса разъяснительной, успокаивающей и обнадежи­вающей психотерапии в бодрственном состоянии. Через неделю сооб-

— 220 —

щил, что нормальная половая функция восстановилась (наблюдение автора).

6. Больной 29 лет жаловался на полную импотенцию с 24-летнего возраста. Мастурбация с 8 до 18 лет, особенно сильная с 12 лет. В 19 лет женился, половая жизнь нормальна. Жена, узнав о его мастурбации в прошлом, заявила ему, что он «скоро станет импотентом!» Сказанное произвело сильное впечатление, ночью ему снилось, будто жена ушла от него. Несколько дней был под этим впечатлением. Вскоре наступило ослабление эрекции, а затем она прекратилась. С тех пор отмечается полная импотенция и угнетенное состояние.

Четыре разъяснительные и успокаивающие беседы, проведенные в бодрственном состоянии, не имели успеха. При 5-м посещении была вы­звана глубокая дремота. После еще 4 сеансов психотерапии во внушен­ном сне нормальная половая функция восстановилась (наблюдение автора).

7. Больной 18 лет избегает качания на качелях, так как этот процесс вызывает у него сильное половое возбуждение, иногда до оргазма и эякуляции. Кроме того, уже один вид качающихся на качелях вызывает у него сексуальное возбуждение. Впервые испытал эти ощущения в 10-летнем возрасте, качаясь на качелях. Первое время он не лишал себя этого удовольствия, но, узнав, что это вредно, стал его избегать.

В течение последующих 2 лет эта условнорефлекторная половая реакция, обусловливаемая одним видом качающихся на качелях, вновь стала возникать. Двумя сеансами словесного внушения в дремотном со­стоянии она была устранена (наблюдение автора).

По этому поводу В. М. Бехтерев говорил, что вообще всякое разд­ражение, вступив в более или менее прочную связь с половым возбуж­дением, «в конце концов, становится привычным возбудителем для по­ловой функции».

Эмоции

Как известно, эмоциональные реакции у животных и человека впер­вые подробно описаны Дарвином (1908). В связи с физиологическими исследованиями природы эмоций возникли известные теории Джемса — Ланге, а также Кеннона (1927). Следует отметить также работы Моссо (1887), Люмьера (Lumiere, 1928) и Жальтрена (Jaltrain, 1933). Однако ими не была достаточно полно и глубоко освещена проблема эмоций.

Большая заслуга в этом отношении принадлежит В. М. Бехтереву (1929). Рассматривая эмоции как сложные «мимико-соматические рефлек­сы», вырабатывающиеся на основе врожденных инстинктивных реакций, В. М. Бехтерев исходил из прямого участия в их формировании корко­вой динамики. Он показал, что эти реакции могут быть воспроизведены условнорефлекторным путем. При возникновении эмоций раздражитель­ный процесс, распространяясь с коры мозга в подкорку, идет в подбугор-кую область (область III мозгового желудочка), в которой заложены Еысшие подкорковые центры вегетативной нервной системы, и далее на внутренние органы, эндокринные железы и скелетную мускулатуру. Его вывод о том, что развитие эмоциональных («мимико-соматических») реакций первично происходит именно по этому пути, был обоснован ис­следованиями его сотрудников М. М. Жуковского (1898), Л. М. Пуссепа (1902), М. П. Никитина (1905), Чалого (1914) и Шнеерсона (1917) -¹. Используя метод условных рефлексов и экстирпаций, они показали свя­зи различных участков коры больших полушарий головного мозга жи-

Цит. по В. М. Бехтереву (1929).

вотных с внутренними органами. Позднее В. П. Осипов (1917) также пришел к выводу, что многие эмоциональные и аффективные реакции развиваются по типу условных рефлексов, т. е. через кору головного мозга.

Глубокое физиологическое обоснование условнорефлекторного ме­ханизма эмоций дала школа И. П. Павлова. Благодаря методу условных рефлексов были открыты интероцептивные связи всех внутренних орга­нов с корой мозга и установлено, что все они посылают сигналы в кору больших полушарий. Так, если сильное раздражение вызывает возбужде­ние в коре мозга, то оно через подкорковые вегетативные центры распро­страняется на соответствующие внутренние органы и эндокринные же­лезы. Последние в свою очередь немедленно посылают в кору мозга свои сигналы, порождающие в ней сложные комплексы ответных реакций. Такого рода сигнализация и составляет физиологический субстрат эмоции.

Необходимо подчеркнуть, что всякая эмоциональная реакция может проявляться как по механизму безусловного, так и условного рефлекса и не только экстероцептивного, но, как говорит К. М. Быков (1947а), «непременно и интероцептивного». Таким образом, эмоция является та­кой «сложной реакцией организма, в основе которой лежат комплексные безусловные и условные связи экстеро- и интероцептивного происхож­дения». Различные по своему характеру эмоциональные состояния (гнев, боль, страх, печаль, отвращение и т. д.) так сложны, что для их про­явления требуется участие не только одной какой-либо области нервных центров, но всей нервной системы. Поэтому эмоциональные реакции, имея в своей основе совместную деятельность коры мозга и подкорки, могут проявляться во всех отделах единой ани-мально-эндокринно-вегетативной системы человеческого организма.

Подробнее о характере взаимодействия коры и подкорки см. приме­чание 3 (стр. 470).

Именно потому, что эмоции являются реакцией целостного организ­ма, они получают выражение как в виде определенного субъективно пе­реживаемого состояния, так и в форме секреторных и сосуд о-двигательных реакций и мышечных движений. Мими­ческие и пантомимические реакции, обусловленные деятельностью ске­летной мускулатуры (так называемые выразительные движения), пред­ставляют своеобразные внешние проявления «движения чувств» или «языка чувств», столь свойственные эмоциям человека.

О субъективном компоненте эмоции мы можем судить по характеру указанных выше внешних проявлений, но главным образом путем сло­весного отчета о пережитом. Субъективное выражается, как известно, в форме разного рода «чувств»: приятного и неприятного, легкости и труд­ности, радости и печали, торжества и отчаяния, любви и ненависти и т. д., возникновение которых, по И. П. Павлову, связано с возникнове­нием эмоций и их задерживанием, со всеми вариациями либо легкого, либо затруднительного протекания нервных процессов в больших полу­шариях. И. П. Павлов отмечает далее, что в картине эмоциональной реакции физиологические процессы и их психические проявления обычно представляют собой единый комплекс. «Кто отделил бы,—говорит он,— в безусловных сложнейших рефлексах (инстинктах) физиологиче­ское, соматическое от психического, т. е. от переживаний могучих эмоций голода, полового влечения, гнева и т. д.» ¹.

¹ И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. Медгиз, 1951, стр. 457.

— 222

В возникновении некоторых эмоциональных реакций важную роль играют те наиболее глубокие индукционные отношения, которые могут возникать между корой и подкоркой, например, в случае резкого возбуж­дения ближайшей подкорки, при снижении тонуса коры и т. д. В итоге возникает кратковременное, но глубокое нарушение высшей нервной деятельности. Это выражается, например, в потере самообладания, ут­рате ориентировки и даже во временном нарушении деятельности созна­ния, т. е. в виде глубокой диссоциации отношений коры и подкорки, с превалированием не управляемой корой мозга деятельности подкорки («буйство подкорки»). Вот почему, по словам И. П. Павлова, именно в условиях повышенной эмоциональности «мы говорим и делаем то, чего в спокойном состоянии не допустили бы» '.

Нужно иметь в виду, что при чрезвычайных обстоятельствах жизни такие эмоциональные вспышки могут возникать и у людей с уравнове­шенной корковой динамикой. Среди раздражителей, вызывающих у че­ловека эмоциональные реакции, наиболее важное значение принадлежит слову. Оно может оказывать на человека во много раз более сильное влияние и привести к значительно более глубоким изменениям, чем какой-либо физический фактор.

Слово особенно легко вызывает оживление следов прежней корковой деятельности, сопровождавшейся сильной эмоциональной реакцией.

По физиологическому действию эмоции принято делить на две большие группы: стенические и астенические. Первые (например, ра­дость, воодушевление и т. п.) усиливают «зарядку из подкорки» (И. П. Павлов). Как показывают данные лабораторных исследований, они улучшают процессы ассимиляции, повышая тонус коры мозга. Такие эмоции окрашены чувством приятного. Астенические эмоции, наоборот, ослабляют процессы ассимиляции, снижают тонус коры мозга и силу основных корковых процессов. К этим эмоциям принадлежит испуг, страх, горе, тоска и т. п. Они обычно переживаются как неприятные. Та­ким образом, содержание эмоции определяется особенностями фак­торов внешней среды и отношением к ним данного человека, а ее физио­логическое действие определяется характером взаимодействия коры и подкорки.

Эмоции стенические имеют в жизни человека положительное значение, так как они стимулируют корковую деятельность и создают возможность преодолевать стоящие перед ним трудности. Эмоциональ­ное возбуждение позволяет осуществлять не только весьма трудные ак­ты самозащиты или нападения, но и сложную производственную и по­знавательную деятельность. Все высшие эмоциональные состояния, все проявления возвышенных человеческих влечений и целеустремлений всегда связаны с особым напряжением всех процессов высшей нервной деятельности.

Иное жизненное значение имеют астенические эмоции. Они оказывают на высшую нервную деятельность угнетающее действие. Та­кие эмоции возникают, например, в результате острого столкновения интересов личности с социальными отношениями и с факторами внешней или внутренней среды, при которых интересы личности оказываются по­страдавшими. Примером выраженной астенической эмоции может слу­жить внешняя реакция на сильное болевое ощущение: реакция на боль— примитивная астеническая, отрицательная эмоция.

¹ И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. Медгиз, 1951, стр. 457.

— 223 —

Интересны экспериментальные исследования, проведенные в свое время Фере (Fere, 1892) с целью изучения влияния астенической эмоции страда на сопротивля­емость организма животного бактериям. Для этого животные заражались бактериями, причем одна группа этих животных (белые"мыши, кролики, голуби) в течение несколь­ких часов подвергалась непрерывному воздействию устрашающих их раздражителей, в то время «эк другая такая же лруппа пребывала в полном покое. Оказалось, что в крови животных второй лрупяы никаких бактерий не находили, в то время как кровь животных, длительное время пребывавших в состоянии страха, содержала колонии бактерий.

В другой серии опытов этим животным делалась прививка патогенных микробов (куриной холеры, псевдоэнтерита свиней, пневмококка Френкеля). Было установлено, что при прививке микробов большой вирулентности животные, 'находившиеся в покое, жили значительно дольше, чем подвергавшиеся непрерывному устрашающему воздей­ствию. При прививке же микробов слабой вирулентности болели и умирали лишь те животные, которые содержались в условиях устрашения, т. е. при отрицательной асте­нической эмоции, в то время как находившиеся в покое или совсем не заболевали, или же, заболев, выздоравливали.

Нередко причиной возникновения глубокой астенической эмоции у человека является внезапная ломка динамического стереотипа, вызван­ная, например, потерей близкого лица или же внезапно происшедшим неблагоприятным изменением обычного образа жизни и т. п. При этом возникает тяжелое чувство. Как говорил И. П. Павлов, «процессы уста­новки стереотипа, довершения установки, поддержки стереотипа и нару­шений его и есть субъективно разнообразные положительные и отрица­тельные чувства...» '.

Кроме того, принято различать эмоции низшие и высшие. К низ­шим относятся эмоции, связанные с различными потребностями организма (чувство голода, жажды, половое чувство и т. д.). Если эти потребности остаются неудовлетворенными, такие эмоции переходят в астенические, удовлетворение же их порождает соответствующую стени-ческую эмоцию, сигнализирующую о физическом или физиологическом благополучии. Высшие эмоции связаны с удовлетворением или же не­удовлетворением потребностей человека, обусловленных его обществен­ным сознанием, например эмоции этические, эстетические, эмоции, свя­занные с успехом или неуспехом познавательной и трудовой деятель­ности и т. д. Соответственно этому, они также могут быть стеническими или же астеническими.

В заключение следует отметить, что проблема эмоций еще не полу­чила надлежащего освещения с точки зрения ленинской теории отраже­ния. Первая попытка разработки теории эмоций в свете последней при­надлежит В. Н. Мясищеву (1948). Эмоции им рассматриваются как выработавшийся в фило- и онтогенезе тип отношения человека к наи­более сильным социальным и физическим воздействиям.

Вместе с тем В. Н. Мясищев (1958) различает эмоциональные отно­шения, эмоциональные состояния и эмоциональные реакции. Считая, что роль следов прошлого опыта в сфере эмоциональных отношений человека чрезвычайно велика, он полагает, что в силу этого характер эмоцио­нальной реакции в большей мере определяется прошлым опытом чело­века, нежели прямым воздействием самого раздражителя: «наша реак­ция на воздействие определена отношением к нему, основанным на прошлом опыте»,— говорит он.

Соответственно этому возникновение болезненной эмоциональной реакции и болезненного эмоционального состояния, по его мнению, свя­зано с характером эмоциональной направленности человеческих отно­шений. При этом патогенные ситуации (конфликт, оскорбление, гибель

¹ И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения вывшей нервной деятельности (поведения) животных. Медгиз, 1951, стр. 391.

Дата добавления: 2015-11-26