Режинальду удалось склонить короля на свою сторону, и прежде чем Карл присоединился к своему войску в Жьене, приехала Жанна в развевающемся красном плаще поверх сверкающих доспехов. Ее встретило ликование наемников, радостно восклицавших, что готовы идти с ней куда угодно даже без жалованья. Двадцать девятого июня король и Жанна выступили с войском по направлению к Реймсу.
Но вскоре между фаворитами Карла снова возникли разногласия. Поскольку Оксер, гордый город, находящийся на возвышенном месте, не открыл своих ворот перед французской армией, через два дня после начала наступления Жанна предложила начать его осаду. Оксер был занят бургундскими войсками, и Тремуй заявил, что атака на этот город приведет в бешенство герцога Бургундского, чего допустить нельзя. Карл уступил Тремую, он приказал обойти город, но, вероятно, и не подозревал, что Тремуй за этот совет уже получил от бургундцев две тысячи крон. Королевский любимец помешал и примирению Карла с коннетаблем Ришмоном, который опять вынужден был удалиться вместе со своими 1200 наемниками. За спиной Карла раздавался шепот, многие возмущались, сам Карл, однако, молчал. Когда же затем показался город Труа и разведчики принесли оттуда известие о том, что наместник города не желает оказывать дружественный прием "дофину и его потаскухе", стало очевидно: об осаде Труа нечего было и думать, так как в тылу его лежал занятый врагом Оксер.
Совет прошел без Жанны, но в конце Режинальд настоял на том, чтобы выслушали и ее.
- Благородный дофин, подождите еще три дня, - сказала она.
- Если больше ничего не понадобится, то можно и шесть, - засмеялся Режинальд. - Ты уверена, что Труа капитулирует через три дня?
- Город сдастся нам завтра.
- Это удивило бы меня, - послышался голос господина де Гокура, и Алансон горячо возразил, что если ни одно из чудес до сих пор его не убедило, хотя причин для них, видит Бог, достаточно, то это может объясняться лишь злой волей. Жанна попросила разрешения удалиться, а Алансон последовал за ней. С каждым днем ему все труднее было дышать воздухом королевского окружения.
Жанна позвала Паскереля, чтобы продиктовать ему. письмо жителям Труа. У них не должно быть страха за свою жизнь и собственность, и это означает, что им следует принять короля с надлежащим почтением; в противном же случае, она заверяет их жизнью, что Труа, как и все города королевства, будет занят, какое бы сопротивление они ни оказывали. "Ответьте скорее".
В то время в городе жил некий монах францисканец по имени Ришар, весьма благочестивый человек, который с первых криков петухов до глубокой ночи имел обыкновение вести проповеди о покаянии и грехах; под воздействием его проповедей люди сжигали роскошные одежды, карты и игральные кости. Ришар уже давно предсказывал, что в 1429 году чудеса будут происходить одно за другим, сам он верил в предсказания некой дамы, которую почитал пророчицей, Катрин де Ла-Рошель. Эта последняя, когда во французских городах звонили колокола в честь победы под Орлеаном, также утверждала, что она должна спешить на помощь королю. В то десятилетие было более чем полдюжины женщин, и даже один мужчина, которых считали чудотворцами. Некоторые из них исчезли как авантюристы, не оставив и следа, других говорили или сожгли, двоих считали святыми. После смерти Жанны появились две лже-Девы, выдававшие себя за свою предшественницу; одна из них пользовалась верой и поддержкой Жиля де Рэ. Но и она исчезла неизвестно куда.
Брат Ришар был послан к Карлу в качестве парламентера от города Труа, и как только он увидел Жанну в королевской палатке, он осенил себя крестным знамением от злых духов.
- Подойдите поближе, брат Ришар, я отсюда не улечу, - лукаво сказала девушка.
От имени городского совета монах пообещал, что город капитулирует. Карл заверил горожан в своей благосклонности и отпустил Ришара. Но брат Ришар, прежде чем уйти, преклонил колени сначала перед королем, а затем перед девушкой: "Простите, Ангелоподобная!"
Анжелика-таким именем народ называл Жанну, когда она ехала через города и деревни. Мужчины и женщины страстно хотели поцеловать ей руку, а когда им это не удавалось, целовали полы ее плаща. Ей приноси-I новорожденных, чтобы Дева стала крестной матерью, пальчиков называли именем Карл, а девочек - Жан-. Когда июльским днем она ехала через невозделанные юля и цветущие луга, видели, как около ее штандарта порхали стаи бабочек. По-прежнему все ее имущество состояло из доспехов, представляющих собой искусное проведение оружейника из Тура, ее знамени, красного плаща, зеленого мундира - подарка благодарного города Орлеана - и дюжины лошадей. Лошади также были подарены, Жанна любила прекрасных коней, не говоря уже о том, что они были ей необходимы, так как за год и два месяца она проехала пять тысяч километров - больше, чем расстояние от Франции до Индии. Имелись у нее еще меч - тот самый таинственный меч из Фьербуа, - и два дешевых колечка, которые она привезла из Домреми и носила до тех пор, пока их не отняли, на одном из них были выгравированы инициалы Иисуса и Марии. В кармане же плаща хранилось то, о чем никто не подозревал. Шалон, город на Марне, широко распахнул свои ворота, и именно в Шалоне к Жанне явились двое крестьян из Домреми. Сойдя с коня, Жанна обняла обоих, глаза ее сияли от радости, как две звездочки.
- Это Вы, господин крестный, и Вы, Жерарден Эпинель! - казалось, что они долго не виделись, а между тем, прошло совсем немного месяцев.
- До чего же ловко у тебя все получилось! - похвалил ее крестный Жан Морель. - Ведь нам теперь больше не нужно бояться бургундцев и годонов...
- Ничего не нужно бояться - кроме измены, - тихо сказала Жанна, но когда Морель спросил, что она имеет в виду и, может быть, что-то не в порядке в ее войске, она покачала головой. - Хотите сделать мне приятное, господин крестный? Тогда отвезите домой мое старое платье. Когда я вернусь в Домреми, я буду рада его видеть.
Девушка достала из кармана плаща свою красную заштопанную крестьянскую юбку. Уже давно она не носила женской одежды. Подумала ли Жанна в тот момент, что ей еще доведется носить юбку? Или, может быть, она отправляла ее родителям как единственный подарок на память?
- Жанна, скорее всего, это тебе уже не понадобится, - улыбнулся Морель.
- Никогда? - содрогнулась Жанна. - Избави Бог!
Пришел паж Луи. Не желает ли Жанна принять делегацию граждан? Они настоятельно просят об этом. А это письмо передал посланник губернатора Тулузы. Герцог Алансон просит прочесть его вслух.
- Подожди немного, Луи, - она снова обратилась к крестьянам. Не хотят ли ее родители приехать в Реймс? Через воскресенье она надеется там быть.
- Но ведь в Реймсе все еще сидят англичане. Сдадутся ли они так скоро?
Жанна в ответ лишь кивнула.
-Я порадовалась бы от всего сердца, выполните, пожалуйста, мою просьбу.
По мере того, как армия подходила к Реймсу, Карл с каждым днем становился все беспокойнее. Все раньше он по вечерам приказывал отправляться на поиски ночлега. Теперь у него было 12000 человек, но ни одного орудия.
- Не может быть и речи о том, чтобы Реймс капитулировал. Удержать город - дело чести для Бедфорда, - эти фразы Тремуй без конца повторял всем. Но Режи-нальд спешил, в эти дни он безошибочно сделал ставку на Жанну. И вот вдали на горизонте уже появились стены и башни древнего города, в котором происходили коронации.
- Ничего нового? - спрашивал Карл, просыпаясь по утрам.
- Да, сир, ничего нового.
Он ночевал в небольшом городке где удалось раздобыть две кровати. В этом медвежьем углу нужно было ждать, возможно, несколько недель, пока Реймс не капитулирует. А если Реймс неприступен-что тогда? Тогда Карл попал бы в худшее положение, чем прежде. Вся Франция смеялась бы над ним.
- Какое у нас сегодня число?
- Суббота, сир.
- Дурак. Число, а не день недели!..
- Шестнадцатое июля.
Карл оделся и в одиннадцать часов начал отдавать приказания своим советникам. Но вдруг послышался топот копыт по убогой мостовой, шум возбужденных голосов приближался.
- Посмотри! - приказал Карл слуге, и слуга тихонько подкрался к окну.
- Сир!
- Что там такое?
- Там рыцарь с подносом, а на подносе ключ. В дверь постучали. Режинальд, как всегда корректный, доложил о своем прибытии. Он вошел вместе с Жанной.
- Ключи от Реймса, благородный дофин! - девушка сияла.
- А как же англичане?
- Позавчера ушли из города, - сказал Режинальд, чтобы хоть что-то сказать.
В эту ночь с субботы на воскресенье во всем Реймсе никто не мог даже и думать о сне. До позавчерашнего дня все слушались "годонов", а теперь в городе находился французский дофин, который уже завтра должен был стать законным королем. Реймс вовсю готовился к коронации: работали столяры, пекари, мясники, свечных дел мастера, женщины и даже дети. К домам прикрепляли гирлянды, резали кур, готовили пироги; работу, на которую требовались недели, выполнили за каких-то полтора дня. Коронация могла состояться только в воскресенье, а ворота города были открыты в субботу утром. Карл тоже не мог уснуть от грохота и стука молотков, он жил во дворце недалеко от Нотр-Дам; Режинальд же - в своем собственном дворце, впервые в жизни. Сама Жанна квартировала в гостинице под названием "У полосатого оспа".
Сквозь дымку фимиама в великолепные окна врывался невиданно роскошный солнечный свет, сверкали многоцветные пышные одеяния и золото, и вот в девять часов утра начались торжественные события, в результате которых Карл, никогда не имевший полного права называться королем своих подданных, должен был стать миропомазанным властителем. Вышитые лилии, шелк и горностаевый мех скрывали недостатки его тщедушной фигуры, он казался сильным, благородным и выше обычного человеческого роста. Лишь маленькая, жалкая голова, еще не покрытая и не коронованная, напоминала о том дофине, над которым на протяжении долгих семи лет гак зло смеялись англичане, бургундцы и французы. Правда, отсутствовали главные сокровища государства, скипетр и корона - англичане вовремя успели отвезти их в Сен-Дени, где они хранились в надежном месте. Нужно было подготовить другую корону, что, по уверению архиепископа, не наносило никакого ущерба законности миропомазания. И без того в этой церемонии, ранее совершавшейся по многовековому обычаю, в котором учитывались все незначительнейшие подробности, теперь было много неслыханных новинок. В самом начале церемонии, например, герцог Бургундский должен был посвятить короновавшегося в рыцари, показав тем самым, что князья признают достоинство будущего властителя. Но герцог Бургундский служил англичанам, и поэтому его должен был замещать герцог Алансон как кровный родственник королевского дома. Совершенно неожиданным, не предусмотренным никакими уставами являлся вопрос об участии в этой церемонии девушки из народа, ведь ранее в церемонии предполагались роли только для наиболее знатных представителей дворянства и высших церковных иерархов. И все же выбора не было, Жанне следовало отвести почетное место, на этом настаивал не только народ, но и ее товарищи по оружию. Режинальд, в чьей епархии находился Реймсский собор и для кого коронация стала величайшим деянием в жизни, согласился с тем, чтобы девушка стояла рядом с королем, ведь не стоило и спорить, что именно она привел сюда дофина.
С завтрашнего дня начиналась новая страница биографии Карла Седьмого...
Это было незабываемое зрелище. Жанна появилась в своем ярко-красном плаще из брюссельского сукна, под ним виднелась зеленая туника с вышитой золотой крапивой - эмблемой Орлеанского дома. Семнадцатилетнюю девичью головку украшала лишь привычная стрижка "под пажа". В правой руке Жанна торжественно держала свой ангельский штандарт. Это не предусматривалось никакими правилами и никак не оговаривалось.
- Зачем ты принесла свой штандарт в церковь? - спросил Режинальд.
- Он видел плохие дни, он должен увидеть и хорошие.
В спешке архиепископ не смог найти предлога, чтобы помешать ей исполнить ее желание, и поэтому, когда Карл ровно в девять предстал перед главным алтарем, над его непокрытой головой покровительственно парили образы святого Михаила и святого Гавриила.
В широком нефе церкви в большой тесноте стояла толпа рыцарей, горожан, наемников и крестьян, двери оставались открытыми, так как на площади перед собором также толпился народ. Не совсем в задних рядах, но и не совсем в передних, а так, чтобы хорошо видеть, что происходит перед алтарем, стояли рядом опрятно одетый крестьянин и наемник. Они никогда не были знакомы, но торжественный момент сблизил всех присутствующих. Наемник слушал церемонию на том языке, которого не мог знать крестьянин, происходивший из другой местности; вот почему в этот праздничный час он чувствовал себя знатоком, хотя и ему еще не доводилось присутствовать на коронации; отец Карпа короновался, когда наемник был еще младенцем.
- Это миро святого Ремигия, - шепнул он своему соседу в тот момент, когда Жиль де Рэ, только что ставший маршалом, протянул архиепископу маленькую колбу, из которой Режинальд золотой иглой достал миро. Архиепископ помазал Карлу лоб, руки и плечи; молитвы он произносил по-латыни, и народ не понимал их.
- Это миро принес белый голубь, когда крестился Хлодвиг из династии Меровингов, - поучал наемник крестьянина. - Место, где стоит Дева, предоставлено ей по праву. Это ее мы все должны благодарить. Разве не чудесно она выглядит?
Крестьянин кивнул, но в глазах его был далекий, отсутствующий блеск.
- Вон тот толстяк - господин де Тремуй, сегодня он стал графом. Рядом с ним в красном плаще стоит Орлеанский Бастард.
- Тише, - заворчал кто-то.
Прошел час. Из ряда епископов, облаченных в бело-фиолетовые одеяния, вышел Режинальд, чтобы передать Карлу корону, он держал ее высоко в воздухе, на вытянутых руках. Девушка, как и сам Карл, преклонила колени, лишь ее белый штандарт неколебимо и триумфально возвышался над головой дофина. И вот королю возложили на голову корону.
"Ноэль! Ноэль!" - закричал народ, и этот крик нескончаемыми волнами заполнил город. Трубачи заиграли в фанфары так громко, что, казалось, задрожали старые стены собора. Дофин Карл стал королем Карлом Седьмым.
"Да здравствует король! Да здравствует Дева!" Ни один человек не молчал, все голоса слились в едином ликовании. Спустя мгновение наемник заметил, что крестьянин, стоявший рядом с ним, молчит, и возмущенно толкнул его локтем в бок. И лишь теперь увидел, что по худому загорелому лицу его соседа текут слезы.
- Почему Вы не радуетесь? - закричал наемник ему в ухо.
- Я радуюсь, но только Дева - моя дочь. Наемник не расслышал этих слов среди всеобщего ликования; пришло время продвигаться к выходу, церемония подходила к концу, закончиться она должна была в два часа, и следовало торопиться, чтобы попасть к обильному праздничному обеду.
Отец Жанны Жакоб д'Арк не успел поговорить со своей дочерью перед коронацией. Его лошадь была не из сильных, так как зимой ей давали слишком мало овса, а ехать ему пришлось всю ночь напролет. Он полагал, что после торжества Жанна, разумеется, будет пировать вместе с королем. Теперь же он хотел подождать ее в гостинице, где она остановилась, он рассчитывал встретить там сыновей.
- Не знаете ли Вы, где живет Дева? - спросил он у рядом стоявшего горожанина, когда, наконец, с большим трудом пробрался через тесную толпу к выходу из собора.
- Разумеется, знаю, в гостинице "У полосатого осла". Бон там, Вы видите фронтон за первым углом?
Жакоб д'Арк постучался в гостиницу медным молотком, висевшим на двери, и подумал, что все-таки было бы неплохо, если бы здесь была и мать Жанны, ведь она умеет обращаться с благородными людьми намного лучше, чем он. Дверь открыл мальчик в роскошной шелковой одежде, очень вежливо спросив, чего он желает.
- Я хотел бы... Вы, вероятно, знаете, где находится Дева Жанна?
У мальчика были веселые глаза и толстые щеки.
- Конечно, - ответил он, - она наверху и сейчас как раз обедает. Я паж Девы, а зовут меня Луи.
- Видите ли... я очень хочу ее видеть, я ее отец.
Луи раскрыл рот от неожиданности, он забыл о своем хорошем воспитании и побежал вверх по лестнице, всякий раз перепрыгивая через две ступени. Но Жанна уже вышла к нему навстречу и громко, как двенадцатилетний мальчик, закричала:
- Отец!
Жакоб д'Арк тотчас же сел вместе с ней за стол, и только теперь почувствовал, что у него болит желудок от голода. Сыновья налили отцу вина, хозяин гостиницы выставил перед ним лучшие куски; шел веселый пир, и Жакоб д'Арк время от времени украдкой смотрел на дочь, которая ела столь же мало, как и дома, хотя от некоторых угощений просто слюнки текли.
- Вы должны гордиться, как ни один отец во всей Франции, - сказал хозяин гостиницы. - Ведь иметь такую дочь - это благодать Божья.
- Правильно, - воскликнула его супруга, которая только что взяла у служанки тарелку, полную свежих булочек. Вы там в Лотарингии совсем не знаете, что сделала Дева, и как мы ей благодарны.
Жанна склонилась над тарелкой, затем посмотрела отцу в глаза и, улыбнувшись, покачала головой, как бы извиняясь за обилие слов, о ней сказанных. Нет, она ничуть не изменилась, правда, жалко, что у нее острижены волосы, да и штаны ему тоже не нравились.
Потом отец с дочерью сидели в комнатке в эркере, откуда были видны вздымающиеся в голубое июльское небо узкие и острые верхушки башен собора.
- Почему с Вами не приехала мать? Она на меня сердится?
- Она не могла оставить скот на попечение твоей сестры. Да и верховая езда не для нее. Нет, она не гневается. Сначала, видишь ли, мы просто не поняли, что ты от нас ушла. Мать плакала, а я сердился. Но когда потом нам рассказали, что ты сделала и что ты осталась храброй девочкой, тогда мы вспомнили слова из Священного Писания: "Всякий, кто оставит отца или мать ради Имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную". Поэтому мы знаем, что здесь извиняться не за что, - Жакоб д'Арк произнес это, запинаясь, словно ему было стыдно выражать свою маленькую печаль столь великими словами. Взор его светлых глаз был обращен глубоко внутрь души, и теперь отец и дочь казались похожими друг на друга.
- Благодарю Вас, отец, ничего более прекрасного сказать мне сегодня Вы не могли.
Она охотно расспросила бы его о своих подругах, обо всех домашних животных, которых они держали... Но после того, как отец ее уверил, что можно ожидать хороший урожай, что с тех пор, как у народа появилась надежда, по всей Лотарингии стало меньше разбоя и грабежей, он захотел посмотреть на ее доспехи и штандарт, и Жанна должна была рассказать ему об Орлеане, о товарищах по оружию, о короле и дворе. Только теперь она признавала за своим господином королевский титул, ранее она называла его не иначе, как дофином.
- Рыцарь, который держал колбу с миром, а затем стоял сзади тебя, этот черноволосый, я забыл, как его зовут, тоже воевал вместе с тобой?
- Господин де Рэ? Да, он всегда был храбрым, поэтому сегодня его произвели в маршалы, хотя он еще так молод.
- Гм, - сказал Жакоб д'Арк, - он мне не особенно нравится, у него мрачное лицо.
Теперь смеялась Жанна. Об этом он никому не должен говорить, так как при всем дворе не было никого, кто не считал бы маршала де Рэ прекраснейшим рыцарем Франции.
- А тебе он тоже нравится?
Она ответила не сразу.
- Маршал де Рэ - господин, за которого нужно молиться.
Пришли братья и спросили, где отец оставил лошадь и хорошо ли ее там кормят.
- Это гнедая кобыла? - поинтересовалась Жанна.
- Да, - ответил отец. В пути лошадь захромала, и он боялся, что возвращение домой будет для нее затруднительно, ведь она уже немолодая. На это Жанна сказала, что о возвращении домой думать пока еще рано, а что касается лошади, то она попросит жителей Реймса подарить отцу новую. Вчера ее как раз спросили, нет ли у нее какого-нибудь желания. И об оплате счетов в трактире, где отец сегодня живет и еще, вероятно, проживет несколько дней, пусть он не беспокоится.
- Я думал - то есть, это говорила мама, - если бы господин король захотел тебя сейчас отпустить, не могли бы мы поехать домой все вместе? Ведь и мальчиков так не хватает дома...
- Поверьте мне, отец, я об этом не забыла. Одному Господу известно, как хотела бы я вернуться с Вами.
- Все-таки ты исполнила свое обещание: Орлеан освобожден, а наш господин король коронован.
- Вы правы, отец, больше я ничего не обещала.
- Почему же ты тогда не поедешь со мной?
- Я просила короля отпустить меня, но он пожелал, чтобы я осталась.
- Возможно, Жанна, если ты попросишь его сегодня или завтра еще раз... Говорят, что он делает все, чего бы ты ни пожелала.
- Неужели говорят?
Реймсцы подарили Жакобу д'Арку новую лошадь, а его счета были оплачены. Король повелел также выдать ему из казны восемьдесят турнезских фунтов, а Домре-ми и соседнее местечко Гре, по просьбе Жанны, были милостиво освобождены от налогов и оброка, и эта привилегия сохранялась за ними на протяжении трех столетий. Но одна-единственная просьба, с которой девушка обратилась к королю, исполнена не была: Карл не отпустил Жанну домой.
Итак, Жакоб д'Арк попрощался и поехал в Домреми. Несмотря на то, что дома ему нужны были рабочие руки, сыновей он оставил вместе с Жанной. Это была жертва, принесенная им во имя Того, Кто сказал: "Всякий, кто оставит отца и мать ради Имени Моего..."
Он никогда больше не видел дочери.
Четыре дня спустя после коронации Карл вместе с Жанной и войском снова стали продвигаться из города в город, причем Карл, как всегда, был нерешителен и втайне желал вернуть себе замки на Луаре, в то время как Жанна недвусмысленно говорила о том, что цель этого похода - Париж. Через неделю король выполнил желание Тремуя и Режинальда, хотя они открыто не выражали его: он подписал перемирие с бургундцами на пятнадцать дней, так как те обещали по истечении этого срока сдать Париж. В Париже, однако, правили не бургундцы, а англичане, которые были рады выиграть время. Тремую за перемирие заплатили бургундцы, а Режинальд был исполнен решимости заниматься политикой отныне и впредь.
Жанну никто ни о чем не спрашивал, но она была в курсе всех событий и планов. 5 августа, через девятнадцать дней после коронации, она продиктовала письмо "милым и добрым друзьям из Реймса". Перед тем жители Реймса выразили ей доверие и беспокойство в связи с тем, что французская армия ушла из города.
"Жанна, Дева, сообщает Вам о себе и просит и умоляет Вас никогда не сомневаться в благом деле Вашей борьбы за королевский род, я же обещаю и ручаюсь, что не покину Вас, пока жива. Это правда, что король заключил с герцогом Бургундским перемирие на пятнадцать дней, по истечении коих город Париж должен быть мирно сдан. И все же не удивляйтесь, что я упоминаю об этом столь кратко, так как я вообще недовольна перемириями, заключаемыми подобным образом, и не знаю, буду ли соблюдать их. Но если я и буду соблюдать, то только ради чести короля, ради того, чтобы не было ущерба для королевского рода, ибо я снова соберу королевское войско, если по истечении пятнадцати дней не наступит мир".
Немецкий каноник задает вопросы французской сивилле...
Прошло ровно девятнадцать недель со дня, как Жанна появилась в Шиноне. На деревьях, которые тогда были в цвету, теперь созрели плоды, и за этот небольшой промежуток времени семнадцатилетняя девушка дала Франции короля-француза, хотя за девять лет до этого в силу торжественного договора между двумя государствами королем был объявлен англичанин. После восьмидесяти лет сплошных поражений эта девушка повела французов от победы к победе - вопреки сомнениям, взаимному соперничеству и пустой казне. В те годы еще не существовало изобретений, позволявших каждый день заполнять миллионы листов бумаги последними известиями или же отправлявших новости по эфиру, но писались письма, составлялись летописи, послы ездили в разные страны, люди слушали рассказы, сидя у каминов, докладывали о событиях, появляясь при дворах иностранных государств. Еще до наступления осени Европа узнала обо всем, что произошло во Франции. Колдовство или чудо? Какое мнение следовало иметь об этой девушке? Как люди из народа, так и вельможи, немецкие и итальянские университеты страстно желали знать о ней истину
Во всех странах были ясновидящие женщины, утверждавшие, что слышат голоса или что им являются ангелы. Одни из этих женщин считались ведьмами, а другие - святыми, и ученейшие мужи того времени писали объемистые трактаты о том, как следует отличать одних от других. Но Жанна, Орлеанская Дева, казалось, представляла собой особый случай.
Итальянский хронист Антонио Морозини писал еще до победы под Орлеаном: "Все единодушны в том, что сия юная дама творит чудеса. Что же касается меня, то я скажу так: велико могущество Господне; и я не знаю, должен ли я верить тому, что рассказывают, или нет... Но факт состоит в том, что дофин день ото дня продвигается все дальше вперед".
Персеваль де Буленвилье, старый рыцарь, преданный Орлеанскому дому, через три дня после великой победы при Пате написал герцогу Миланскому Филиппо-Марио письмо, содержащее такой биографический портрет девушки, какого не создал ни один из современных ей художников, - девушки, о которой мы не знаем, были у нее светлые или темные глаза, каштановые или черные волосы, была ли она высокого или же небольшого роста.
"... Родилась она в деревушке, называемой Домреми, на реке Маас в Лотарингии. Известно, что она рождена от честных и справедливых родителей. В ночь на Рождество Господне, когда народы имеют обыкновение в великом блаженстве чтить труды Христовы, вошла она в мир смертных. И чудесно весь народ в том самом месте был объят радостью безмерной; не зная о рождении Девы, люди бежали туда и сюда и спрашивали, что нового произошло. У некоторых сердце было весьма потрясено какою-то новою радостью. И, кроме того, петухи, словно провозвестники новой радости, кричали тогда необыкновенным, до сих пор не слыханным криком. Видели, как они на протяжении более чем двух часов хлопали крыльями, предсказывая то, что суждено было этой -малютке.
Дитя выросло, и когда ему исполнилось семь лет, поручили ему пасти овец по крестьянскому обычаю. При этом, насколько известно, ни одна овечка не пропала, ни одной не задрал волк, и пока дитя пребывало в доме отца своего, защищало оно батраков с такою надежностью, что ни притеснения врагов, ни злоба варваров не затронули и слабейшего среди них.
После этого, когда исполнилось ей двенадцать лет, пришло к ней первое откровение следующим образом: вместе с девушками из своего общества пасла она родительских овец, вышла на лужайку, и кто-то из девушек спросил ее, не желает ли она прыгнуть, чтобы получить за это в награду цветы или нечто подобное. Она исполнила это и, как и обещала, во второй и в третий раз бежала с такою скоростью, что они думали, она почти не касается земли, так что одна из девушек воскликнула: "Жанна, я вижу, как ты летишь по воздуху над землей".
Когда она окончила свой бег и остановилась на краю лужайки, как зачарованная, и, отрешившись от чувств, перевела дух и отдыхала, устав телом, предстала пред ней некая дева, которая произнесла: "Жанна, поспеши домой, ибо мать твоя сказала, что она нуждается в твоей помощи". И, полагая, что то была дочь каких-либо их соседей, Жанна спешно пришла домой, встретилась с матерью, спросившей ее, почему она оставила овец без присмотра, и разбранившей ее за это. "Разве ты не посылала за мной?" - сказало невинное дитя. На это мать ответила: "Нет". Сначала Жанна посчитала себя обманутой, и когда она возвращалась в общество пастушек, внезапно перед очами ее возникло сияющее облако, из коего раздался голос, так говоривший ей: "Жанна, тебе пристало другим путем идти и чудесные деяния совершать, ибо ты - та, которую избрал Царь Небесный для защиты короля Карла..." Как только голос перестал звучать, облако исчезло, и Дева содрогнулась и пребывала как бы в смятении чувств. Невинная не знала, должна ли она теперь верить... а так как подобные откровения случались днем и ночью... она молчала... и оставалась в неизвестности на протяжении пяти пет.
... Девушка имеет привлекательную внешность и мужскую осанку, говорит она мало и выказывает чудесный ум; речи она произносит приятным высоким голосом, как и подобает женщине. В еде она умеренна, еще более она умеренна в винопитии. Она находит удовольствие в прекрасных конях и оружии. Весьма чтит вооруженных и благородных мужей. Многие собрания и разговоры Деве неприятны. Часто глаза ее наполняются слезами, любит она и веселье. Претерпевает неслыханно тяжкие труды, а когда носит оружие, показывает такое упорство, что день и ночь в течение шести дней может непрерывно оставаться в полном вооружении. Она говорит, что у англичан нет права владеть Францией, и для этого, говорит она, послал ее Господь, чтобы она их изгнала и одолела...
Светлейший князь, сим я заканчиваю, хотя случилось больше чудес, нежели я могу Вам об этом написать или же выразить словами. Пока я это писал, вышеназванная Дева уже продвинулась в область города Реймса в Шампани. Сиятельнейший и могущественнейший князь и мой высокочтимый господин! Честь имею смиренно откланяться перед Вами, прошу Всевышнего, дабы Он охранял Вас и исполнял Ваши желания.
Написано: Битеромис, июня месяца 21 дня.
Ваш смиренный слуга Персеваль, господин де Буленвилье, советник и камергер короля французов и господина герцога Орлеанского, королевский сенешаль, родом из Берри".
Это письмо, датированное 21 июня 1429 г. и отправленное герцогу Миланскому, получило в Европе широкую известность. Существует и его немецкий перевод, сделанный в том же столетии, он хранился в Кенигсбергском архиве.
Как-то прохладным сентябрьским вечером того же 1429 года в одном из замков к западу от Компьеня - принадлежавшем герцогу Бургундскому, но предоставленном им в распоряжение английского маршала - у пылающего камина сидели двое гостей. Одним из них был молодой каноник по имени Рупертус Гейер, который по поручению генерального викария Его Милости епископа Рабануса Шпейерского, был в составе посольства в одном из бургундских монастырей, а теперь возвращался домой в город Ландау, расположенный в Пфальце. Внезапно стало темно, и так как он больше не мог быть уверенным, что находится на верном пути, он попросился в замок переночевать. Английский маршал, будучи человеком доброжелательным, охотно оказал ему гостеприимство, предварительно убедившись в том, что каноник не на стороне французов. За обедом Рупертус Гейер сидел рядом с Питером Маколеем, доктором права из Оксфорда, который за две недели до этого пересек Ла-Манш, чтобы, как он говорил, собрать побольше сведений об этой "французской сивилле", не зря пользовавшейся столь дурной славой в Англии. Никакая другая тема не могла так обрадовать Гейера, ибо не только он сам интересовался всеми вопросами, имеющими отношение к пророчеству, но и его генеральный викарий убедительно просил его хорошенько разузнать во время этой поездки, что нового произошло во Франции, и при этом особое внимание уделить девушке, о которой так много гофрят после освобождения Орлеана. Генеральный викарий был весьма начитан в литературе, посвященной этим проблемам, и часто в беседах со своими коллегами подчеркивал, сколь важно для каждого священника отличать истину от чародейства, одержимость от святости, болезнь от греха.
Так получилось, что англичанин и немец после обеда, как только рыцари и дамы начали пить вино и предаваться азартным играм, удалились в тихую комнатку, чтобы никто не помешал им обсудить волновавшую их тему. При этом английский ученый был движим справедливым старанием встать по ту сторону злобы и ослепления и, на основании собранных фактов, выработать собственную точку зрения, а каноник стремился по-немецки упорно и систематически проникнуть в суть нового явления. Оба свободно говорили по-латыни, и поэтому различие их родных языков не имело значения.
- У нас, как и здесь во Франции, - сказал англичанин, - появилось множество щекочущих уши слухов. Эта Жанна - назову ее "сивиллой" по причинам, которые в дальнейшем прояснятся, - во всей Франции окружена нимбом, золотым, как солнце; где бы она ни появлялась, ее сопровождает аромат благоприятных суждений. Народ утверждает, что она сияет святостью, а то, что она свыше послана заниматься военным ремеслом, она доказала, нанеся нам несколько поражений. Также представляется ясным, что она может предсказывать будущее и читать тайны в сердцах. Я прочел сочинение одного нидерландского ученого, который именно на этих двух ее свойствах обосновывает доказательство ее божественной миссии. Наши английские богословы, напротив, считают, что такая женщина может на практике осуществлять свои способности только в силу союза с дьяволом. Все это кажется мне достаточной причиной для необходимости проверки слухов, тем более, что речь идет о девушке, навлекшей на нашу страну больше событий, чем все французы вместе взятые за восемьдесят лет.
Рупертус Гейер внимательно и вежливо все это выслушал, спрятав руки в рукава своего черного одеяния, затем он откашлялся, приготовившись ответить своему собеседнику на столь же цветистой латыни. У него также были причины интересоваться этой "сивиллой", хотя, вероятно, и с другой точки зрения.
- Видите ли, господин доктор, священников побуждают к тому, чтобы они стремились к сверхчувственному созерцанию во славу Господа и ангелов, но ведь известно, что некоторые люди одарены божественной мудростью и имеют видения, которые приходят к ним из ангельских миров. Эти наделенные благодатью люди толкуют Божьи чудеса и смысл человеческого существования. Поистине только такое знание поддерживает и направляет наш бренный век. Ведь ясно, что вещи, чудесным образом воздействующие на судьбы нашего мира благодаря воле Божьей, - именно эти вещи Господь открывает Своим избранникам, то есть тем, кого Он делает Своими наследниками, распоряжающимися сокровищами мудрости и наук и распространяющими их.
Питер Маколей разгреб угли в камине, который уже почти потух, бросил туда новое полено и затем скромно сказал, что каноник, по всей видимости, продвинулся в своих исследованиях гораздо дальше него, сам же он находится, так сказать, еще в стадии предварительного изучения материала. Можно ли ему задать свои вопросы? Возражения, которые выдвигали в диспутах с ним оксфордские богословы, касались, в первую очередь, образа жизни "сивиллы". А именно, в древних книгах, как, например, в Новом Завете, сказано, что женщине никогда не дозволяется одеваться в мужское платье, тем более - участвовать в сражениях. Таков первый аргумент против "французской сивиллы". Ее мужская одежда доказывает, что направляет ее отнюдь не добрый дух и что она может привести лишь к отпадению от добра. Кроме того, согласно мнению многих ученых, Жанна творит свои чудеса с помощью магических искусств и дьявольских внушений. Он, Питер Маколей, признавая, что эти вопросы сначала следует прояснить и что они относятся к компетенции богословия, а не юриспруденции, был бы благодарен, если бы ему удалось выслушать точку зрения господина каноника.
Бледное лицо Рупертуса Гейера окрасилось в розовый цвет, отчасти - из-за отблесков огня, пылающего в камине, но по большей части - под влиянием его сердечного пыла.
- Верно, - сказал он, - закон Церкви запрещает женщине носить мужскую одежду, равно как и то, что мужчинам запрещено носить женскую. Ношение оружия в наше христианское время также не дозволено женщинам - да и в языческие времена мужскую одежду и оружие носили лишь женщины, находившиеся на службе у Марса. Но все же и в наши дни допускаются исключительные случаи, когда женщина, не впадая в грех, может при необходимости надевать мужскую одежду, о чем пишет, например, святой Фома Аквинский. Такой необходимостью может быть стремление скрыться от врагов или какая-либо другая разумная причина. Сюда также относится случай с братом Маринусом, о котором сообщает святой Иероним. Дева по имени Мариана приняла крещение и пожелала уйти в монастырь. Мужчина, любивший ее, преследовал ее до самых монастырских стен. Тогда девушка сняла с себя женское платье, назвала себя Маринусом и вошла в мужской монастырь. Святой Иероним добавляет, что свидетелями тому были семьдесят два епископа и что произошло это с их согласия. Насколько мне помнится, среди них был и папа Гелазий. Но если Господь оказался так добр к способной носить оружие деве Мариане, то мне представляется, что в данных обстоятельствах Его не оскорбляет и то, что Дева Жанна носит оружие и мужскую одежду. Разве может она без вреда для себя снять мужскую одежду, находясь в обществе грубых воинов? Нет, она должна ее носить, ибо с тех пор, как она находится в войске, французам благоприятствуют чудеса.
- Согласен. Ваши аргументы, касающиеся ношения мужской одежды, кажутся мне убедительными, тем более что Вы их снабдили вескими изречениями авторитетов. Что же касается чудес, то какой ответ предполагаете Вы здесь: происходят ли они в результате божественного или же сатанинского внушения? Мы в Англии склоняемся к последнему, но я должен признать: поскольку они направлены против нас, мы не можем судить непредвзято.
Каноник поменял положение своих ног и беспокойно взъерошил каштановые волосы.
- Этот Ваш второй вопрос вполне оправдан, и он, так сказать, представляет собой альфу и омегу. Мне странно, что Церковь до сих пор не подвергла столь необычный случай всеобъемлющему испытанию. Вероятно, тяжелое состояние церковных дел - участие большинства авторитетов в Базельском Соборе и в высшей степени прискорбное существование двух пап одновременно - пока воспрепятствовало проведению таких исследований. Конечно, я признаю, что сатана зачастую облекается в одежды ангела света, что он умеет опутывать души и владеет разнообразнейшими искусствами, как явствует уже из высказываний Исидора. Знакомы ли Вам, господин доктор, сочинения Исидора?
Питер Маколей покачал головой. Он откровенно сказал, что пока еще не разбирается в таких материях, а Исидор для него - едва ли что-то большее, чем просто имя.
- Не имеет значения. Вы, однако, знаете, что существует множество разнообразных искусств, которые, по свидетельству святого Августина, внушаются человеку демонами?
- Вы имеете в виду некромантию?
Гейер кивнул, было видно, что он разгорячился.
- Здесь существуют различные способы. Одни практикуют предсказание будущего при помощи мертвецов, другие используют для этого подходящих живых людей, некоторые предсказывают по воде, по огню или воздуху, другие - по внутренностям животных или по полету птиц, как это делали древние язычники. Некоторые гадали по перемещениям звезд. И сновидения также служили для предсказания будущих событий.
Маколей, улыбнувшись, махнул рукой. Он хотел этим показать, что сон все же представляет собой слишком шаткую почву.
- Дело в том, что существует две причины сновидений. Одна из них - телесная и проявляется в тех случаях, когда во сне с человеком происходят фантастические вещи, зависящие от какого-либо конкретного физического процесса, наличествующего в тепе. Так, человек, в чьем организме преобладают холодные жидкости, с легкостью видит сны о воде или снеге: если же перевес на стороне холерических жидкостей, то человеку снится, что он в огне. Одному из наших братьев снилось, что в живот ему попала острая стрела, и он так кричал, что мы все сбежались к нему. Как только он проснулся, из него вышло огромное количество черной желчи. Такие сны важны для врача. Но бывает и другой вид сна: тело при нем возбуждается вследствие влияния воздуха или созвездий, и у спящего возникают фантазии, соответствующие небесным сущностям. Таким образом Господь через посредство ангелов посылает откровения. Подумайте о Четвертой Книге Моисеевой. Но здесь также следует быть осторожным, ибо в результате тайных договоров с дьяволом на фантазии спящего могут оказывать воздействие подобные вещи. Возьмем, например, главу 27 Евангелия от Матфея, где речь идет о жене Пилата.
Питер Маколей слегка подмигнул своему собеседнику, у него было совсем мальчишеское лицо, из-за отсутствия седых волос на висках ему можно было дать не больше тридцати лет. Он сказал, что не очень боится своих недостаточных знаний Библии, просто его интересует все сверхъестественное. Затем он снова наполнил пустые стаканы и попросил Гейера прерваться на минуту. Когда он позвонил в стоявший на столе изящный колокольчик, явился его слуга, получивший указание принести новую бутылку. Сегодняшний вечер удался на славу, сказал он, обратившись к Гейеру, что же касается его самого, то большее везение и представить себе было трудно, ведь он встретил настоящего специалиста среди такой массы неотесанных солдат. Конечно, следует признать, что французские вина превосходят все прочие.
- Они возбуждают дух, не отягощая его, Вы не находите этого, господин каноник? Но я Вас прервал, простите. Мы уклонились в сторону от моего вопроса о снах, - в Оксфорде Маколей был обучен придерживаться основной линии разговора. - Вы остановились на искусствах черной магии.
- Совершенно верно. Скоро Вы поймете, что я хотел сказать. Договоры с демонами заключаются разнообразными способами. В особенности при помощи магических изображений, заклинаний мертвых или подобных действий. Насколько мне известно, суть магических формул пока не ясна, они могут произноситься по-древнееврейски или по-гречески, по-сирийски или по-арамейски. С помощью различных слов можно призвать целый сонм демонов. Заклинания, однако, рассчитаны еще и на то, что пользующийся ими человек одновременно овладевает силой соответствующих демонов. Что же касается магических изображений, то Вы, вероятно, уже встречались с ними на практике.
- Как бы то ни было, если все это Вам еще не надоело, я расскажу только об одном случае. В окрестностях Лондона произошло странное убийство, и суд занимался его расследованием в течение долгого времени. Человек по имени - имя здесь не играет роли, назову его Албан - совершал паломничество в Сантьяго де Компостелла. Когда он проезжал через Наварру, его попутчиком стал некий испанец, оказавшийся некромантом и утверждавший, что Албану грозит смертельная опасность, но спасти его он брался лишь за определенную плату. Албан не был храбрым человеком, и ему совсем не хотелось умирать, поэтому он попросил испанца защитить его и предположил, что, видимо, на него собрались напасть грабители. Испанец привел Албана на постоялый двор и повелел ему забраться в ванну. После этого он, держа перед Албаном зеркало, стал спрашивать, что тот видит там. Албан, который никогда не видел магических зеркал, содрогнулся от ужаса, ибо он увидел свою лондонскую комнату, а в ней - жену в объятиях неизвестного человека. Расстроенный, он захотел выскочить из ванны, и тогда в зеркале стали происходить другие события. Любовник его жены натянул лук и начал целиться в какую-то восковую фигурку. "Эта восковая фигурка изображает тебя, - сказал ему испанец, - если он в нее попадет, ты умрешь. Погрузись в воду". Албан сделал то, что приказал ему испанец. Некромант тем временем изготовил другую фигурку и стал уверять, что он сильнее любовника в Лондоне и сам убьет его. И тогда Албан увидел в зеркале, как жена задушила любовника и с помощью служанки закопала его в подвале.
-Такие случаи нам тоже известны из практики, только мы не можем говорить о них по вполне понятным причинам. Но как Ваш случай получил огласку?
- Албан возвратился домой, встретился с женой и, вероятно, от служанки или от соседей услышал, что дело об убийстве передано в суд, и Албан, возможно, для того, чтобы снять ответственность с жены, попавшей в сети колдуна, свидетельствовал, что все случилось так, как он видел в зеркале испанца. После разъяснений знатока некромантии было установлено, что тот испанец мог повелевать демоническими силами более высокого порядка, чем любовник жены Албана в Лондоне.
Был уже поздний вечер, в замке постепенно стихали голоса, но Питер Маколей неторопливо положил в камин новое полено. Конечно, каноник мог еще многое рассказать, что было видно по беспокойству, с которым он большими шагами ходил туда-сюда по комнате. Питер налил себе в стакан вина и выпил его до дна, а затем I удобно развалился в кресле, широко расставив ноги.
- Ваше здоровье!
- У нас в Германии был странный случай, который тоже получил огласку. Впрочем, я не знаю, насколько он соответствует действительности. В Гальберштадте был один епископ, о котором говорят, что в рождественскую ночь в течение трех часов он физически присутствовал в трех городах одновременно. О нем ходили слухи, что на службе у него находился некий дух, чьим повелителем он стал посредством экзорцизма. Теперь этот епископ, должно быть, благочестивый хладнокровный старец и занимается магическими искусствами, если можно так выразиться, из духовных побуждений.
Рупертус Гейер погрузился в размышления, и так как пока он больше ничего не говорил, Питер задал ему вопрос о некоем аббате из итальянского монастыря Фьори. Имеют ли основание слухи, согласно которым он из честолюбия продал свою душу дьяволу, а затем также стал его жертвой?
Гейер печально кивнул.
-У нас об этом тоже рассказывали. Позднее тот аббат сам отрезал себе руки и с изувеченным телом, мучимый раскаянием появился в соседнем монастыре. Теперь я возвращаюсь к первому тезису, высказанному мною сегодня вечером: магические искусства, какими бы они ни были, невозможно хранить в тайне долгое время. Если бы эта "сивилла" Жанна творила свои чудеса при помощи дьявольских искусств, то заподозрившие это люди давно бы получили подтверждение своим подозрениям, ведь все-таки друзья и враги наблюдают за ней день и ночь. Но, наоборот, до меня дошли достоверные сведения о том, что все священники, встречавшиеся с ней, хвалят ее. Она бежит от мирской суеты и ведет безупречную жизнь. Свои деяния она совершает исключительно во имя Троицы и архангела Михаила. И разве эти деяния нельзя назвать благими? Она стремится к миру, она умеряет нужду в своей стране, она служит справедливости... - здесь каноник прервал свою речь, затем с некоторой неуверенностью посмотрел на Питера, но все же решился. - Мне кажется совершенно недопустимым то, что англичане, у которых есть собственная страна, хотят иметь еще и другую. И то, что ваш король, простите меня, все еще жаждет заполучить корону Франции после коронации в Реймсе законного короля Карла.
Питер, как истинный англичанин, спокойно и невозмутимо выслушал непочтительные суждения Рупертуса Гейера о своих земляках. Только теперь, когда речь зашла о законности, он попросил слова. Король Англии, по его мнению, еще девять лет назад в силу действующего договора с ныне покойным французским королем стал властелином этой страны. Разумеется - согласился Маколей, - пока дофин не короновался в Реймсе. Но может ли эта коронация сделать недействительным завещание французского короля - вот вопрос, который он не рискнул бы решать в настоящий момент.
Гейер, по-прежнему вкрадчиво и тихо, спросил, насколько добровольно и в здравом уме покойный король Карл, о чьем состоянии рассудка даже англичане не сообщали ничего хорошего, составил завещание, лишавшее наследства его единственного сына.
- Это возражение, господин каноник, как мне представляется, тоже невозможно абсолютно игнорировать, хотя сегодня мы уже не можем дать точный ответ на вопрос, сошел ли с ума Карл VI, когда подписывал завещание, или еще нет. Но Ваше возражение включает в себя и другую проблему, которую также нужно первым делом разрешить: был ли тот, кто только что короновался, действительно отпрыском Карла VI, или же он сын другого человека. Следует полагать, что королеве Изабо это было лучше известно. Однако, говорят, что инициатором ныне действующей формулировки завещания была она. Запутанный случай - Вы должны это признать, такого сложного случая, вероятно, еще не было в истории какой-либо династии.
Питеру Маколею показалось, что лицо каноника внезапно покраснело, то ли от возмущения, то ли от того, что он посчитал этот вопрос слишком бестактным.
- Ну, господин доктор, - сказал, наконец, Гейер, - в ответ на Ваше утверждение я могу выдвинуть противоположное. Королева Изабо оспаривает законность происхождении ее сына, а Дева Жанна поставила на карту всю свою жизнь, чтобы доказать эту законность. Дурная женщина-простите за откровенное выражение - против стоящей вне всяких подозрений девственницы. Вы, вероятно, понимаете, что последняя внушает мне больше доверия.
- Вполне. Дурная слава, которой пользуется королева Изабо, ведь она, как Вам известно, живет на нашей территории, оправдывает, мягко говоря, некоторую осторожность в отношении всех ее высказываний. Однако, слава "французской сивиллы" у нас в стране нисколько не лучше, даже если девственность ее уже не является предметом дискуссии. По этому пункту, кажется, уже проведена экспертиза, результат которой подтвердил архиепископ Режинальд и с которой считаются даже наши богословы. Но обвинения в магии, Вы должны это признать, не менее тяжкие, хотя Вы, как мне представляется, отвергаете их с порога. Именно из-за них я и приехал во Францию. Ведь может случиться так, что девушку возьмут в плен. И тогда окончательное суждение о 'французской сивилле" имело бы первостепенное значение в связи с притязаниями Англии на французский престол. Ибо если Карл VII добился своих побед и был коронован благодаря проискам дьявола...
-"Если"!
- Само собой разумеется. Во всяком случае, если на этот вопрос будет дан положительный ответ, то все чудеса потеряют силу. Поэтому, чтобы не забегать вперед с окончательным суждением относительно Жанны, до поры до времени я буду употреблять выражение "сивилла". Или, может быть, Вам этот титул представляется уязвимым?
- Нет. Существование сивилл в древности в достаточной степени засвидетельствовано.
- Даже и для христианской эпохи?
- Конечно. Не говоря уже о том, что апостол Павел хотел изгнать из Церкви пророческий дух сивилл - тем самым имплицитно подразумевая их существование. В более поздние времена мы также встречаем документированные примеры таких способностей у многих женщин, в том числе и у признанных Церковью. Я имею в виду вашу Бригитту Ирландскую и нашу Хильдегард Бингенскую. И мне нечего возразить на то, что Вы охарактеризовали Жанну как сивиллу, напротив, этот термин мне кажется даже разъясняющим суть дела. Хотя...
- Продолжайте, пожалуйста.
- Хотя мои представления о сивиллах, с одной стороны, и о Жанне, с другой, совпадают не полностью. Сивиллы не были в здравом уме, когда произносили свои пророчества, они кричали и бредили, много говорили, но ничего не совершали. Жанна представляется мне полной их противоположностью.
Питер Маколей кивнул в знак согласия.
- Здесь Вы правы. Но Жанну следует хотя бы раз увидеть. Для нас, юристов, необходимым является собственными глазами осмотреть предмет расследования. Вероятно, мне когда-нибудь удастся познакомиться с ней, ей-Богу, я многое отдал бы за это. Как бы то ни было, мне кажется, что теперь это сделать сложнее, чем когда-либо. Как Вам известно, мы заключили перемирие. Герцог Бедфорд уже переселился из Парижа в Руан. Если дела и дальше пойдут в том же духе, скоро нам, англичанам, будет нечего искать во всей Франции.
- Может быть, такова Божья воля?
- Это мы узнаем в будущем, возможно, даже в ближайшем будущем.
- Насколько мне известно, Жанна говорит о двадцати годах. По истечении этого срока сын Карла станет полновластным правителем Франции.
- Она дает нам такой большой срок? Здесь она может ошибаться. Мне кажется, что уже через несколько месяцев Англия либо проиграет Франции, либо одержит победу раз и навсегда. Давайте держать пари?
Прежде, чем каноник ответил, в дверь постучали, и в лучах масляного светильника, которые колыхались от воздуха, струившегося из коридора, появился хозяин замка.
- Прошу извинить, если помешал...
- Это мы должны просить извинения, ведь мы продолжаем нарушать тишину в доме, - вежливо сказал Маколей по-английски. Оба гостя встали. Каноник придвинул маршалу третье кресло. Глядя на свои туфли и тщательно застегнутый плащ, маршал пробормотал новое извинение.
- Дело в том, что - я получил известие - ведьма находится в Сен-Дени и собирается атаковать Париж.
- О! - сказал Маколей, и они с Рупертусом обменялись взглядами, которыми каждый спрашивал, понимает ли его собеседник, что это значит.
- Если донесение вестника заслуживает доверия, то наступление на Париж она назначила на завтра. Если ей еще раз посчастливится - а это может случиться, - то завтра мы получим приказ об отступлении в сторону побережья, и мне хотелось бы предупредить об этом гостей.
- Следовательно, французская Дева нарушила перемирие? - неодобрительно спросил каноник.
Маршал отпил вина из стакана, который поставил перед ним Маколей, задумчиво покачал головой и сказал, что на этот вопрос, к сожалению, невозможно ответить ни "да", ни "нет".
- Когда четыре недели назад Тремуй заключил перемирие - конечно, за кругленькую сумму, заплаченную ему герцогом Бургундским, - Жанна выразила неудовольствие. В договоре было предусмотрено, что по истечении двух недель мы оставим Париж. Должен признать, этого мы до сих пор не сделали, но попросили о продлении перемирия. Тремуй заверил нас от имени Карла в его соблюдении, но Жанна публично заявила, что для нее перемирие закончилось, и послала нам извещение о продолжении войны. Пока ее поведение вполне понятно, и я должен сказать, оно представляется мне гораздо более мужественным, чем поведение ее жалкого короля, который, хотя и проследовал вместе с ней в Сен-Дени, но, по всей видимости, с большой неохотой. Он доверяет Тремую, а тот, вероятно, потребует еще денег за непрочный мир. После коронации архиепископ Режинальд также выступает за мир, - маршал прервался и вежливо добавил, глядя на рясу каноника, что нельзя сомневаться в чистоте рук епископа, - в остальном же перемирие означает единственно возможное спасение для англичан...
- Значит, все зависит от того, кто сильнее - Тремуй и Режинальд или Дева? - спросил Маколей.
- Да, именно так, - маршал задумчиво погладил свой тощий подбородок. - Войско и маршалы, разумеется, на стороне ведьмы. Проклятье, жаль, что она помогает не мне. Жалко, что она, как нарочно, пришла на помощь этому слабаку Карлу. Если бы она перешла на нашу сторону, война бы скоро окончилась, и Франция до самого Рейна принадлежала бы англичанам.
- Позвольте мне спросить, - нерешительно сказал каноник, - может ли быть воля Божья на то, чтобы англичане господствовали над всеми землями до Рейна?
Маршал прищурился.
- Я англичанин, видите ли, и, кроме того, солдат. Такого вопроса я никогда перед собой не ставил.
Что касается Маколея, то он заерзал на своем стуле и, как только маршал замолчал, нагнулся вперед:
- Господин каноник, вероятно, Вы не в состоянии понять все это в полной мере. Ведь для нас Франция - не чужая страна, а как бы вторая родина. На протяжении многих столетий мы плавали из Дувра в Булонь и обратно, словно по реке. На французской земле мы обучились хорошим манерам, усвоили форму государства и права. Под стенами Шартра наши норманнские предки постигли христианскую истину. И по сей день у нас есть кровные связи с этой землей, моя мать родилась в Кане, мой дед погиб во Франции. Наш язык родствен французскому. Менее двухсот лет назад наш король Ричард Львиное Сердце чувствовал себя как дома скорее во Франции, чем в Лондоне, и я полагаю, что если мы потерпим поражение в войне, то герцог Бедфорд этого не переживет. Нас сюда влекут не только жажда добычи, но и шестисотлетние связи.
- Возможно, в будущем эти связи примут другую форму? - тихо спросил Рупертус Гейер. Маршал откашлялся и сказал, что он не будет мешать господам в их беседах, несомненно, более ученых, чем разговоры старого служаки.
- Я намеревался на всякий случай предупредить Вас. Не знаю, буду ли я завтра иметь удовольствие играть роль хозяина этого замка, - он встал со стула. Маколей и каноник также встали, каноник сказал, что завтра рано утром он должен двинуться дальше, ведь его ждут в родном Шпейере. Англичанин и немец поблагодарили маршала, который по-дружески с ними распрощался, прежде чем захлопнул за собой дверь.
- Увидимся ли мы когда-нибудь еще раз, господин каноник? - спросил Маколей.
- Это одному Богу известно. Но я сохраню в памяти нашу встречу, а поскольку наш генеральный викарий всегда страстно интересуется и мирскими делами, то Вы можете быть уверены в том, что, с Вашего позволения, я воспользуюсь нашей беседой и сведениями, полученными от Вас.
Каноник выполнил обещание. Содержание этого разговора у камина с английским доктором права, состоявшегося в ту достопамятную ночь 9 сентября 1429 года, сохранилось в рукописи под названием "Французская сивилла" и датировано 27 сентября 1429 года. Считают, что в XVI веке рукопись была приобретена Мельхиором Гольдастом, который завещал ее городу Бремену. Во время Тридцатилетней войны рукопись попала в Швецию, откуда королева Кристина привезла ее в Рим, по всей вероятности, для Ватиканского архива. Имя автора в поврежденной рукописи безвозвратно утеряно, уже в собрании Гольдаста он фигурировал как "анонимный клирик". Копию этой ватиканской рукописи в 1787 году приобрела Парижская Национальная библиотека.
Безмолвие
Почему Жанна не вернулась к себе домой после коронации в Реймсе? Ведь с самого начала она не обещала ничего, кроме освобождения Орлеана и помазания Карла как законного короля Франции. И то и другое было выполнено. Отчаянное письмо Жанны гражданам Реймса, в котором она просит их "никогда не сомневаться в благом деле борьбы за королевский род", ясно показывает, что она знала о темных нитях интриг, натянутых у нее за спиной. Тремуй настаивал на продлении перемирия больше, чем на пятнадцать дней; что же касается Режинальда, то сохранилось его письмо, написанное несколько позднее, в котором он без обиняков заявил, что Дева должна уйти из армии, так как этого желает сам Господь. Мавр сделал свое дело, мавр может уйти. Бургундцы даже и не думали о том, чтобы выполнить свое обещание и не собирались отступать из Парижа по истечении пятнадцати дней; Бедфорд, английский наместник во Франции, вновь обрел надежду и написал гневное письмо Карлу VII, в котором назвал причиной всех несчастий французов его и эту "извращенную женщину, одетую в мужское платье". После чего Карл, несмотря на законную коронацию, исчерпал всю скудную силу воли, и для него теперь существовало лишь одно желание: опять удалиться в свои замки на Луаре.
Итак, почему Жанна осталась? Этот вопрос тем более правомерен, что видения, направлявшие девушку, - насколько нам известно - теперь к ней не являлись, и в этой связи мы можем указать на ее немногословные признания: никакие инспирации не призывали ее к новым деяниям. Если же она вопреки этому осталась в войске и продолжала свою деятельность, то можно ли сказать, что в этом была ее вина? А может быть, просто наступила пора зрелости, взрослой самостоятельности, со всеми вытекающими отсюда возможностями заблуждения или вины? Как бы то ни было, после реймсской кульминации произошла внезапная перемена, вслед за которой с неумолимой последовательностью готовился последний акт ее жизненной драмы. Жанна прервала перемирие, заключенное Тремуем и Режинальдом. Конечно, с самого начала она предупреждала друзей и врагов, устно и письменно, что не оставит армию и поведет ее дальше, если по истечении пятнадцатидневного срока не наступит мира. Ведь Париж - столица, а Париж находился в руках врагов.
Это случилось 8 сентября, в одиннадцать часов утра, спустя семь недель после реймсской коронации. Не успели парижане разойтись по домам по окончании торжественной мессы в честь праздника Рождества Богородицы, как у ворот Сент-Оноре в западной части города послышались выстрелы. В общей суматохе невозможно было установить, кто первый начал кричать на улицах, что французы ворвались в город и нужно сдаваться. Поскольку англичане накануне распространяли слухи о том, что "господин де Валуа" - как они называли Карла VII, - войдя в город, тут же перебьет всех, мужчин и женщин, знать и бедняков, жители Парижа стремглав бросились в свои дома и крепко заперли засовы.
Тем временем наемники, находившиеся на городских стенах, увидели, что французы уже взяли первый крепостной вал и при поддержке артиллерийского огня начали штурмовать бастионы. В два часа пополудни Дева со своим знаменем стояла у второго рва и кричала, призывая город капитулировать. Ров был глубокий и до краев наполненный водой, она пыталась найти в нем мелкое место, спокойно и беззаботно измеряя копьем глубину, словно это был обыкновенный водоем, куда не сыпались ни стрелы, ни камни. Маршал де Рэ находился поблизости от нее, к нему и к тем, кто шли за ним, она обратилась с приказом бросать в ров фашины, чтобы соорудить переправу.
Только услышав радостный крик, донесшийся со стен, где находились англичане, знаменосец Девы обратил внимание, что что-то произошло. Он огляделся и заметил, как Жанна содрогнулась от боли, которую ей причинила стрела, вонзившаяся в бедро. Он бессознательно открыл забрало, желая помочь Деве, но в тот же миг в его незащищенную переносицу попал камень, и знаменосец рухнул замертво.
Послышался новый крик радости с городских стен, а затем голос Девы:
- Друзья, сохраняйте мужество, я не отступлю, пока город не будет взят!
Но защитникам на городских стенах было хорошо видно, что "ведьма" еле держится на ногах, и, как только она исчезла за рвом, битва, не дававшая перевеса ни одной, ни другой стороне, разгорелась с новой силой и продолжалась до захода солнца. В сумерках Алансон подал сигнал к отступлению.
- Дева Жанна, мы заберем Вас с собой, - Жан Орлеанский и Алансон подошли к Жанне, лежащей у стены.
- Я останусь здесь, я это обещала, - в надвинувшихся сумерках ее лицо выглядело бледным и печальным.
- Вы не можете оставаться здесь на ночь, Вам нужно перевязать ногу.
Подошел Жиль и, склонившись над кровавой стрелой, которую Жанна вынула из раны, спросил, требуют ли от нее голоса, чтобы она сегодня стремилась взять
Париж?
- Нет, они не говорят, что я должна занять Париж.
- Пойдемте, Жанна, завтра наступит новый день, и мы на рассвете попытаемся совершить прорыв с другой стороны, мост уже готов, - уговаривал ее Алансон. А Бастрад тем временем подмигнул Жилю де Рэ. Жанна от них некоторое время отбивалась, но все же они втроем усадили ее на коня и привезли в лагерь. Жиль подумал о том, что это был первый случай, когда Дева позволила себя к чему-либо принудить.
На следующее утро, при бледном свете солнца, едва пробивавшегося сквозь надвигающийся туман, в лагерь со стороны Сен-Дени прискакали всадники.
- Проклятье, кто это? - пробормотал Алансон. Вот уже несколько дней его преследовали дурные предчувствия.
- По приказу короля, - закричал предводитель всадников, фаворит Тремуя граф Клермон. - Где Дева?
Она сидела вместе с командирами перед палаткой, в кольчуге, с перевязанной ногой.
- Я здесь.
- Его Величество король передает Вам привет. Он приказывает прекратить наступление на Париж. Сегодня не...
- Что же нам - ждать, пока англичане не пришлют подкрепление? - воскликнул Алансон, а Жан Орлеанский добавил:
- Сегодня или никогда!
И все же Жанна сказала
- Договаривайте до конца, граф Клермон. Клермон обвел присутствующих высокомерным холодным взглядом, наслаждаясь своим могуществом.
- Наступление не состоится ни сегодня, ни завтра. Армия будет распущена. Тотчас же. По приказу короля.
Послышалось ворчание, похожее на начинающуюся грозу, зазвенели кольчуги, и через мгновение Жанну обступили преданные ей люди, а Клермон заручился поддержкой шестидесяти дворян, составляющих его охрану. "Невозможно! Мы наступаем! Посторонитесь, наши кони затопчут вас!" Кони вставали на дыбы, руки сжимали оружие.
Дата добавления: 2015-11-26; просмотров: 117 | Нарушение авторских прав