Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Механизм самоизлечения в мозге

Читайте также:
  1. IV. Механизм реализации Концепции
  2. IV. Психические механизмы и структура неврозов
  3. IX. Концессионные соглашения в образовании как механизм частно-государственного партнерства
  4. VII. Целевой капитал как механизм частно-государственного партнерства
  5. VIII. Аутсорсинг в образовании как механизм частно-государственного партнерства
  6. VIII. МЕХАНИЗМ РЕАЛИЗАЦИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ СТРАТЕГИИ
  7. X. Привлечение управляющих кампаний в сферу образования как механизм частно-государственного партнерства

На четырнадцатилетие мне подарили мой первый в жизни мопед. На следующий же день я угодил в аварию.

Я ехал вдоль припаркованных машин. Внезапно прямо передо мной распахнулась дверца, и я не успел затормозить. Помимо неизбежных синяков на теле, я получил также и травму эмоционального мозга. Я был глубоко потрясен. Это продолжалось несколько дней: я вспоминал об аварии в совершенно неожиданные моменты, когда мой разум не был занят чем-то другим. Мне постоянно снилась эта авария. Я не испытывал прежнего удовольствия, садясь на свой мопед. Мне даже стало казаться, что это слишком опасно. Но уже через неделю, как только сошли синяки, все эти мысли улетучились — к великому огорчению моих родителей. И при первой возможности я вновь взбирался на своего железного коня. Но теперь я был внимателен к припаркованным машинам и всегда сохранял разумную дистанцию, чтобы успеть притормозить, если вдруг откроется дверца... Таким образом, событие было переработано. Из этого инцидента я почерпнул нужную для себя информацию, а ненужные эмоции и кошмары оказались забыты.

Отправная идея метода ДПДГ как раз и состоит в том, что в каждом из нас заложен подобный механизм переработки эмоциональных травм. Врачи, практикующие ДПДГ, называют этот механизм адаптивной системой обработки информации. Концепция очень проста: как и я со своей аварией на мопеде, все мы на протяжении жизни не раз и не два переживаем психологические травмы — с маленькой буквы «т». Однако чаще всего посттравматический синдром у нас не развивается. Подобно пищеварительной системе, которая берет из пищи все, что требуется нашему организму, а остальное выводит прочь, нервная система также усваивает полезную информацию — урок — и по прошествии нескольких дней избавляется от травмирующих мыслей и эмоций, балласта, который становится ненужным10.

Фрейд упоминал об этом психологическом механизме, описывая его как «работу скорби» в своем труде «Скорбь и меланхолия». После потери близкого человека, или вещи, которой мы очень и очень дорожим, или же вследствие неприятного события, ставящего под сомнение ощущение безопасности в мире, который, казалось бы, прекрасно нам знаком, наша нервная система на какое-то время выходит из строя. Привычные для нее ориентиры больше не работают. Ей требуется некоторое время, чтобы вновь обрести то равновесие, которое физиологи называют гомеостазом. Обычно организм выходит из таких ситуаций окрепшим. Он закаляется в испытаниях и формирует новые резервы. Он становится более гибким и лучше приспосабливается к непредвиденным ситуациям.

французский нейропсихолог Борис Цирюльник и некоторые другие авторы в своих работах показали, как превратности судьбы приводят к тому, что сам Цирюльник называет «упругостью личности»11. Что ж, у каждой эпохи своя метафора. Фрейд, живший во времена индустриальной революции, назвал этот процесс, повторю, «работой скорби».

Метод ДПДГ зародился в Пало-Альто, в Калифорнии, в эпоху информационной и нейробиологиче-ской революции. И я не вижу ничего удивительного в том, что новая теория называет тот же самый перерабатывающий механизм мозга «адаптивной системой обработки информации»...

Тем не менее, иногда эта адаптивная система дает сбои. Например, если психологическая травма слишком сильна: изнасилование, пытки и надругательства, смерть ребенка (смерть ребенка вообще является одним из самых болезненных переживаний в жизни). Но сбои возможны и вследствие менее серьезных событий и часто происходят просто потому, что мы оказываемся особенно уязвимы в тот или иной конкретный момент, — прежде всего это касается детей, которые не способны защитить себя, или людей, заведомо находящихся в позиции слабого.

Рассмотрим пример Анны, медсестры, которая пришла на прием с жалобами на неприятие собственного образа, которое вылилось в хроническую депрессию. Анна считала себя толстой и уродливой — «тошнотворной», как она сама выражалась, — тогда как на самом деле была скорее даже хорошенькой и уж точно ничуть не толстой.

Выслушав ее, я понял, что отрицательный образ укоренился в ней три года назад, во время последних месяцев беременности. Анна отчетливо помнила тот день, когда ее супруг, отвечая на упрек в том, что стад проводить с ней мало времени, сказал: «Ты похожа на кита. Ничего отвратительнее я в жизни не видел!» В других обстоятельствах она сумела бы ответить, например, сказав ему, что и сам он не Пол Ньюман. Но беременность протекала тяжело, Анне пришлось оставить работу, и она не была уверена, что шеф сохранит за ней прежнее место. Ее приводила в ужас мысль, что Жак может бросить ее после рождения ребенка: ведь когда-то ее собственный отец при таких же обстоятельствах ушел от ее матери. Анна чувствовала себя беспомощной и уязвимой. В результате ядовитое замечание мужа привело к самой настоящей травме.

Что мы имеем? Либо жертва оказывается в заведомо уязвимой позиции, либо степень потрясения слишком высока. При этих двух условиях болезненное событие становится травмирующим в самом прямом смысле. Вместо того чтобы «перевариться», негативная информация блокируется (застревает) в нервной системе. В этом случае исходные образы — от телесных ощущений до запахов и звуков, — а также и выводы, которые мы делаем («Я ни на что не годен, меня обязательно бросят»), проникают в нейронную сеть эмоционального мозга, живущую своей собственной жизнью. Закрепленная в эмоциональном мозге, оторванная от рациональных знаний, эта информация становится миной замедленного действия. И для

активации достаточно и малейшего напоминания о пережитой травме.

Воспоминания тела

Воспоминание, запечатленное в мозге, может быть извлечено из любой его части. Компьютеру необходим точный адрес, чтобы найти у себя в памяти нужный документ, библиотекарь должен знать точное расположение книги, чтобы отыскать ее на полке. Аналогичным образом открывается и доступ к воспоминаниям: любая ситуация, даже отдаленно напоминающая травму, которую нам пришлось пережить, может вызвать болезненные ассоциации. Это свойство памяти хорошо известно: его называют «доступом по содержанию» или «доступом по частичному сходству»12. Такой доступ чреват серьезными последствиями. Любой образ, звук или запах, любая мысль или физическое ощущение, хоть чем-то напоминающие неприятное событие, могут вызвать в памяти все переживание целиком.

Доступ к болезненным воспоминаниям через тело происходит очень часто. Впервые я осознал это в тот день, когда меня срочно вызвали к молодой женщине, которую только что привезли из операционной. Она еще не совсем оправилась после наркоза и, по мнению медсестер, вела себя беспокойно. Опасаясь, что пациентка может нечаянно отключить провода, ведущие к ее телу, сестры привязали ее к кровати, зафиксировав запястья мягкими тканевыми наручниками. Некоторое время спустя,

придя в себя, молодая женщина принялась кричат на ее лице явно читался ужас. Она изо всех сил пы* талась освободиться от пут, ее сердечный ритм и артериальное давление достигли критической точ ки. Когда мне наконец удалось успокоить ее_пре

жде всего я развязал ей руки, — она рассказала о воспоминании, которое только что пережила. Внезапно она увидела себя маленькой девочкой, привязанной за запястья к своей кровати отчимом, который прижигал ей кожу сигаретой. Страшное переживание внезапно вышло на поверхность через ощущение связанных рук...

Сила ДПДГ состоит в том, что сначала этот метод вызывает травматическое воспоминание со всеми его составляющими — эмоциональной, визуальной, когнитивной и физической (ощущения тела), — а затем стимулирует адаптивную систему обработки информации, которая до сих пор не смогла переработать этот болезненный след.

Считается, что движения глаз, сравнимые с теми, что спонтанно возникают во время сновидений, помогают восстановительной системе мозга завершить то, что не удалось сделать без помощи извне. Природные лечебные средства давно известны своей способностью стимулировать естественные механизмы исцеления организма после физических травм — так, например, применение алоэ вера полезно при ожогах, а готу кола при открытых ранах14. Так же и движения глаз при методе ДПДГ представляют собой естественный механизм, ускоряющий выздоровление после тяжелых психологических травм.

Самоизлечение от сильных потрясений... • ИЗ

Складывается ощущение, что пациенты, когда их лаза движутся, спонтанно переходят к «свободным соЦиациям», как говорил Фрейд (всем известно, как сложно это сделать по команде). Так же, как и в сновидениях, пациенты проходят через обширную сеть воспоминаний, связанных друг с другом различными образами. Нередко им вспоминаются и другие сцены — связанные с конкретным травматическим событием либо потому, что они имеют схожий характер (например, другие эпизоды публичного унижения), либо потому, что они вызывают те же эмоции (например, ощущение беспомощности). Нередко пациенты испытывают сильные эмоции, которые быстро выходят на поверхность, даже если до этого были незаметны. Все происходит так, словно движения глаз — так же, как во время сновидений, — облегчают доступ ко всем ассоциативным каналам, подключенным к травматическому воспоминанию. По мере того как эти каналы активизируются, они вступают в контакт с когнитивными сетями, которые, в свою очередь, содержат информацию, связанную с настоящим. Именно благодаря этому контакту взвешенная позиция взрослого человека, который уже не подвержен опасностям прошлого, внедряется в эмоциональный мозг. И может заменить неврологический след, оставшийся от отчаяния или страха. Как только эта замена происходит, на

Свет появляется новая, свободная от страхов личность.

После нескольких лет практики я все еще удивля-^сь РезУльтатам ДПДГ, которые наблюдал лично. я понимаю своих коллег-психиатров, которые с

недоверием относятся к новому и необычному методу, поскольку сам испытывал те же чувства. Но как отрицать очевидное, то, что происходило в моем кабинете, то, что отражено в многочисленных исследованиях, опубликованных в последние годы? Мне из-вестно мало столь же впечатляющих явлений в медицине, как ДПДГ в действии. Именно об этом я и собираюсь вам рассказать.

ГЛАВА 6

ДПДГ

в действии

Лилиан была актрисой и, кроме того, преподавала актерское мастерство в студии при одном известном театре. Она гастролировала по всему миру и прекрасно умела контролировать свои эмоции. Но теперь она сидела в моем кабинете именно потому, что эмоции взяли верх над ней. Страх овладел ею, когда ей диагностировали рак почки. Разговаривая с Лилиан, я узнал, что в детстве ее не раз насиловал отец. Беспомощность, которую она теперь испытывала, узнав о своей болезни, по всей видимости, была отголоском той беспомощности, которую она познала еще ребенком, когда не могла справиться с безвыходной, как ей казалось, ситуацией.

Она прекрасно помнила тот день, когда в шестилетнем возрасте распорола внутреннюю часть ляжки о железную изгородь их сада. Отец отвел ее к врачу, который наложил несколько швов, поднимавшихся до самого лобка. Доктор сделал это прямо при отце и даже без анестезии. Когда они вернулись домой, отец швырнул ее на кровать животом вниз и, прижав ей рукой затылок, изнасиловал в первый раз...

Лилиан призналась мне, что несколько лет посещала сеансы психоанализа, во время которых долго беседовала с врачом об инцесте и своих отношениях с отцом. Она считала, что совсем не обязательно возвращаться к этим старым проблемам: «Они уже давно решены». Но связь между кошмарной давней сценой, объединившей мотивы болезни, абсолютной беспомощности и страха, и нынешней тревогой, которую Лилиан испытывала, узнав о своем недуге, казалась мне слишком сильной, чтобы не присмотреться к ней более внимательно.

Лилиан дала свое согласие на сеанс ДПДГ и во время первой же сессии вновь пережила ужас шестилетней девочки, отразившийся во всем ее облике. Одновременно ей пришла в голову мысль: «А что, если я сама виновата во всем? Не упади я в саду, мой отец не увидел бы меня голой у врача и не совершил бы этого?» Подобно многим жертвам сексуального насилия, Лилиан отчасти винила себя в том, что произошло. Я попросил ее продолжать думать об этом и перешел к следующей сессии ДПДГ.

Тридцать секунд спустя, во время паузы, Лилиан сообщила, что теперь не видит в случившемся своей вины. Она была совсем ребенком, и отец был обязан заботиться о ней, ухаживать и защищать. Сейчас это стало для нее очевидно: она не сделала абсолютно ничего, что могло бы оправдать подобную агрессию. Она просто упала, что Вполне нормально для активной и любопытной маленькой девочки. Связь между позицией зрелого человека и детским предубеждением, сохранившимся в ее эмоциональном мозге, установилась на моих глазах.

Во время следующей сессии ее эмоции начали меняться. Место страха занял справедливый гнев: «Как он мог сотворить такое со мной? Как моя мать столько лет закрывала на это глаза?» Ощущения в ее теле, которому было что сказать, тоже изменились. Давле-

ние в затылке, беспокоившее ее несколько минут назад, и чувство тяжести в животе (ощущение страха) прошли — теперь она чувствовала сильное напряжение в груди и в области подбородка, как обычно и бывает при гневе.

Здесь следует сказать, что многие школы психотерапии добиваются того, чтобы беспомощность и страх жертв насилия преобразовались в справедливый гнев. При ДПДГ сеанс просто продолжается до тех пор, пока пациент не почувствует внутренние изменения. И действительно, спустя еще несколько сессий Лилиан снова увидела себя маленькой девочкой, живущей без эмоциональной поддержки и подвергающейся сексуальному насилию. Она, взрослая женщина, испытала глубокое сострадание к этому ребенку. Как в стадиях скорби, описанных Элизабет Кюблер-Росс*, гнев сменился грустью1. Потом Лилиан осознала, что такой опытный человек, как она, сможет позаботиться о несчастной малышке. Возникшее чувство чем-то напомнило ей ярость, с какой она всегда защищала своих собственных детей, — «как настоящая львица».

Наконец, она воскресила в памяти историю своего отца. В Голландии, в годы Второй мировой войны, он совсем еще юнцом вступил в Сопротивление. Его арестовали и подвергли пыткам. В детстве Лилиан часто слышала от бабушки с дедушкой, что после «объятий гестапо» он стал совсем другим человеком. Внезапно она почувствовала, как в ней вновь поднимается волна сострадания. Ее мать, женщина сухая и жесткая, никогда не выказывала жалости к своему му-

Кюблер-Pdcc, Элизабет (1926—2004) — американский психолог швейцарского происхождения, создательница концепции психологической помощи умирающим больным. — Примеч. пер.

жу, как и его родители, прожившие жизнь в убеждении, что эмоциям не следует уделять слишком много внимания. Теперь отец представлялся ей человеком, выбитым из колеи, он пережил кошмарные вещи, «и ему было, от чего сойти с ума». Затем Лилиан увидела его сегодняйним: «Жалкий старик, такой слабый, что с трудом может ходить. У него трудная жизнь. Мне действительно его жаль».

За шестьдесят минут моя пациентка перешла от ужаса изнасилованного ребенка к приятию своего мучителя и даже испытала к нему сострадание, а это и есть позиция взрослого человека. При этом не была пропущена ни одна стадия «работы скорби», как ее описывают в психоанализе. Словно целые месяцы и даже годы психотерапии сконцентрировались в одном сеансе. Стимуляция адаптивной системы обработки информации помогла установить все необходимые связи между событиями прошлого и мировоззрением зрелой женщины. Как только эти связи восстановились, болезненная информация моментально трансформировалась — метаболизировалась, выражаясь языком биологов, — и утратила способность вызывать неадекватные эмоции. Лилиан смогла воскресить в памяти эпизод с первым изнасилованием и «просмотрела» его без малейшего волнения: «Я словно наблюдала со стороны, издалека. Это просто воспоминание, образ». Лишившись своего разрушительного эмоционального заряда, воспоминание теряет жизненную силу, и его власть над нами заканчивается. Уже одно только это замечательно. Но решение застарелых проблем, которые мы носим в себе как незарубцевавшиеся раны, не завершается лишь нейтрализацией давних воспоминаний.

Разобравшись с этой, а также и с некоторыми другими травмами, Лилиан открыла в себе внутреннюю силу, о существовании которой не подозревала и даже не мечтала, что когда-нибудь будет ею обладать. Она мужественно встретила свою болезнь и гораздо спокойнее отнеслась к мысли о возможной смерти. Лилиан активно сотрудничала с врачами, испробовала множество дополнительных методов лечения от рака, которые применяла разборчиво и с умом, и, что особенно важно, она продолжила жить полноценной жизнью в течение всего периода своей болезни.

Ее постоянный психоаналитик была настолько удивлена внезапной переменой в поведении своей пациентки, что позвонила мне узнать, что произошло. Что такого особенного мы сделали, если вся эта история с инцестом была, в сущности, уже разрешена с помощью психоанализа?! После разговора со мной она в срочном порядке прошла обучение методу ДПДГ, который отныне регулярно применяет в своей практике.

Сегодня, спустя три года, пройдя через операцию, химио- и радиотерапию, Лилиан чувствует себя живой, как никогда. Пережитый опыт болезни и обретенная жизненная сила буквально озаряют ее каким-то удивительным светом. Она вновь играет в театре и вернулась к преподаванию. И верит, что все это продлится еще очень долго"'.

Разумеется, ДПДГ не вылечивает рак. Тем не менее я знаю, что это было важной частью его лечения, равно как и у многих Других пациентов, встретившихся лицом к лицу со смертельной болезнью.

Дети Косова

Адаптивная система обработки информации у детей работает еще быстрее. Судя по всему, сравнительная простота их когнитивных структур и разрозненность ассоциативных каналов позволяют перескочить через некоторые этапы.

Спустя несколько месяцев после окончания войны в Косове я отправился туда консультантом по проблемам эмоциональных травм. Как-то раз меня попросили осмотреть двух подростков, брата и сестру. Их отец был убит у них на глазах. Девочку изнасиловали в ее собственной комнате, приставив револьвер к виску. С тех пор она больше не могла туда заходить. Что касается мальчика, он пытался убежать вместе с дядей, но им вслед бросили гранату. Дядя погиб, а подросток получил тяжелое ранение в живот. Его посчитали мертвым.

С тех пор оба подростка жили в состоянии непреходящей тревоги. Они плохо спали, почти ничего не ели и отказывались выходить из дома. Врач, постоянно навещавший их, был очень обеспокоен, и не знал, чем им помочь. Он чувствовал особую ответственность, поскольку был давним другом этой семьи.

Услышав от него историю этих детей, я понял, что помочь им будет не так просто, особенно, учитывая необходимость переводчика: ведь я не знал их языка. Интенсивность эмоций, которые они переживали, вспоминая о кошмарных событиях, была крайне высока. Однако я с удивлением констатировал, что уже по-

е первой сессии движений глаз дети больше не каза-

- вЗВОЛнованными. Я даже подумал, что их ассоциации блокированы присутствием переводчика, или же травма настолько сильна, что доступ к эмоциям просто утрачен (в психиатрии это называется феноменом диссоциации).

Но к моему великому удивлению, в конце сеанса они сказали мне, что теперь могут вспоминать то, что с ними произошло, без малейшего волнения. Мне это казалось невозможным: я был уверен, что через несколько дней симптомы вернутся.

Неделю спустя я пришел к ним, намереваясь продолжить лечение и вновь попытать счастья, возможно, отталкиваясь от других сцен. И с изумлением узнал от их тети, что тем же вечером, когда состоялся первый сеанс, оба подростка нормально поужинали и затем без проблем проспали всю ночь — впервые за несколько месяцев. Девочка даже спала в своей комнате! Я не верил своим ушам. Наверняка дети просто слишком хорошо воспитаны (или покладисты?) и потому не хотят признаться, что я не принес пм никакого облегчения. А может, они не хотят, чтобы я снова задавал им вопросы об этих болезненных событиях? Или пытаются убедить меня, что всё

в Порядке, только для того, чтобы я оставил их в покое?..

Однако когда я увидел их, они действительно вы-Глядели по-другому. Они улыбались. Они даже смея-ЛИсь> как смеются дети, хотя до этого казались просто ^способными на радость. И это были не только мои 0Щущения. Мой переводчик, который до войны учился на медицинском факультете в Белграде, подтверди» что дети действительно преобразились.

И все же я относился с известной долей скептициз ма к реальной пользе одного-единственного сеанса До того самого дня, пока другие врачи, специализирующиеся на ДПДГ’с детьми, не подтвердили, что в целом дети реагируют на этот метод лечения быстрее и с гораздо меньшими эмоциональными трудностями чем взрослые.

Опыт, полученный мною в Косове, вскоре подтвердился одним из первых контролируемых исследований по лечению ПТСР у детей. Это исследование показало максимальную эффективность ДПДГ с самого раннего возраста2. Максимальную, и все же не столь удивительную как та, свидетелем которой я стал в Косове.


Дата добавления: 2015-11-26; просмотров: 86 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.012 сек.)