Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 16 Рынок и организация производства

Читайте также:
  1. Amp;** § 2. Возбуждение приказного производства
  2. II. Организация деятельности дошкольного образовательного учреждения
  3. II. Организация деятельности учреждения
  4. II. Организация преддипломной практики (стажировки)
  5. II. Организация учреждения
  6. II. Порядок формирования экспертных групп, организация экспертизы заявленных на Конкурс проектов и регламент работы Конкурсной комиссии
  7. III. Организация мероприятия

Даже само капиталистическое предприятие надо было защищать от неограниченного воздействия рыночного механизма. Этим признанием должно быть развеяно подозрение, которое сами термины «человек» и «природа» иногда пробуждают в искушенных умах, тяготеющих к тому, чтобы все разговоры о защите труда и земли воспринимать как результат влияния устаревших идей, а быть может, и просто как попытку замаскировать интересы крупных монополий.

В действительности как в случае с производственным предприятием, так и тогда, когда речь заходила о человеке и природе, опасность оставалась реальной и объективной. Потребность в защите обусловливалась тем, каким образом в условиях рыночной системы было организовано денежное снабжение. Централизованное банковское дело по существу представляло собой механизм, сформированный для оказания защиты, без которой рынок уничтожил бы своих собственных детей, т. е. самые разные деловые предприятия. Однако в конечном счете именно такая форма защиты самым непосредственным образом способствовала падению международной системы.

Если опасности, грозящие земле и труду в силу крайней неупорядоченности рынка, вполне очевидны, то угроза предприятию, кроящаяся в условиях существования денежной системы, не так заметна. Тем не менее если прибыли зависят от цен, тогда денежные операции, от которых зависит ценообразование, должны иметь жизненно важное значение для функционирования любой системы, направленной на получение прибыли. Если в пределах долгого промежутка времени изменения в продажной цене товара не должны сказываться на прибыли, поскольку цены будут соответственно подниматься и падать, то по отношению к короткому промежутку это не так, поскольку до фиксированного изменения цен на договорной основе должно наблюдаться определенное отставание. Среди таких цен есть и цена на труд, которая вместе со многими другими ценами вполне естественным образом фиксируется посредством договора. Следовательно, если по причинам, связанным с деньгами, уровень цен падал на протяжении значительного периода времени, предприятие находилось на грани закрытия, что сопровождалось распадом организации производства и основательным уничтожением капитала. Тревогу вселяли не низкие цены, а снижающиеся. Юм известен как основатель количественной теории денег с характерным для нее открытием, согласно которому предприятие не несет потерь, если количество денег уменьшилось вдвое, поскольку цены просто снизятся вдвое по сравнению со своим прежним уровнем. Он забыл, что предприятие может быть уничтожено в ходе этого процесса.

Легко понять, почему система товарных денег наподобие той, которую рыночный механизм стремится ввести без внешнего вмешательства, несовместима с промышленным производством. Товарные деньги — просто товар, который в силу каких-то обстоятельств функционирует как деньги, и поэтому его количество в принципе вообще не может возрастать, разве что в том случае, когда уменьшается количество товаров, не функционирующих как деньги. На практике товарные деньги — это обычно золото или серебро, количество которого может возрасти и за короткий промежуток времени, но не намного. Однако расширение производства и торговли, которое не сопровождается увеличением количества денег, должно привести к падению уровня цен — мы имеем в виду как раз тот самый тип разрушительной дефляции. На недостаток денег постоянно и довольно сильно жаловались торговые сообщества XVII в. Бумажные деньги возникли на ранней стадии как средство защитить торговлю от вынужденных дефляций, сопровождавших использование металлических денег, когда объем предприятия возрастал. Никакая рыночная экономика не могла существовать без посредства этих искусственных денег.

Реальная проблема возникла вместе с потребностью в валютных курсах и, как следствие, в введении золотого стандарта, приблизительно в эпоху Наполеоновских войн. Стабильный товарообмен стал принципиально важным для самого существования английской экономики; Лондон превратился в финансовый центр расширявшейся мировой торговли. Однако именно товарные деньги могли служить для этой цели по той очевидной причине, что бумажные деньги, будь то деньги банковского оборота или прочие, не обеспеченные золотом, не могли циркулировать на чужой территории. Поэтому золотой стандарт — таково наименование системы международных товарных денег — вышел на первый план.

Однако для внутренних целей, как мы знаем, обеспеченные металлические деньги не годятся как раз потому, что они — товар и их количество не может расти как угодно. Количество наличного золота может за год вырасти на несколько процентов, но не может существенно увеличиться за несколько недель, что бывает необходимым для того, чтобы обеспечить неожиданное увеличение объема сделок. Из-за отсутствия бумажных денег предприятию приходится или сокращать производство, или продолжать работу при резком снижении цен, что ведет к резкому экономическому спаду и безработице.

В самом простейшем выражении проблема выглядела так: товарные деньги были принципиально важны для существования внешней торговли; бумажные деньги — для существования внутренней торговли. Насколько они согласовывались друг с другом?

В экономических условиях, характерных для XIX в., внешняя торговля и золотой стандарт обладали бесспорным авторитетом по отношению к потребностям внутреннего предпринимательства. Действие золотого стандарта требовало понижения уровня внутренних цен каждый раз, когда валютному курсу угрожало обесценивание. Поскольку дефляция осуществляется за счет ограничения кредита, отсюда следует, что действие товарных денег препятствует функционированию кредитной системы. Такая ситуация создавала постоянную угрозу предпринимательству, однако не могло быть и речи о том, чтобы вообще отказаться от бумажных денег и оставить только товарные, поскольку такое лекарство было бы хуже самой болезни.

Централизация банковского дела довольно сильно смягчила этот недостаток, свойственный кредитным деньгам. Благодаря централизации кредитных ресурсов в стране появилась возможность избежать полного беспорядка в предпринимательстве и сфере занятости, характерного при дефляции, и организовать дефляцию таким образом, чтобы погасить ее резко негативное воздействие и рассредоточить его по всей стране. Обычная функция банка заключалась в том, чтобы смягчить то непосредственное воздействие на обращение банкнот, которые вызывалось сокращением золотого запаса, а также воздействие на предпринимательство, вызванное уменьшением обращения самих банкнот.

Банк мог использовать различные методы. Краткосрочные кредиты помогали оправиться от краткосрочных потерь золота и избежать необходимости в ограничении кредитов вообще. Однако даже в том случае, когда это ограничение было неизбежным, что часто и случалось, банк выступал как своего рода буфер: повышение банковской ставки, а также кредитные операции на открытом рынке распространяли результаты рестрикций по всей стране, тем самым перекладывая их бремя на более сильные плечи.

Рассмотрим существенно важный пример одностороннего перевода платежей из страны в страну, который, в частности, может возникнуть в результате изменения спроса на пищевые продукты в смысле предпочтения внутренних импортным. Золото, которое теперь надо послать за границу в качестве платежа за ввезенную продукцию, при других обстоятельствах было бы использовано для внутренних платежей, теперь же его отсутствие должно вызвать снижение уровня внутренних продаж и, следовательно, падение цен. Такой тип дефляции мы назовем «коммерческой», потому что он распространяется от одной фирмы к другой в соответствии с их случайными сделками. В конце концов распространение дефляции достигает экспортных фирм и таким образом затрагивает экспортного излишка, который и представляет «реальный трансферт». Однако вред и ущерб, нанесенный обществу в широком смысле, будет гораздо больше, чем тот, который неизбежно должен был затронуть этот экспортный излишек, так как всегда есть фирмы, экспортные возможности которых невелики и которым достаточно лишь незначительного снижения цен, чтобы они «пошли в атаку», и такое снижение может быть достигнуто прежде всего экономическими мерами путем постепенного расширения дефляции на все сообщество предпринимателей.

В этом и заключалась одна из функций центрального банка. Политика скидок и операций на открытом рынке, проводимая им в широком масштабе, снижала внутренние цены более или менее одинаково и давала возможность фирмам, «почти готовым к экспорту», возобновлять или увеличивать свои экспортные поставки, причем ликвидации подлежали только самые неэффективные фирмы. Таким образом «реальный трансферт» осуществлялся ценой внесения в экономичную систему гораздо меньших диспропорций, чем та, к которой пришлось бы прибегнуть, чтобы достичь того же экспортного излишка с помощью иррационального метода случайных и нередко катастрофических импульсов, передаваемых через узкие каналы «коммерческой дефляции».

Однако самым сильным из всех обвинений, касающихся золотого стандарта, стал тот факт, что, несмотря на все эти механизмы, направленные на смягчение последствий дефляции, в результате вновь и вновь наблюдались полная дезорганизация предпринимательской деятельности и, как следствие, массовая безработица.

Пример с деньгами представил вполне реальную аналогию той ситуации, которая сложилась по отношению к труду и земле. Использование товарной фикции применительно к каждому из этих случаев вело к их эффективному включению в рыночную экономику и в то же время создавало для общества серьезную угрозу. В случае с деньгами угроза нависала над производственным предприятием, существование которого зависело от любого падения уровня цен, вызванного использованием товарных денег. Таким образом, здесь надо было прибегать к защитным мерам, чтобы положить конец рыночному механизму самоуправления.

Централизация банковского оборота превращала автоматическое функционирование золотого стандарта к простой видимости. Она означала, что управление денежными потоками централизуется; саморегулирующийся механизм предоставления кредита заменялся управлением, даже если сам метод не всегда был осознанным и преднамеренным. Все больше и больше находила признание та мысль, что международный золотой стандарт может предоставить саморегуляции только в том случае, если отдельные страны оставляют идею централизации банковского оборота. Единственным последовательным сторонником чистого золотого стандарта, действительно оправдывавшим этот отчаянный шаг, был Людвиг фон Мизес; его совет, если бы к нему прислушались, превратил бы национальную экономику различных стран в руины.

Почти всей неразберихой, существовавшей в денежной теории, она была обязана разделению политики и экономики, что является яркой особенностью рыночного общества. Более века деньги рассматривались как чисто экономическая категория, как товар, используемый для нужд опосредованного товарообмена. Если золото было столь предпочтительным товаром, золотой стандарт продолжал действовать. (Определение «международный» по отношению к этому стандарту не имело смысла, поскольку для экономиста не существовало народов; сделки совершались не между народами, а между отдельными лицами, политическая ориентация которых была такой же неважной, как и цвет их волос.) Англии XIX в. Рикардо внушал мысль о том, что термин «деньги» означает средство обмена, что банкноты созданы просто для удобства и польза от них заключается в том, что с ними легче обращаться, чем с золотом, а их ценность берет начало в уверенности, что, обладая ими, мы обладаем средством в любой момент получить сам товар, т. е. золото. Отсюда следовало, что национальный характер валют не имеет никакого значения, поскольку они — это всего лишь знаки, представляющие тот же самый товар. И если для правительства неразумно стремиться к тому, чтобы самому обладать золотом (поскольку распределение этого товара как всякого другого само регулируется на мировом рынке), еще неразумнее воображать, что знаки, несущие на себе признаки той или иной национальности, имеют какое-то значение для благополучия и процветания соответствующих стран.

Однако институциональное разделение политической и экономической сфер никогда не было полным и именно в вопросе валюты оно с необходимостью было незавершенным; государство, монетный двор которого, как казалось, только удостоверяет вес монет, на самом деле было гарантом ценности бумажных денег, которые оно принимало как оплату налогов и в других отношениях. Эти деньги не были средством обмена, они были средством платежа; они не были товаром, но представляли собой покупательную способность; они были вовсе не какой-то полезностью сами по себе, она служили просто числовым выражением притязания на ту вещь, которую можно было приобрести. Ясно, что общество, в котором распределение зависело от обладания такими знаками покупательной способности, представляло собой образование, совершенно не связанное с рыночной экономикой.

Здесь мы, конечно, имеем дело не с какими-то реальными ситуациями, а с концептуальными моделями, которые используем для разъяснения. Никакую рыночную экономику нельзя отделить от политической сферы; напротив, она представляла собой тот пласт, который лежал в основе классической экономики, начиная с Давида Рикардо, и без которого понятия и посылки, характерные для последней, были непостижимыми. Согласно такой «схеме» общество состоит из индивидов, занимающихся меновой торговлей и обладающих перечнем товаров: различными изделиями, землей, трудом, а также их составляющими. Деньги — это просто один из товаров, который обменивается чаще других и, следовательно, приобретается с целью использования при обмене. Такое «общество», наверное, нереально, однако оно содержит те слагаемые для построения, с которых и начинала классическая экономика.

Экономика, в основе которой лежит принцип покупательной способности, дает даже менее полную картину действительности, однако некоторые ее особенности напоминают наше общество гораздо ярче, чем парадигма рыночной экономики. Представим «общество», в котором каждый индивид наделен определенной покупательной способностью, дающей ему возможность покупать товары, каждый вид которых имеет ярлык с указанием цены. Деньги в такой экономике товаром не являются, сами по себе они не имеют никакой полезности: единственная их польза — приобретать товары, к которым прикреплены ценники и которых очень много, как сегодня в наших магазинах.

Хотя в XIX в., когда социальные институты во многих существенных чертах сообразовывались с рыночной моделью, теория товарных денег далеко превосходила соперничающую с ней теорию, с XX в. концепция покупательной способности начинает неколебимо завоевывать популярность. С распадом золотого стандарта товарные деньги практически прекратили свое существование, и вполне естественно, что концепция покупательной способности денег пришла им на смену.

Переходя от механизмов и понятий к действующим в обществе социальным силам, важно понимать, что сами правящие классы поддерживали управление денежными потоками через центральный банк. Такое управление, конечно, не рассматривалось как препятствие функционированию золотого стандарта, напротив, оно было частью тех правил игры, при которых и предполагалось это функционирование. Поскольку необходимость поддержания золотого стандарта не вызывала никаких сомнений и механизму централизованных банковских операций никогда не позволялось действовать так, чтобы страна лишилась золотого запаса (напротив, высшая директива банку заключалась в том, чтобы всегда и при любых условиях удерживать золото), казалось, что ничего принципиального не предполагалось. Но так было до тех пор, пока движение уровня цен предполагало самое большее 2–3 % от так называемых золотых точек. Как только движение внутреннего ценового уровня, необходимого для поддержания стабильного товарообмена, становилось гораздо большим, когда он прыгал на 10 %, ситуация полностью менялась. Такое падение уровня вело к разорению и нищете. Факт регулирования денежного обращения приобретал первостепенную важность, поскольку это означало, что методы банковской централизации являются вопросом политики, т. е. что здесь есть нечто, подлежащее решению политических деятелей. Действительно, важное значение централизации банковских операций заключалось в том, что тем самым регулирование денежного обращения перемещалось в сферу политики. Последствия могли быть только далеко идущими.

Они были двоякими. Внутри страны монетарная политика представляла собой лишь иную форму интервенционизма, и столкновения экономических классов обретали тенденцию кристаллизовываться вокруг этой проблемы, столь тесно связанной с проблемой золотого стандарта и сбалансированного бюджета. Внутренние конфликты 30-х гг., как мы увидим, нередко имели своим средоточием эту проблему, игравшую важную роль в усилении антидемократического движения.

В области внешнего товарообмена роль национальных валют была чрезвычайно важной, хотя в то время этот факт почти не признавался. Ведущей философией XIX в. были пацифизм и интернационализм; «в принципе», все образованные люди являлись свободными торговцами и, обладая квалификацией, которая сегодня кажется весьма скромной, они были таковыми и на практике. Отправная точка такой перспективы была, конечно же, экономической; подлинный идеализм во многом брал начало в сфере бартерного обмена и торговли: весьма парадоксальным образом эгоистические потребности человека придавали силу его самым великодушным порывам. Однако начиная с 70-х гг. обозначился эмоциональный сдвиг, который, правда, не привел к прорыву в господствующих идеях. Мир по-прежнему верил в интернационализм и взаимозависимость, хотя в своих действиях руководствовался националистическими побуждениями и установкой на самодостаточность. Либеральный национализм перерастал в национальный либерализм, с характерными для него тенденциями к протекционизму и империализму в области внешней экономики и монополистическому консерватизму у себя дома. Нигде это противоречие не было таким острым и в то же время не осознавалось так мало, как в сфере денежного обращения, так как догматическая вера в международный золотой стандарт нисколько не увядала, хотя в то же время была введена бумажная валюта, основанная на верховенстве различных централизованных банковских систем. Под эгидой принципов международного сотрудничества неосознанно возводились неприступные бастионы нового национализма в виде центральных эмиссионных банков.

По существу, новый национализм был следствием нового интернационализма. Международный золотой стандарт не был бы принят теми нациями, которым, как предполагалось, он должен служить, если бы они не были застрахованы от опасностей, которыми он угрожал сообществам, его придерживавшимся. Полностью монетаризованные сообщества не смогли бы выдержать разрушительных последствий резких перемен в уровне цен, обусловленных поддержанием стабильного товарообмена, если бы нарушение экономического равновесия не смягчалось политикой независимого центрального банка. Национальная бумажная валюта являлась определенным гарантом этой относительной безопасности, поскольку позволяла центральному банку выступать в роли буфера между внутренней и внешней экономикой. Если платежному балансу угрожала неликвидность, резервы и внешние займы помогали преодолеть эту трудность; если бы понадобилось создать совершенно новый экономический баланс, предполагающий падение внутреннего уровня цен, ограничение кредита распространялось бы самым рациональным образом, упраздняя неэффективные предприятия и перекладывая бремя на плечи эффективных. Отсутствие такого механизма лишило бы любую развитую страну возможности ориентироваться на золотой стандарт, потому что это разрушительным образом сказалось бы на ее благосостоянии, будь то производство, доходы или занятость.

Если торговый класс отстаивал рыночную экономику, банкиры были прирожденными лидерами этого класса. Занятость и доходы зависели от прибыльности предприятия, но сама эта прибыльность зависела от стабильного товарообмена и обоснованных условий кредитования, а обо всем этом заботился банкир. Он свято верил в том, что оба момента нераздельны. Обоснованный бюджет и стабильные условия внутреннего кредитования предполагали стабильный внешний обмен; следовательно, он не мог быть стабильным, если внутренний кредит не был гарантированным, а финансовое хозяйство страны не находилось в равновесии. Одним словом, на банкире лежала двойная обязанность: обоснованное внутреннее финансирование и внешняя стабильность валюты. Вот почему, когда оба момента утратили значение, банкиры как класс были последними, кто это заметил. Нет ничего удивительного ни в том, что в 20-е гг. международные банки оказывали господствующее влияние, ни в том, что в 30-х гг. настала пора их заката. В 20-х золотой стандарт все еще рассматривали как непременное условие возврата к стабильности и процветанию и, следовательно, любое требование, выдвигавшееся банкирами как его профессиональными хранителями, не считалось слишком обременительным, если только давалось обещание обеспечить стабильность валютного курса; когда же после 1929 г. это стало невозможно, возникла острая необходимость в стабилизации внутреннего денежного курса, и здесь не было менее квалифицированного человека, чем банкир.

Ни в какой другой сфере кризис рыночной экономики не был таким острым, как в сфере денежного обращения. Аграрные тарифы, препятствовавшие импорту продукции зарубежных стран, привели к крушению свободной торговли; сужение и регулирование рынка труда ограничивало ведение переговоров до такого уровня, когда закон позволял выносить решение заинтересованным сторонам. Но ни в области трудовых отношений, ни в операциях с землей не произошло такого неожиданного и полного разрыва рыночного механизма, который совершился в области денежного обращения. На других рынках не произошло ничего такого, что можно было бы сравнить с упразднением золотого стандарта Великобританией 21 сентября 1931 г. или даже с меньшим по значению таким же событием, произошедшим в Америке в июне 1933 г. Хотя к этому времени Великая депрессия, начавшаяся в 1929 г., уничтожила основную часть мировой торговли, это не означало каких-либо перемен в методах и не повлияло на руководящие идеи. Однако окончательным крушением золотого стандарта было окончательное крушение самой рыночной экономики.

Экономический либерализм начал свой путь сто лет назад и был встречен движением протекционизма, который теперь ворвался в последний бастион рыночной экономики. Новый перечень руководящих идей пришел на смену стихии саморегулирующегося рынка. К изумлению большинства современников, неведомые силы харизматического лидерства и автаркистского изоляционизма заявили о себе и придали обществу новые формы.


Дата добавления: 2015-11-26; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.008 сек.)