Практика социалистической революции: диктатура партии, а не пролетариата.

Непосредственно сам тезис о диктатуре пролетариата, последовательно фиксируемый в советских конституциях, на практике показал свою полную несостоятельность уже в первые годы советской власти. Оказалось, что русский пролетариат не понимает до конца своей революционной роли. Даже в Петербурге - колыбели трех русских революций забастовочное движение не утихало ни в годы Гражданской войны - в эпоху так называемого военного коммунизма, ни в годы нэпа. Чего стоят уральские рабочие, сформировавшие отдельный полк для армии адмирала Колчака! Оказалось, что русский пролетариат весьма прохладно относится не просто к идее социализма, но и к самой партии, выступавшей от его имени. В конечном счете рабочий класс России пострадал не в меньшей степени, чем, например, крестьянство или национальная интеллигенция.

Очевидный кризис "государственной организации рабочего класса", как определял диктатуру пролетариата Бухарин, показал, что партия большевиков и есть то семя, которое оплодотворяет безыдейные массы и ведет их к победе коммунизма. В результате родился тезис, заявленный Лениным на VII съезде РКП(б) (март 1918 г.), о том, что только партия в сложившихся условиях может и должна обладать всей полнотой государственной власти в стране. Как он выразился, чтобы управлять, надо иметь "армию закаленных революционеров-коммунистов, она есть, она называется партией". Даже упомянутый выше Бухарин вынужден был признать: "Широкие органы Советской власти фактически на деле почти что отмерли, и руководство перешло исключительно к президиумам исполкомов, т.е. к узким коллегиям, к "тройкам", "пятеркам" и т.д.". Далее. На своем XII съезде русские коммунисты приняли резолюцию, в которой, между прочим, четко заявлялось: "Партия ни в коем случае не может теперь ограничиться только общей пропагандой и агитацией. Диктатура рабочего класса не может быть обеспечена иначе, как в форме диктатуры его передового авангарда, т.е. компартии".

Тезис о том, что именно коммунистическая партия осуществляет политическую власть в России, официально продержится в партийных документах до 1926 г. Формально тезис о главенстве партии в диктатуре пролетариата войдет даже в документы Коминтерна, станет своего рода credo настоящего коммуниста: "Коммунистический интернационал самым решительным образом отвергает, - говорилось в Резолюции "О роли компартии в пролетарской революции" II конгресса Коминтерна 1920 г., - тот взгляд, будто пролетариат может совершить свою революцию, не имея своей самостоятельной политической партии. Только в том случае, если у пролетариата имеется в виде руководителя организованная и испытанная партия со строго определенными целями и конкретно выработанной программой ближайших действий как в области внутренней, так и внешней политики, завоевание политической власти не является случайным эпизодом, а послужит отправной точкой длительного коммунистического строительства пролетариата". Но в 1926 г. Сталин посчитает идеологически невыгодным дальнейшую эксплуатацию положения о власти партии, заменив его тезисом о "политическом ядре", "руководящей и направляющей силы": ст. 126 Конституции СССР 1936 г., перешедшая в формулировку ст. 6 Конституции СССР 1977 г. Так, формально жизнь поставит жирный крест на самой идее возможности беспартийным кухаркам управлять государством.

Другой провал теории марксизма проявился в области построения самого механизма государственной власти. Первоначально большевики верили в тезис Энгельса об отмирании государства и права. На этой почве в 1920-е гг. в советской юридической науке появятся порочные теории нового права и государственности Пашуканиса, Рейснера, Стучки, Крыленко и др.

Полностью провалился и другой тезис большевизма о необходимости слома старого государственного аппарата. Государство уже на момент прихода к власти коммунистов представляло собой настолько сложный механизм, что демонтаж даже незначительных его частей вел к настоящей катастрофе. Поэтому хоть большевики и постарались в первые месяцы своей власти провести ряд ленинских мечтаний о подконтрольности и сменяемости чиновничества, народной самодеятельности и пр., оказалось, что ни Советы, ни партийные комитеты, ничего не смыслившие в практике государственного управления, не способны осуществлять государственные функции без старого государственного аппарата.

Так, по данным советского историка С.В. Леонова, к осени 1918 г. удельный вес старых кадров, т.е. дореволюционного чиновничества, в Наркомфине достигал 97,5%, в Госконтроле - 80%, в Наркомате путей сообщений - 88,1%. От себя можем добавить, что Управление почт и телеграфов на 100% состояло из прежних работников. "Проклятый" царизм, оказывается, создал настолько эффективный механизм, что почтовые отправления: письма, посылки и телеграммы в объятой Гражданской войной стране продолжали исправно доставляться. По свидетельствам современников, письмо летом 1919 г. шло с юга России, занятого Деникиным, до Москвы, где были большевики, в среднем одну неделю.

Фактически уже с первых шагов реальной политики большевиков по построению коммунизма, а не вынужденной меры в виде "военного коммунизма" обнаружилось главное противоречие современного общества, отрефлектированное известным немецким социологом Максом Вебером. Оказалось, что без бюрократа, технического работника государственного аппарата управления сносная жизнь невозможна вообще. "Современная демократия, - писал в свое работе "Социализм" М. Вебер, - повсюду, где она является демократией большого государства, представляет собой демократию бюрократизированную. Так и должно быть, ибо современная демократия заменяет знатных дворян или прочих чиновников, работающих на общественных началах, оплачиваемым чиновничеством" [Вебер. 2003. С. 309].

Бюрократ становится совершенно самостоятельной фигурой в государственном механизме даже тогда, когда этот механизм стремятся уничтожить, подменить его самодеятельностью масс. Сам процесс уничтожения государственности вынужденно провоцирует появление управленческих структур по уничтожению государства. В результате возникает уникальное явление - квазигосударство, копирующее государство, которое оно по предназначению должно уничтожить. Формально, но русская революция весьма подходит под определение подобной бюрократической революции, в связи с чем вся последующая история советского общества предстает в форме диктатуры бюрократа, а не пролетариата.

Еще большую катастрофу вызвал коммунистический эксперимент в сфере экономики.

Дата добавления: 2015-11-26