Сознание возвращалось постепенно, небольшими рывками.
Сначала он почувствовал, что у него есть тело.
Звучало это парадоксально, но именно так это и бывает: тяжелое ощущение осознания своей физической оболочки. Есть ноги, есть туловище, есть руки, шея, затем – голова.
Потом возвращаются чувства.
Первым приходит слух, принося с собой тишину, изредка нарушаемую каким-то скрежетом, о происхождении которого лучше не думать.
Затем вдруг возвращаются все тактильные ощущения, сковывая тело холодом. Мышцы одеревенели, а голова такая тяжелая, будто вместо серого вещества там внутри находится свинцовый блок.
И, наконец, приходит очередь зрения, которое призвано затем, чтобы прояснить всё до конца.
И тут ЧонДэ открыл глаза.
Сначала он ничего не увидел, так как вокруг было темно, но что-то подсказывало певцу, что со временем глаза привыкнут, и можно будет различить хоть что-нибудь.
Он ощутил, что лежит на животе, и, двигаясь мучительно медленно, как в покадровой съемке, попытался приподняться, уперев ладони в склизкий пол. Его спина почти немедленно коснулась твердой поверхности, и молодой человек от неожиданности вздрогнул. Этого хватило для того, чтобы рука поехала по скользкому полу, и вокалист упал.
Юноша с шумом втянул в себя воздух. Где он? Куда его замуровали? Где все остальные?
ЧонДэ прикрыл веки и медленно просчитал до десяти, стараясь успокоиться. Последнее, что он помнил, – это громкое шипение, а потом... Потом – темнота. Тяжелая, гнетущая, обволакивающая...
Что ж, это всё объясняется просто: их отравили снотворным газом.
Но для чего?
Скорее всего, их пленили ради выкупа, и это означает, что вскорости похитители свяжутся с их компанией и потребуют денег. Может быть, конечно, что с ними играют чокнутые поклонницы, но это маловероятно: придумать подобное мог только человек, отлично пользующийся софистикой, а этим дамам такое недоступно.
Внезапно где-то вне пределов видимости зажглись светильники, и это позволило молодому человеку полностью оценить положение, в котором он оказался.
Он был заключен в небольшую, похожую на гроб каменную камеру, внутри которой можно было только лежать. Лицо певца было повернуто в сторону решетки с мощными металлическими прутьями, которая выходила, судя по всему, в коридор.
На ЧонДэ накатил приступ клаустрофобии, которой он, в общем-то, не страдал.
Ему необходимо было выбраться отсюда, и сделать это надо немедленно.
Юноша просунул между прутьями решетки тонкую кисть и что есть мочи закричал:
– Помогите! Я здесь!
Если этим похитителям нужны только деньги, то они должны будут позаботиться о состоянии своих жертв. Об ином варианте певец не хотел и думать.
Он долго взывал о помощи. Периодически его прекрасный голос, от которого млели миллионы людей по всему свету, срывался на не особо приятный визг, так как ужас постепенно овладевал юношей.
Спустя полчаса, когда связки начали гореть, как в огне, отчаяние прочно поселяется в душе молодого человека, не принимая во внимание его бесплодные попытки объяснить все с рациональной точки зрения.
Потому что страх – это самое надежное средство от практицизма.
Слёзы навернулись на глаза, и ЧонДэ прикрыл веки, чтобы не видеть, что на самом деле творится вокруг.
И тут до его чутких ушей донесся шум.
Вокалист быстро открыл глаза и не смог сдержать вопля ужаса: кто-то заваливал решетку крупными камнями.
– Нет, нет! – закричал он. – Прошу, не надо!
Но невидимый мучитель, казалось, не слышал мольбы молодого человека, упорно укладывая один валун за другим. Постепенно тусклый свет и вовсе померк перед глазами пленника, и он, оказавшийся в полной изоляции, тихо зарыдал.
– Я просто хочу жить.., – простонал ЧонДэ.
Вдруг его голову пронзила дикая боль, и певец тут же провалился в забытье, благодушно избавившее его от мыслей о мучительной и неизбежной смерти, что ждала его в каменном мешке.
***
ЧанЁль с трудом открыл глаза и ничего не увидел. Над его головой была какая-то черная пленка с небольшой дырой посередине. Именно через эту прореху и и пробивался свет.
Юноша попробовал пошевелиться, но с удивлением обнаружил, что не может этого сделать. Попытки раскрыть рот и сказать что-нибудь тоже ни к чему не привели.
Как ни странно, рэпер не потерял присутствия духа: он решил списать всё это на последствия шока.
«Видимо, там, в коридоре, я упал», – подумал молодой человек, старательно прислушиваясь.
Всё верно: до его ушей доносился ритмичный скрип, как от несмазанных колёс.
Это объясняло то странное ощущение движения, которое он испытывал.
«Значит, меня забрали в больницу, – решил юноша. – И теперь везут в операционную».
Конечно, это не объясняло наличия черной пленки, от которой довольно плохо пахло, но, видимо, в этой клинике свои порядки. Нужно быть благодарным уже за то, что их вытащили из этого ада...
ЧанЁль снова попробовал пошевелиться, и опять-таки безрезультатно.
Тележка, на которой его везли, свернула куда-то.
И тут осознание ужасной правды нахлынуло на юношу.
Он понял, что не слышит вокруг шума голосов, электронных сигналов интеркомов, громкой связи – в общем, всех тех звуков, которые были бы в порядке вещей для больницы. Напротив, вокруг было тихо, даже слишком.
Эта прореха в черной пленке – вовсе не дыра, а просто молния, которую застегнули не до конца. А сам темный материал – это мешок для трупов; этим и объясняется специфический запах.
Его перепутали с мертвецом...
Рэпер попытался закричать, поднять руку, сделать что-нибудь ещё, чтобы дать понять тому, кто его вез, что он жив, но тщетно: тележка неумолимо двигалась вперед.
«Мои глаза открыты! – лихорадочно думал ЧанЁль. – Если смогу, то глазными яблоками дам сигнал, что я не покойник».
Путешествие, длившееся целую вечность, похоже, подошло к концу: до ушей молодого человека донесся звук открываемой двери, а потом – какой-то металлический лязг.
«Сейчас! – решил юноша. – Меня же должны зарегистрировать... Или как там у них принято...».
Но никто и не собирался расстегивать молнию, чтобы посмотреть на нового визитера морга. Вместо этого его приподняли, потом погрузили на какую-то жесткую платформу.
А затем он почувствовал дикий холод, который, пробираясь синеватыми пальцами под хрупкую пленку мешка, терзал беззащитное тело ЧанЁля. Живой человек бы тут долго не выдержал; но это место и не было предназначено для них.
Всё ясно. Его засунули в холодильник.
Рэпер почувствовал, как его сердце забилось часто-часто, на огромной скорости отсчитывая отпущенный ему срок. Он был не в силах ни закричать, ни подать знак, чтобы его выпустили отсюда.
Что ему оставалось?
Лишь ждать патологоанатома.
***
Говорят, что чем богаче внутренний мир у человека, тем сложнее чувства, что он испытывает. Такие люди не ограничиваются одним «люблю», «ненавижу», «радуюсь», «грущу»; у них всё намного запутаннее: то, что ощущают они, многослойно.
Тао был одним из таких интереснейших личностей. Его состояние никогда нельзя было запихнуть в какую-либо одномерную категорию; описание всегда подразумевало не одно, а три-четыре прилагательных.
И сейчас он не просто боялся: к едкому и всепоглощающему чувству страха примешивалась кисловатая неуверенность и бледные сомнения.
Юноша не знал, как поступить; куда идти: он очнулся всего лишь десять минут назад в совершенно обычной квадратной комнате с безвкусным и протертым ковром на полу, деревянной лавкой у стены и дверью, раскрытой настежь.
Неясный инстинкт подтолкнул китайца выйти отсюда, и таким образом он оказался в коридоре.
Тут не было ничего пугающего: белый пол, белые стены, лампы дневного света на потолке, но отчего-то Тао преследовало ощущение надвигающейся опасности.
А интуиция крайне редко подводила молодого человека.
Но о чем именно это шестое чувство пыталось предупредить своего хозяина? Он шел вдоль по окрашенному в светлый цвет и довольно неплохо освещенному коридору и не вполне понимал, что такого страшного могло здесь быть.
Осознание накатило на певца одуряющей волной, заставив его покачнуться. Это было так просто; странно, что китаец не заметил разу, в чем подвох.
Коридор не заканчивался.
Он уходил вперед, блестя своими кипенно-белыми стенами, навевавшими мысли о больнице. Ни справа, ни слева не было ни одной двери, за исключением той, из которой вышел Тао.
Юноша резко обернулся.
Может быть, он сходит с ума?
Он быстро помчался в обратную сторону – туда, откуда пришел, но...
Но коварный коридор был бесконечным, и это относилось к обеим его сторонам. Комната, откуда вышел юноша, попросту исчезла.
Китаец побежал дальше. Он думал, что если прибавит скорости, то сможет выбраться из этого безумия, напоминавшего сказку об Алисе в Стране Чудес.
Певец бежал вперед, усиленно работая ногами и руками. Он был пышущим здоровьем и спортивным, и для него не представляло трудности отмахать почти любую дистанцию. В группе Тао бегал лучше всех, и это было предметом для его гордости.
Юноша резко остановился и упал на колени. Нос и глаза защипало, и иностранец опустил голову.
Хотя... Перед кем тут стесняться?
Он совершенно один здесь, в этом ирреальном белом мире, вытянутом до бесконечности.
И молодой человек разрыдался.
Он вовсе не был слабаком; напротив, именно самый младший участник китайской подгруппы обладал талантом утешать, подыскивая нужные слова., а сочувствие требует определенных душевных сил и затрат. Но в силу менталитета и характера Тао терпеть не мог оставаться один.
Люди были нужны ему как воздух.
Родной коллектив прекрасно понимал юношу, и потому в их большой квартире почти в самом центре южнокорейской столицы китаец никогда не оставался в одиночестве.
Да это и не было возможно в их пестрой, разносторонней и безгранично талантливой группе.
Но сейчас никого не было рядом.
Ни одной живой души, чтобы поделиться своими страхами и тут же посмеяться над ними.
Если бы тут присутствовал Крис, он бы сразу же нашел выход из положения...
Мысли о лидере придали смуглому молодому человеку сил, и он встал, быстро промокнув глаза тыльной стороной ладони. Решительно сдвинув брови у переносицы, китаец двинулся вперед.
– Где-то этот коридор должен закончиться, – пробормотал он себе под нос. – И я обязательно дойду туда.
Певец решительно пошел вперед. Его длинные ноги отмахивали метр за метром, но его путешествию всё ещё не было видно ни конца, ни края. Тао старательно отгонял от себя упаднические мысли, памятуя о том, что последние вполне могут стать материальными.
Он уходил всё дальше, потеряв счет времени и упорно глядя перед собой, но, наконец, усталость сломила его, и молодой человек без сил опустился на пол.
– Этого не может быть.., – тихонько проскулил он. – Просто не может...
Китаец спрятал лицо в ладонях и рвано выдохнул.
Он попросту не знал, что делать дальше, как поступить в данной ситуации. Эта проблема казалась не имеющей решения. Как можно выбраться из коридора, у которого нет конца?
Ритмичные щелчки отвлекли Тао от его минорных мыслей, и юноша поднял голову.
Шум производили лампы дневного света: они гасли по очереди, одна за другой, и процесс был настолько четким и неумолимым, что молодой человек не успел даже толком понять, что происходит, как это добралось до него.
Когда светильник, расположенный прямо над головой певца, с резким звуком погас, Тао будто отмер: он вскочил и бросился бежать за светом.
«Что угодно, только не темнота!» – именно эта мысль пульсировала в голове у китайца, и он упрямо двигался вперед, хотя ноги уже с трудом его держали.
Всё произошло внезапно.
Светильники начали гаснуть с ужасающей скоростью, и уже через пару минут молодой человек оказался в абсолютной темноте, но он всё равно продолжал по инерции двигаться по коридору.
Пока пол не ушел у него из-под ног, и юноша с криком не полетел вниз.
В абсолютную неизвестность.
Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав