|
Читайте также: |
Динка только сейчас заметила в углу шкафчик, икону с лампадкой и под самым потолком длинные полки с книгами.
— Ну, дальше, значит. Нашли мы в шкафчике сахар и чай в банке, свечи и гречневую крупу тоже в банке вроде из-под леденцов, нашли соль… И про деньги забыли. Давай кашу варить! Снова полезли в дверь — теперь она уже легче пошла от масла, — набрали снегу в ведро и давай куховарить, потому как голодному еда дороже всего. А керосинка горит исправно, не дымит, не коптит. Сидим на кровати, греемся. И одеяла тут, и подушки, только отсырело все за зиму, видно.
Ну, попили мы чаю, съели кашу недоваренную, с салом, а Пузырь и говорит: «Давайте, братцы, тут жить! Поставим куда-нибудь трубу, будем печку топить чем не жизнь?»
«А куда, говорю, ты трубу вставишь? Тут никакого отверстия нет!»
А Иоська и говорит: «Отец топил один раз, я помню, и дым вот здесь, сбоку, в овраг шел».
Давай опять искать. Шарили, шарили по стене, а фортка-то, она в двери оказалась. Набрел я пальцами на засов, опять посветил лампой. Ну, вовсе мы повеселели. А на дворе уж ночь, и в подвале сыро, холодно. Сложили мы трубу в трубу, повернули колено в фортку, и пошла музыка! Дрова сухие, а печка железная, раскалилась докрасна, аж жарко стало! Развесили мы одеяла, давай сушить. И сами разулись, постелили на пол рядно. Чего лучше?
Про деньги уж не спрашиваем. Не верим мы этому и мальцу поминать не хотим: наплакался он и так вдоволь, хватит, думаем, с него. А он нет, поел маленько, сидит за столом, глаза трет, а сам все на стенки смотрит да и говорит:
«Цыган! Папа сказал, в стене есть шкафик и там деньги, только он под иконой, в углу…»
Ну, взяли мы лампу, стащили икону. Глядим — верно…
Жук вдруг вскочил, взял со стола лампу. Все двинулись за ним.
— А ну, Пузырь, сымай икону, — торжественно скомандовал Жук.
Пузырь снял икону. Под ней оказалась чуть приметная дверца с задвижкой.
Жук отодвинул задвижку, открыл дверцу и осветил внутренность потайного шкафчика. Там лежал старый, затертый кошель. Жук открыл его и с брезгливой усмешкой высыпал на стол кучку медных и серебряных денег.
— Вот, — сказал он, — звенят, как плачут…
— Отец брезговал этими деньгами… Он говорил, что дед Михайла у мужиков их отнимал… Поймает в лесу мужика с хворостом, пригрозит ему тюрьмой, мужик и отдает последние копейки… — морщась, пояснил Иоська. — Не клади их на стол, Цыган!
Цыган усмехнулся, сгреб всю кучу, бросил ее в кошель и запер в шкафчик.
— Нам и самим они не по душе… Конечно, поначалу обрадовались: взяли на еду, на одежу, обувку покупили да еще кое-что. А вообще не трогаем. Это деньги на Иоськино ученье, для этого дед и копил, так и отцу завещал. Так что на них не разживешься, и красть нам Иоська больше не велел, — улыбнулся Жук.
— Я им не велел. Я так и сказал: берите хоть все деньги, а красть нельзя, — с наивной важностью заявил Иоська.
Все засмеялись, а Динка провела рукой по лбу и, хлопая ресницами, сказала:
— Я как во сне, Леня. Что это такое?
— Это тайны старой корчмы! — засмеялся Леня. — Действительно похоже на клад!
— Вот интересно, правда? — подхватил Жук. — И монеты ведь не старинные. Верно, дед Михайло всю жизнь их собирал!
— Он был лесник. Нехороший был дед. Отец говорил, что он с мужиков шкуру драл, вот и скопил с этого! — снова повторил Иоська.
— Кто знает, как тут было. Может, и лес крал да продавал. Тут деньги всякие собраны. Был даже один золотой, это не наживешь честным трудом, согласился Жук. — Но как бы там ни было, а мы теперь живем честно, и такой у нас прынцып, чтоб больше не красть!
— Принцип… — тихо поправила его Динка.
— Ну «пры» или «при», а слово такое мы дали. И знаете кому? Иоське!
— Они дали мне слово, — подтвердил Иоська, глядя на всех сияющими глазами.
— А насчет работы как? Не давали слова? — полушутя, полусерьезно спросил Леня.
— Ну, это и без слова ясно. Иоську будем учить, а сами работать. Так и студент нам советовал, вот тот, что умер в тюрьме. Мы ведь с ним месяца полтора вместе жили, а с матерью его и сейчас как родные. Бывало, он нам читает что-нибудь или рассказывает. Хороший человек! До сих пор вон у нас его книжки да брошюрки. Как унес тогда Ухо чемоданчик, так он нам и остался. Стоящие книжки! Есть одна про пауков и мух, так там все про жизнь описано! — с гордостью сказал Жук, подходя к полке, где аккуратно были сложены книги.
Леня и Динка тоже подошли к полке и недоумевающе переглянулись.
— «Пауки и мухи»… — взволнованно прошептал Леня, перелистывая страницы затрепанной книжки.
— Тут много чего есть… Тут и листовки были, только нам Конрад велел сжечь их, — сказал Жук.
— А расскажи, как мы совсем было на войну собрались! — засмеялся вдруг Ухо.
Жук почесал затылок.
— Собрались-то собрались, думали Иоську у Конрада оставить, все равно мы там все жили последнее время. Ну, конечно, давай потихоньку оружие всякое покупать.
— Оружие? А где ж вы его покупали? — заинтересовалась Динка.
Жук слегка присвистнул.
— Мы знаем где! На базаре только батьку с маткой не купишь, а так что твоей душе угодно. Скрытно, конечно, не на виду. У нас все есть: и винтовки и револьверы, — все, что надо! Только на войну мы уже не пойдем, изругал нас Конрад: вы, говорит, самые что ни на есть пролетарии, дети трудового народа, вам надо за свои народные права бороться, а не за панов воевать — куда это вас понесет на войну? Ну, мы решили до времени обождать, а оружие все же в порядке держим!
— Да где оно у вас? — спросил пораженный Леня.
— Оружие-то? Вон под кроватью лежит, в одеяло завернуто. Четыре винтовки да охотничье ружье! А под другой кроватью два револьвера и пули к ним, а порох вон к потолку подвешен, чтоб не отсырел.
— Черт те что… — оглядываясь, бормотал Леня. — Ну и ловкачи же вы! Да тут на целый отряд хватит. — Говоря, он морщил лоб, что-то усиленно соображая про себя.
— Не хватит — мы еще найдем. Только кого стрелять? Акромя Матюшкиных, вроде бы и некого! — засмеялся Жук.
Леня нахмурился.
— Ну, с Матюшкиными вы поосторожнее, это все не так просто. А губить свои жизни из-за двух негодяев не стоит!
— Ну, это наше дело! — сразу насторожился Жук и переменил разговор.
На керосинке забулькал чайник. Мальчишки засуетились, вытащили три чашки с отбитыми ручками, нарезали сало, хлеб. Динка с удовольствием уселась за стол. Лене было не до еды. С мальчишеским блеском в глазах он бережно разбирал винтовки, щелкал затворами, протирал тряпкой дула и, взвесив на руке старинный револьвер, усмехнулся:
— Этот еще от царя Гороха остался. Теперь таких не делают. А кто же из вас стрелять умеет?
— Да все помаленьку… — сказал Жук, присаживаясь рядом с Леней на корточки. — Только тут стрелять нельзя, мы с Ухо в ирпенский лес ходили. А Пузырь и учиться не схотел: у меня, говорит, в случае чего свое оружие есть!
— Мое самое верное… — вылезая из-за стола, сказал Пузырь и вытащил из угла короткую толстую дубинку с ременной петлей и железным наконечником. На-ко, Лень, подыми! — усмехнулся он, надев на руку петлю и покрутив дубинкой над головой.
— А ну давай! — с задором вскочил Леня, но, взяв в правую руку дубинку, чуть не выронил ее на глиняный пол. — Ого! Да тут одного железа пуда на полтора! — смутившись, сказал он.
Все засмеялись. Динка тоже попробовала оружие Пузыря, но еле подняла его обеими руками.
— Здорово! — сказал Леня. — Но учиться стрелять все-таки нужно. Мало ли когда может пригодиться. Только ты вот что, Жук, — аккуратно завертывая винтовки в одеяло, серьезно сказал Леня. — В город оружие не тащи, здесь оно вернее спрятано. Только надо смазать, чтоб не проржавело, ну и порох, конечно, чтоб не отсырел! Порох всегда надо держать сухим, да! — обтирая руки тряпкой, с видом знатока сказал Леня.
Сквозь деревья уже пробивались первые лучи солнца, когда, простившись с гостеприимными хозяевами, Леня и Динка двинулись в обратный путь.
Провожая их, Жук сказал:
— Теперь вы знаете нашу тайну, так что если что надо спрятать или передать кому, так мы всегда можем, а насчет оружия ты, Леня, помолчи пока.
В лесу уже совсем рассвело, на листьях блестели крупные капли росы, в кустах суматошились птицы.
— Слушан, Лень… Что ты думаешь обо всем этом? — взволнованно спросила Динка.
— Надо поговорить с мамой, — вместо ответа сказал Леня и задумчиво добавил: — Стоящие ребята, а, гляди, прошли огонь и воду!
— А как они с Иоськой… И как их… били. А старик… плакал… — Динка закрыла лицо руками, плечи ее задрожали.
— Ну, ну. Макака! Там выдержала, а тут плачешь, — успокаивая ее, улыбнулся Леня и, чтобы переменить разговор, напомнил: — А дедовский кошель? Я сроду не видал ничего отвратнее!
— Нечистые это деньги, сам Иоська сказал… Недаром Яков даже не дотрагивался до них, шил да шил сапоги… Мечтал учить Иоську. И сам погиб из-за этих проклятых денег. Вот уж верно, Лень, что «через золото слезы льются».
— У кого льются, а у кого и не льются… Да еще неизвестно, чей это кошель, может, прежнего хозяина… В общем, тайны старой корчмы! — засмеялся Леня.
Дата добавления: 2015-11-26; просмотров: 81 | Нарушение авторских прав