Проступок — наказание

«Наказание,— утверждал А. С. Макаренко,— это не только право, но и обязанность в тех случаях, когда наказание необходимо». Но в каких случаях оно необходимо? И как часто надо его применять? Исчерпывающе ответить невозможно. Хотя бы потому, что невозможно учесть бесчисленное разнообразие ситуаций, в которых встает вопрос о наказании. Но так или иначе наказание должно быть не нормой, а исключением. Если кары громоздятся одна на другую, они теряют весь свой воспитательный эффект. Наказание должно давать некоторую встряску, запоминаться, а не становиться привычной, приевшейся неприятностью.

Особенно опасно, если оно превращается в своеобразный «налог», который ребенок привыкает платить за то, что делает по-своему. Формула «помучаешься немного, зато целый день удовольствий», став принципом отношения ребенка к наказаниям, может в корне подрубить меры домашнего воздействия.

Часто проступки ребенка—это попытка определить границы дозволенного и степень ответственности за нарушение. Поэтому старайтесь, чтобы границы эти, когда он до них доходит, оставались (на данном возрастном этапе) постоянными, а не подвижными в зависимости от родительского настроения, и степень их нарушения всегда вызывала бы одну и ту же степень вашей реакции.

Попробуем теперь сформулировать общие принципы, из которых следует исходить, верша домашнее правосудие.

Пусть наказание всегда будет соразмерно вине. И не только с вашей, но и с детской точки зрения. Иначе у ребенка останется ощущение несправедливости, а это сведет полезность наказания к нулю. Случается, нас больше раздражает привычка болтать ногами, чем, к примеру, дерзость. Не поддавайтесь искушению всыпать за первое и пропустить мимо ушей второе. Строго различайте поступки, имеющие отрицательный моральный смысл, и поступки в нравственном отношении нейтральные, но чем-то неудобные нам, взрослым, или, с нашей точки зрения, вредные для ребенка.

Вот он натащил в квартиру каких-то палок, палки не в пору подвернулись под ноги бабушке, когда та несла сковородку, и...

— Ах, чтоб тебя, безобразник! Шагу нельзя ступить спокойно! Видишь, что я из-за тебя наделала? Не включу сегодня телевизор, так и знай!

Вот он пришел с синяком на лбу.

— Ударили камнем?! Да ты соображаешь, что так можно без глаза остаться! Очумел совсем — камнями драться! Посиди-ка денька два дома, авось образумишься.

Вот он не хочет есть за обедом.

— Такой вкусный суп, не упрямься, пожалуйста! Неужели так трудно, если мама просит?.. Ах, нет? Тогда убирайся из-за стола, и чтобы я тебя не видела!

Ни в одном из приведенных случаев оснований для наказания нет. Как можно наказывать малыша за то, что он не стал есть вкусного супа или ушибся, промочил ноги, словом, сделал что-то плохое самому себе. Это будет неправильно. Основанием для наказания может служить лишь безнравственность поступка, а она предполагает обычно причинение обиды или вреда кому-то другому

Вот, если он кому-то не дал супу или кого-то ушиб — тогда возникает момент моральный, тогда можно наказывать. Нередко поведение ребенка, объективно действительно дурное, все же не заслуживает серьезного наказания Речь идет о тех случаях, когда он и рад бы удержаться, да не умеет: не развита у него воля, не срабатывают сдерживающие центры. Тут наказанием мало поможешь. Надо тренировать механизмы торможения, воспитывать выдержку. Это очень важная задача для родителей, и решать ее нужно с раннего детства, но эго предмет отдельного разговора.

Самая веская и бесспорная причина для наложения взыскания — это открытое и сознательное нарушение интересов семьи как коллектива: отказ подчиниться разумному требованию домашней дисциплины, неряшливое отношение к общему имуществу (книги, мебель, посуда), индивидуалистические заскоки, намеренная грубость со старшими, попытки угнетения малышей и т. п. Провинившийся должен понимать, что наказание осуществляется по праву коллектива и во имя коллектива. И чем отчетливее эгоистическая подоплека проступка, тем решительнее надо наказывать за него.

Наказание (если оно необходимо, разумеется) должно следовать незамедлительно за проступком или сразу же после его обнаружения. Нельзя долго смотреть сквозь пальцы на аналогичные прегрешения в прошлом, а петом вдруг заявлять: «Чаша моего терпения переполнилась, больше я этого сносить не желаю!» — и наказывать разом за все, что было и сегодня, и вчера, и на прошлой неделе

Лучше, если «преступление» и наказание лежат, так сказать, в одной плоскости, это для малыша и наглядней и понятней. Если он сказал дерзость — разумнее перестать с ним разговаривать, чем лишать сладкого за обедом. А если забывает благодарить, вставая из-за стола, уместнее лишить сладкого, чем не разрешить кататься на велосипеде

Чрезвычайно важно никогда не примешивать к наказанию посторонних проступку субъективных моментов — раздражения, усталости. Ребенок должен быть наказан только за то, что совершил, а не за то, что попал вам под тяжелую руку. Он очень чутко улавливает эту разницу.

Мы сказали о том, что может служить законной причиной для наказания. Теперь о том, какова должна быть его суть

Наказание не должно восприниматься ни как месть, ни как срывание зла; надо, чтобы наказанный не мог, жалея себя, внутренне приговаривать: «Ах, я несчастный, как со мной жестоко обошлись!» Верно выбранное наказание вызовет чувство стыда, закрепит сознание своей вины. Сущностью его, по выражению Макаренко, должно быть «переживание отрешения от коллектива».

Отталкиваясь отсюда, и надо искать ключ к разумной форме наказания. У Макаренко, например, было заведено, что провинившегося колониста сажали за стол с гостями. За тем столом даже кормили лучше, однако для пацана такое отлучение было, бесспорно, наказанием.

Какие вы в своей семейной практике нащупаете пути «возмездия», во многом зависит от вас самих, от структуры вашей семьи, от характера, возраста, темперамента детей. Советы тут давать трудно, потому что правосудие в семье не терпит регламентации и шаблона, оно должно быть сугубо индивидуально. То, что в одном случае, в одних условиях действует безотказно, то в другой ситуации скажется резко отрицательно, и наоборот. Тут уж все определяется вашим педагогическим тактом, выдержкой, активностью вашего родительского внимания.

Мы же ограничимся общими принципами.

Прежде всего хотим обратить внимание читателя на домашний институт прощения. Как он обычно выглядит?

— Мамочка, папочка, простите, больше не буду...

— Ну, ладно уж, иди.

И все. В некоторых семьях подобному обряду придается почему-то очень большое значение, но он легко приобретает чисто формальный характер. Никто не вникает уже, раскаивается ли провинившийся, главное, чтобы были произнесены заветные слова. Иной раз доходит до нелепости: на ребенка кричат, ему угрожают и его даже бьют, требуя, чтобы он просил прощения. Наверно и вам знакомы понаслышке такие выкрики: «Проси прощения сейчас же, не то выдеру». Здесь сказывается педагогическая беспомощность, при которой человек понимает, что надо действовать, а как — неведомо, и потому стремится поскорей сбыть заботу с плеч, чем угодно добившись пресловутого, вымученного «прости».

Истоки этого воспитательного приема коренятся, очевидно, в церковном обряде покаяния и отпущения грехов. Но не будем на этом основании целиком его зачеркивать. Если прием не вырождается в фикцию, и он может сослужить свою службу. Надо только, чтобы прощение не снимало с ребенка обязанности насколько возможно исправить ошибку, чтобы искупление вины не ограничивалось произнесением положенных слов.

Допустим, он что-то сломал. Пусть дело не кончается тем, что он скажет: «Больше не буду». Пусть постарается починить поломанное или — как минимум — уберет все и приведет в порядок. А то, бывает, он разбил чашку, бабушка отправила его в угол, сама же собирает черепки; ребенок постоял для приличия, застонал привычное «прости-и...» и после короткого ворчания получил свободу.

Пусть он до «отпущения грехов» хотя бы объяснит свое поведение, чтобы не получалось так: долго-долго ему втолковывают, как он скверно поступил, ребенок слушает вполуха. Наконец спрашивают:

— Понял?

— Понял.

— Больше не будешь?

— Не буду.

— Ну, смотри, чтобы в последний раз!

А гораздо полезнее потребовать от него самого анализа и оценки его поведения.

Если вы заметили, что ребенок сделал нехорошее и ему неловко, стыдно, не старайтесь усилить чувство стыда длинными укоризнами. Вы можете достигнуть как раз обратного результата: спугнете, утопите в словах благотворное детское переживание. Либо оставьте как есть, либо предложите ему самому назначить наказание. Обычно ребята ведут себя при этом вполне добросовестно.

Хорошо, если в семье правом наказания пользуется кто-то один,, если есть инстанции для мелких и крупных грехов, чтобы малыш не находился под «иерархией» старших братьев, сестер, родителей, бабушек и дедушек, которые действуют кто во что горазд.

Пускается иногда в ход такое выражение: «Ах, вот ты как? Ну, и я с тобой так же буду!» Задумайтесь над его смыслом, над позицией, в которой оказываются тут ребенок и взрослый, решивший «бить малыша его же оружием». Маленький оказывается примером для большого! Это никуда не годный прием, не применяйте его.

Не увлекайтесь также доказыванием своей власти, не подчеркивайте всячески зависимое положение ребенка. Наказание не должно оскорблять и озлоблять, оно должно быть лишено унизительности, а тем более какого бы то ни было глумления. Поэтому, например, никогда не выставляйте наказанного на общее посмешище и не задавайте ему Публичной трепки — при соседях, при товарищах. Детская душа легко ранима, и несправедливость, насилие могут нанести ей жестокую травму, которая помнится иногда всю жизнь. Известный русский поэт В. Брюсов пишет в своих воспоминаниях: «Сережа за что-то поколотил (так, больше шутя) моего маленького брата, тот пошел жаловаться маме. Мама запретила мне играть с Сережей. Мало в жизни я знаю больших унижений, пережитых мною. Обидно, конечно, было не то, что я лишился любимого товарища, а то, что я в свою очередь должен был оскорбить того, кого сам уважал. Судьба сделала так, что я должен был испить чашу унижения до дна. Мне пришлось самому сказать все Сереже, так как, не дождавшись меня, в обычный час пришел за мной сам. Я не умел говорить, не умел выразить, что хотел, и, покраснев, сказал грубо и прямо. «Мама не позволила мне играть с вами!» Он тоже покраснел. Эх! Горькие воспоминания! Хочется крикнуть всем родителям и всем воспитателям: много думайте, раньше чем подвергать своих детей унижениям! А как охотно это делают, например, заставляя Детей против воли просить прощения».

Чаще всего родительские ошибки связаны даже не с самим выбором наказания, а с той атмосферой скандала, истерики, которая его сопровождает. Если бы взрослые со стороны послушали, как они при этом кричат, стучат по столу, если бы взглянули на себя в зеркало. Иногда трудно поверить, будто цель такого дебоша — воспитание ребенка. Кажется, что он затеян специально для разрядки нервов родителей. Как бы вы потом ни мудрствовали с наказаниями, но раз вы впали в истерику, можете быть •уверены: данное столкновение с ребенком вами позорно проиграно.

Заканчивая разговор о наказаниях, хочется еще раз напомнить, что главный путь воспитания не в репрессиях, а в организации и закреплении положительного опыта. Терпеливо и вдумчиво помогайте ребенку преодолевать легкие соблазны, снова и снова заставляйте испытывать радость от доброго поступка. И постепенно ведите его к осознанной нравственной высоте.

«Семья - маленький, но коллектив»

«...Очевидная, сама собой понятная истина, что интерес, благо, счастье каждого в отдельности неразрывно связаны с благом остальных людей,— писал Ш. Энгельс.— Мы все должны согласиться с тем, что не можем обойтись без своих собратьев, что простой интерес приковывает Нас всех друг к другу, и все же мы своими действиями попираем эту истину и строим наше общество так, как будто наши интересы не только не совпадают, но прямо противоположны... Необходимо устранить это заблуждение, и именно эту цель ставит себе коммунизм».

Да только замена частной собственности собственностью общественной делает возможными естественные для людей коллективистские отношения, высшая форма которых — дружба, товарищество, братство, провозглашенные моральным кодексом строителя коммунизма.

Но то, что в нашем обществе уничтожены, во всяком случае, сведены до минимума, экономические причины, порождающие эгоцентризм, себялюбие, индивидуализм, означает ли это, что с ними у нас покончено и мы застрахованы от рецидивов, доходящих до социально-опасных форм? Нет, от проклятого правила «каждый за себя, один бог за всех» нельзя избавиться сразу. «С ним нужна неустанная борьба,— говорил Ленин,— против него надо не, два, а много раз объявлять и проводить новый крестовый поход».

Коллективизм... Понять и прочувствовать, что «человек один не может ни черта»? Нет, мало! Наш коллективизм идет гораздо дальше, до своего логического конца — он выражается формулой: все за одного, один за всех. С этим мы живем, с этим строим, с этим движемся в будущее. И надо постоянно помнить об этом, воспитывая детей.

Справедливость основ, на которых строится общество, весь дух нашей жизни способствуют тому, что у ребенка с ранних лет появляется ощущение прочности своего существования и уверенность в завтрашнем дне. Он знает, что близкие его не станут безработными, найдут помощь и Я болезни, и в беде, что сам он сможет учиться и выбрать дело по душе, что люди вокруг — не потенциальные враги, которых предстоит потеснить, завоевывая место под солнцем, а товарищи, спутники в коллективном походе к светлой цели, смысл которой с годами становится ему все яснее.

Но родители должны помочь ему все это понять. Разумеется, не обязательно проводить с ребенком «политико-просветительные» беседы. Главное — атмосфера самой семьи.

Если малый домашний мир созвучен с миром большим, человек, взрослея, легко и органически врастает в этот большой, сложный, справедливый, замечательный наш мир. И наоборот, когда кто-то оказывается «не в ладах с эпохой», бесспорно, что первые градусы отклонения возникают еще в детстве, в семье. Значит, семья оказалась не на высоте, не выполнила своей задачи — дать обществу нового, активного гражданина.

Вспомните, как непримиримо писал А. С. Макаренко:

«Когда в вашей семье появляется первая «детская» неурядица, когда глазами вашего ребенка глянет на вас еще маленькая и слабенькая, но уже враждебная зверушка, почему вы не оглядываетесь назад, почему вы не приступаете к ревизии вашего собственного поведения, почему вы малодушно не спрашиваете себя: был ли я в своей семейной жизни большевиком?

Нет, вы обязательно ищете оправданий...»

Воспитанию обеспечен успех только тогда, когда родители вдумчивы и строги к себе и готовы пожертвовать своими будничными интересами во имя интересов воспитания детей. А если так, то процесс воспитания (даже помимо их воли) органически сольется для них с процессом самовоспитания. Самокритичность, самоанализ, самоконтроль — от этого никуда не уйти, если относиться к воспитанию серьезно.

Если семья — советская семья — растит будущего члена нашего общества, будущего коллективиста, то она и сама должна быть проникнута духом коллективизма. Конечно, нельзя семью назвать коллективом в полном смысле слова.

По праву коллективом можно именовать только группу людей, которые объединены на базе совместного производительного, общественно полезного труда. Таков экономический признак. А с идейной точки зрения эта группа должна быть, кроме того, сплоченной, проникнутой единством цели, духом товарищества и солидарности. Поэтому применительно к семье говорить о коллективе можно, разумея лишь элементы коллективизма, которые присущи ей в той или иной степени. Семья, как бы ни была хороша, все-таки объединяет людей лишь в силу родственной близости и на базе общности бытовых, потребительских интересов. Отсюда — узость домашней солидарности и неизбежная ограниченность ее воспитательных возможностей. Но тем более надо поддерживать все, что сближает ее с подлинным коллективом. «Теряя признаки коллектива, семья теряет большую часть своего значения, как организация воспитания и счастья» (А. С. Макаренко).

Это нередко происходит при неразумной «системе единственного ребенка» и в других случаях «неполной» семьи. Но бывает и так, что все, как говорится, на месте, а коллектива нет. По каким приметам можно судить, что его нет5

Прежде всего, это ссоры и столкновения, будь то на почве супружеской ревности, бытовых неудобств, в связи с материальными расчетами или, скажем, из-за пьянства отца. Разлад раздирает семью. Иногда говорят: «Мы поссоримся, мы и помиримся Это наши с женой счеты, ребят они не касаются. Ребята все равно должны родителей уважать и слушаться». Но это пустые слова. Если вчера вы скандалили, оскорбляли друг друга, а сегодня помирились, а назавтра повздорили снова — от семейного коллектива ничего не останется, и воспитательные возможности его катастрофически тают.

Впрочем, домашняя тишь тоже бывает обманчива. Живут-то люди мирно, но живут вразброд; только что под одной крышей спят да за одним столом ужинают. Не делятся друг с другом ни радостями, ни огорчениями; общих интересов почти никаких не имеют; заботы друг о друге не проявляют. Кое-как уживаются — и ладно. Словом, каждый сам по себе. Понятия семейной гордости, семейной чести в таком доме фигурируют разве на словах. Даже единого хозяйства тут либо вовсе нет, либо оно всей тяжестью лежит на некоем безликом существе, вынужденном нести этот крест,— на неработающей матери, на бабушке, на какой-нибудь незамужней тетке

К слову сказать, наличие нулевого существа вообще характерный признак какого-то неблагополучия в семье. Если живет в нем человек, который всего себя без остатка посвящает обслуживанию близких, а его толком и не замечают, значит, трещина в коллективе уже есть. А трещина — коварная штука: не заделай ее вовремя, так она начнет расти...

Еще от одной опасности надо серьезно предостеречь. Повседневная жизнь большинства семей протекает довольно обособленно. Родственники варятся главным образом в своем соку. И чем меньше доносят они сюда шум И движение «большой» жизни, чем плотнее закрыта дверь, отгораживающая внутренний мирок от мира внешнего, тем реальнее опасность вырождения семейного коллективизма в групповой эгоизм, при Котором домочадцы друг за друга держатся, а до остальных им дела нет.

В обособленном, законопаченном жилье застаивается воздух Естественная детская общительность гаснет, и на смену приходит недоверчивая скрытность в обращений с Посторонними людьми. «Верно, молодец!—говорят ребенку.— Зачем кому-то про нашу жизнь знать?» Здесь всегда считают правым родственника; для родственника иной раз готовы в лепешку расшибиться, а для постороннего пальцем не пошевелят.

Об этой опасности вырождения семейного коллективизма в нечто Истинному коллективизму противоположное надо помнить и остерегаться ее. А надежнее всего — поменьше изолированности от соседей, от окружающих. Давно пора ломать веками устоявшуюся «келейность» быта! Жизнь требует этого и подсказывает все новые и новые пути: создаются домовые активы, возникают на общественных началах детские сады, кружки, «бюро добрых услуг», клубы по месту жительства и многое, многое другое, что благотворно меняет привычный семейный уклад. Новые формы коммунального обслуживания тоже вносят лепту в обновление быта. Дело за тем, чтобы преодолеть собственную инертность, чтобы распахнуть двери и взглянуть: а чем дышат люди вокруг? Не нуждается ли кто в поддержке? Нельзя ли сообща предпринять что-нибудь такое, от чего всем станет веселее жить? Почему бы не развести зелень во дворе? Не договориться о попеременном дежурстве бабушек или мам, на попечении которых можно оставить сразу нескольких малышей, вместо того чтобы каждого водить индивидуально за ручку? Не собрать для ребят домовую библиотеку?

Это мелочи, первые шажки к коллективизации быта. Но попробуйте, и вы заметите, как что-то новое, свежее появится в атмосфере семьи и тотчас отзовете!? на детях.

И главное — ощущение слитности забот и целей семьи с Интересами всего общества. Это позволяет вырваться из узкого домашнего круга и пробудить в маленьком гражданине если не сознание, то предчувствие своей сопричастности к огромному, общенародному коллективу.

Конечно, не сразу проникается малыш этим чувством в его подлинном объеме. Он должен начинать с малого. И первым таким маленьким коллективом, в котором он учится солидарности, является семья. Здесь он приобретает первый опыт взаимоотношений с другими людьми, первый опыт совместных действий, усваивает начатки товарищества и взаимной помощи. Родители должны стремиться воспитывать в ребенке отзывчивость, чуткость, умение считаться с интересами других, привычку выполнять свои несложные домашние обязанности с сознанием ответственности перед всей семьей.

Бывает иногда так: ребенок, по природе своей всегда наблюдательный и эмоциональный, в раннем возрасте радует близких добротой, щедростью, стремлением утешить их в огорчении. Но проходит какое-то время — казалось бы, только-только начал что-то соображать — и родители уже жалуются: растет эгоистом. Как это случилось?

Опасность такого перерождения таится в самом положении младенца в семье всегда несколько исключительном. Беспомощное существо, появившись на свет, требует особой заботы взрослых, особого ухода, особого питания. Да и подрастая, он продолжает нуждаться в усиленном внимании. Это-то внимание, перерастая разумные рамки, и становятся нередко источником беды.

Если малыш чувствует, что постоянно является центром всеобщего интереса, что все разговоры только и ведутся о нем (как он погулял, как поел, что сказал), если видит, что многое получается за счет отказа родителей от необходимых им вещей или удобств, тогда можно считать, что созданы все условия для воспитания индивидуалиста.

Очень уж мы боимся иногда, чтобы ребенок не потерпел какого-нибудь ущерба, проявляя доброту. Нам достаточно доброго желания. А ведь для того, чтобы побуждение не осталось побуждением, чтобы хороший порыв не прошел бесследно, а закрепился и лег одним из кирпичиков в основу того или иного качества характера, для этого необходимо постоянное упражнение в нравственных поступках.

Маленьким человеком владеет жажда самоутверждения. Он и хвастлив, и наивно эгоистичен — это болезнь возраста. Смешно было бы ополчаться на трех пятилетнего кроху за то, что он якает на каждом шагу или с удовольствием регистрирует чужие промахи и огорчения. («А я не упал!», «Мне санки дали, а тебе не дали!»). Это естественно, и это пройдет. Важно, что здесь же рядом живет в ребячьей душе способность к сочувствию, к активному «сопереживанию», и, опираясь на нее, можно развивать то, что не пройдет, а останется и с возрастом будет все глубже и осознаннее.

Ребенок склонен сосредоточиваться на себе, на собственных желаниях. Старайтесь, чтобы он почаще думал о других. Побуждайте его к добрым поступкам, указывайте удобные для этого случаи. Вот старый человек с трудом наклоняется, чтобы поднять оброненную вещь. Мальчик лет четырех подходит поближе и с интересом наблюдает за его затрудненными, скованными движениями.

— Что ж ты стоишь, как пень? — ахает отец и спешит помочь старику. И потом долго отчитывает сына за черствость.

— Я не догадался,— говорит мальчик.

— Не ври, пожалуйста! Как это можно не догадаться? — сердится отец.

А малыш сказал, вероятно, правду. Ребята частенько туго соображают, когда надо помочь, услужить, но только позже — если их не научат догадываться — это переходит в сухость и равнодушие.

Мы при ребенке делаем массу хороших мелочей. Но он обычно остается пассивным зрителем. Привлеките его к участию, тогда сила примера подкрепится личным переживанием.

Подобных возможностей в любой семье очень много. Стоит оглянуться вокруг, и вы увидите в своем быту десятки, сотни мелочей, которые можно использовать для пробуждения в ребенке внимательности, чуткости, стремления помочь.

А на таких мелочах он начинает понимать ту великую науку, что, делая приятное людям, доставляешь радость и себе.

Постепенно ребенку делается доступным понятие о правах и обязанностях, связывающих членов семьи. Он начинает воспринимать ее как нечто целостное и себя как частицу целого. Он видит, что его семья, как и всякая другая, определенным образом организована, в ней заведены какие-то общие правила. И надо заставить ребенка осознать свой долг в том, чтобы подчиняться этим правилам. Это — второй и очень важный шаг его к «большому» коллективизму.

Заставить. Как? Силой коллективного авторитета. Это удается, когда семья не «сожительство» родичей, а действительно коллектив и когда ребенок, пусть маленький, но действительно член коллектива. Первое, очевидно, понятно. А вот о втором придется поговорить особо.

Подумаем, будет ли чувствовать себя членом коллектива ребенок, которым грубо помыкают? Которого оскорбляют унизительными наказаниями? От которого требуют покорности просто потому, что он еще «соплив»? Или на том основании, что «его кормят, поят, одевают?» Сможет ли он чувствовать себя членом коллектива, если старшие не проявляют единства воли по отношению к нему или вовсе не считаются с его мнением? (Не спросят, хотя бы в шутку, нравятся ли ему новые обои или занавески на окнах; в день его рождения приглашают по собственному усмотрению гостей).

Конечно, ребенок, совсем лишенный права голоса, окруженный невольным пренебрежением, тоже не ощущает себя по-настоящему членом коллектива. И в каждом из подобных случаев можно ждать от ребенка лишь внешнего подчинения, а не сознательного соблюдения дисциплины.

Надо заметить, что излишек внимания, о котором мы говорили выше и который приводит к избалованности детей, тоже мешает воспитанию их коллективистского самочувствия в семье. Даже если сами взрослые дружны, на «фаворита» это не производит впечатления.

В такой семье ребенку прививают потребности неестественные, нездоровые, и, стремясь к их удовлетворению, он рано или поздно вступает в конфликт с домашними (как бы покладисты они ни были), а затем и со средой, куда попадает, взрослея.

Дата добавления: 2015-12-08