Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

государственного университета

Читайте также:
  1. IX. Концессионные соглашения в образовании как механизм частно-государственного партнерства
  2. Quot;Оправдание" господ из университета
  3. VII. Целевой капитал как механизм частно-государственного партнерства
  4. VIII. Аутсорсинг в образовании как механизм частно-государственного партнерства
  5. X. Привлечение управляющих кампаний в сферу образования как механизм частно-государственного партнерства
  6. Быть дисциплинированными, соблюдать чистоту и порядок на территории Университета.
  7. В. №4. Сущность государственного управления как объекта административно-правового регулирования. Виды административно-правовых норм

ИСТОКИ И ЭТАПЫ СТАНОВЛЕНИЯ СБЛИЖЕНИЯ ПРАВА

Бахин С.В.

Доктор юридических наук

Юридический факультет Санкт-Петербургского

государственного университета

 

Самой распространенной является точка зрения о том, что первые попытки осуществления унификации в праве должны быть отнесены ко второй половине,[1] а иногда и к концу XIX в.[2] Иногда указывают и на более ранние примеры, в частности, на некоторые двусторонние международные соглашения. Так, по свидетельству К. Липстена, в Германии первое соглашение о признании и приведении в исполнение судебных решений было заключено между Баварией и Вюртенбергом 7 мая 1821 г.[3]

Правда при этом датировка унификационных начинаний во многом зависит от трактовки существа этого процесса. Те, кто связывает истоки унификационных процессов с XIX в. неизменно понимают унификацию как создание единых и единообразных норм в форме международных договоров. Е.В. Кабатова отмечает, что с конца XIX в. « начались достаточно целенаправленные и регулярные работы по унификации международного частного права на международном уровне».[4] С.Н. Лебедев указывает, что в 1880-ых и 1890-ых началась унификация в собственном смысле слова.[5]

По мнению Р. Давида, до начала XIX в. одним из направлений движения за унификацию было сближение права на национальном уровне: каждая страна пыталась уменьшить разнообразие местных и региональных обычаев. Унификация права в пределах национальных границ была успешно осуществлена в Англии, где общее право заменило в средние века местные обычаи, которые стали играть подчиненную, вторичную роль. На континенте унификация права в национальном масштабе проходила менее успешно и не имела такого же результата.[6]

Действительно, в период образования централизованных государств сближение законодательства на национальном уровне стало одной из самых насущных задач. Одним из первых на необходимость унификации правового регулирования на национальном уровне указал Вольтер. «Вероятно, когда-нибудь наши внуки удивятся, — писал он в 1769 г., — что Франция была составлена из провинций, ставших даже враждебными своим законодательством. В Лионе непонятно почему товары из Дофине облагаются пошлинами, как будто они импортированы из России».[7] Вольтер неоднократно указывал, что, передвигаясь по Франции, проезжающий одновременно со сменой лошадей меняет и правовую систему.[8] Вывод Вольтера был однозначен: «Закон во всем государстве должен быть универсальным».[9]

Однако идея единого права не ограничивалась национальными рамками. В тех случаях, когда различия в национальной регламентации определенных отношений становились препятствием для осуществления международного общения, совершенно естественно возникали предложения о введении единых регуляторов. Примером может служить обращение векселей, существенно осложнявшееся различиями в регулировании вексельного оборота. Еще в 1766 г. француз де Серион писал: «Нужно, чтобы векселя находились под господством общего закона согласно со всеми торговыми нациями».[10]

Однако можно указать и на более раннее обращение к идее унификации права. Нередко зарождение процесса сближения правовых систем связывают с существовавшим в XVI-XVIII в. движением за естественное право, имевшим универсалистскую направленность. Как панораму развития всех законодательств мира, несшую на себе отпечаток унификаторских идей, представляет М.Ансель выпущенную в 1667 г. Лейбницем книгу «Theatrum legale».[11]

Указывая, что унификации на мировом уровне «стала особенно широко применяться лишь в конце XVIII и в первой половине XIX в.», М.Н. Марченко вместе с тем отмечает, что приведение различных правовых систем и отдельных их составных частей к некоему «общему знаменателю» имеет длинную и богатую историю. Он указывает, что на национальном и региональном уровне сближение правового регулирования уходит своими корнями в глубокую древность.[12]

Большинство исследователей, рассматривающих истоки унификационных начинаний, трактуют этот процесс весьма узко, понимая под унификацией лишь создание единых и единообразных норм на основе международных соглашений. При более широком понимании унификации неизбежно трансформируется и ее периодизация. Так, существует мнение, что в качестве прототипа современного унификационного движения можно представить римское jus gentium, расценивая его как попытку создания единообразного права, применимого к отношениям римлян с иностранцами и с жителями провинций.[13] Иногда jus gentium рассматривается как своего рода прообраз международного торгового права.[14]

Однако подобный взгляд на jus gentium в известной мере упрощает ситуацию. Даже сторонники указанной концепции вынуждены признавать, что хотя jus gentium и создавалось на основе заимствований в праве других народов, оно все же являлось правом национальным, а не международным.[15]

Весьма точно охарактеризовал подобный подход Ф.Ф. Мартенс. Он отмечал, что стремясь найти какие-либо положительные юридические основания международного права, юристы в XVI столетии приняли за его источник римское право. «Последнее, — указывает Ф.Ф. Мартенс, — служило основой гражданских законов европейский государств; на нем выросла королевская власть и сложился государственный строй Западной Европы; оно всесторонне изучалось в существовавших тогда университетах; словом, везде господствовало римское право. Естественно, что первые представители науки международного права обратились к нему, чтобы его бесспорным авторитетом освятить положения своей науки. Они заимствовали из него название международного права и учили, что jus gentium есть международное право».[16]

Заключает свои рассуждения Ф.Ф. Мартенс следующим выводом: «Но на самом деле, это определение представляет полнейшее смешение разнородных понятий. Jus gentium есть совокупность философских начал, общих гражданским законам различных стран. Предмет его составляют бытовые, частные отношения между отдельными лицами в сфере их личного, вещного, обязательственного и семейного права. Но очевидно, что предметом международного права являются не эти отношения, а отношения между независимыми государствами».[17]

Действительно, jus gentium «не может служить ни доказательством существования международного права в древнем мире, ни тем более источником, из которого могли бы быть почерпнуты начала для определения современных международных отношений».[18] Обратим, однако, внимание на весьма точную характеристику jus gentium, данную Ф.Ф. Мартенсом. Он пишет, что jus gentium представляет собой «совокупность философских начал, общих гражданским законам различных стран». Вне всякого сомнения, эти общие философские начала послужили и служат в настоящее время одной из основ сближения систем национального права.

Вместе с тем эти общие философские начала национальных правовых систем мало пригодны для регламентации публично-правовых отношений между государствами. Ф.Ф. Мартенс указывает, что «jus gentium имеет своим предметом не международные отношения, но совокупность основных правовых принципов, определяющих отношения между частными лицами и общих всем народам».[19] Эта совокупность основных правовых принципов общих всем народам, по Ф.Ф. Мартенсу, не может служить источником, из которого могли бы быть почерпнуты начала для определения современных международных отношений.

Однако действующее международное право разрешает этот вопрос иначе. Согласно ст. 38 Статута Международного суда ООН, одним из оснований, на которых суд рассматривает переданные ему дела (а, следовательно, как полагают многие, и одним из источников международного права), выступают общие принципы права, признанные цивилизованными нациями. Видимо, речь в данном случае идет не о позитивном праве, а именно об «общих философских началах», абстрагированных от специфики конкретных национальных правовых систем.

Концепция «общих принципов права» не получила в правовой науке достаточно четкого истолкования. Международный суд ООН, между тем, выводя из общих философских начал права позитивные правовые предписания, по сути дела, превращается при этом в правотворящий орган. Учитывая сложность подобной миссии, особенно в тех случаях, когда имеются существенные разногласия в подходах в рамках различных правовых систем, Международный суд избегает обращений к подобному регулятору. Обычно он ограничивается ссылкой на то, что сходные правовые предписания содержатся в праве отдельных государств.

Однако наличие в правовых системах нескольких государств (проанализировать все правовые системы Международный суд не в состоянии) идентичных правовых норм едва ли служит подтверждением существования общего принципа права. Таким образом, Международный суд, применяя общий принцип права, фактически обращается не к правовой норме как таковой, а к некоему общему философскому началу, свойственному нескольким правовым системам.

Именно эти общие философские начала, а точнее то, что обычно обозначается термином «естественное право» и предлагается рассматривать в качестве основы сближения систем национального права. Подобный подход к унификации права отстаивал Р. Давид. Он полагал, что международная унификация права не должна рассматриваться лишь как стандартизация правовых правил, регулирующих определенные отношения. По мнению Р.Давида, механизмы унификации должны быть более гибкими и исходить не из нормы как таковой, а из путей, которыми данная норма создается. Оценивая с этой точки зрения национальные кодификации, он отмечал, что юристы по преимуществу опираются на позитивное право, нежели на правовые концепции и необходимость обеспечить системность в праве.

Совершенно иначе, как полагает Р. Давид, смотрят на право компаративисты и те, кто связан с унификацией права, поскольку для них различия в регулировании тех или иных отношений в рамках различных правовых систем — это не просто несовпадение правовых предписаний, но разные подходы, концепции и методы создания и применения права.[20] По мнению Р. Давида, параллельно с движением за унификацию права в масштабах отдельных государств, в европейских странах существовала и иная тенденция — выравнивать различные правовые системы с академическим, транснациональным правом, преподаваемым в университетах. Это единое для всех стран право расценивалось юридической наукой как общее право цивилизованных стран (jus commune).[21]

Университетская юридическая наука формировалась под влиянием концепции, согласно которой право, базирующееся на идее правосудия, должно быть в принципе единым во всем Христианском мире. Естественно, что эта конструкция выдерживала проверку на практике отнюдь не всегда. Существование специфических для данного общества условий всегда оправдывало возникновение в этом обществе особых правил, отклоняющихся от jus commune. По мнению Р.Давида, история европейского права с XIII по XIX столетие демонстрирует непрерывное развитие двух указанных направлений унификации — в рамках отдельных государств и универсального — на основе jus commune.[22]

Идее о стихийном сближении права на основе jus commune корреспондирует широко распространенная концепция о lex mercatoria — действовавшем в средние века универсальном торговом (купеческом) праве. В этот период, как отмечал И.А. Покровский, на почве международной торговли возникла «потребность в едином вненациональном праве, которое могло бы объединить в деловых сношениях франка и лангобарда, бургунда и гота, и притом праве настолько развитом, чтобы оно могло регулировать те тонкие отношения, какие естественно возникают по поводу торговли и кредита и какие совершенно чужды обычному земледельческому укладу. Говоря иначе, возникает снова потребность в праве общем, универсальном».[23]

Рисуя широкую картину развития права, И.А.Покровский показывает противостояние в нем двух тенденций — идеи национальности и идеи универсальности. Это противоборство сопутствует развитию права на всем пути его становления и развития. Сторонники исторической школы полагали, что право выступает как явление глубоко национальное, враждебное универсализму. И.А. Покровский, между тем, отмечает, что «национальность отнюдь не являться в процессе правотворения инстанцией окончательной, фактором самодовлеющим, что она отступает перед чем-то другим, более могущественным и высоким».[24]

Этим более могущественным и высоким выступает в праве универсализм. История права, прежде всего гражданского, «свидетельствует о единстве всемирно-исторического развития и о неустранимой тенденции народов к взаимному общению на почве одинаковых правовых норм» (курсив наш. — С.Б.).[25] Поэтому едва ли правомерно сближение права связывать лишь с серединой или концом XIX в., когда универсализм стал приобретать целенаправленный, институционно организованный характер. С нашей точки зрения универсализм выступает как один из факторов, определяющих сущностные параметры права как такового.

Однако может сложиться впечатление, что создание единообразного права относится лишь к гражданскому обороту, или, говоря точнее, отношениям, попадающим в сферу действия частного права. Действительно, унификация в праве и отечественными и зарубежными исследователями рассматривается преимущественно через призму частноправовых отношений. Подобный подход во многом предопределен широко распространенной в юриспруденции цивилистической концепцией МЧП, согласно которой оно является отраслью национального права. При этом неизменно игнорируется вторая, не менее обширная и важная составляющая МЧП, — международно-правовая.

Между тем сбрасывать со счетов эту составляющую МЧП становится все труднее, ибо государства все чаще прибегают к созданию единых правовых регуляторов на согласованной основе, т.е. через международный договор и международный обычай. В рамках цивилистической концепции это противоречие нашло довольно оригинальное объяснение, согласно которому международно-правовые нормы, рассчитанные на регулирование частноправовых отношений, превращаются в рамках национальных правовых систем во внутригосударственные правовые предписания. Несостоятельность подобной концепции стала вполне очевидной именно в связи с расширением межгосударственного сближения правового регулирования, когда во многие унификационные соглашения включается специальное предписание о том, что нормы таких соглашений должны пониматься и применяться как нормы международного права.

Сегодня едва ли можно поставить под сомнение, что системы международного и национального права представляют собой различные правопорядки. Вместе с тем расширение сотрудничества государств в сфере сближения и особенно унификации права заставляет по-новому взглянуть на некоторые аспекты соотношения международного и национального права. По сути дела, подобный подход нельзя с полным на то основанием назвать абсолютно новым. Скорее речь идет о направлении научной мысли, которое оказалось неоцененным и незаслуженно забытым.

В своем известном труде «Современное международное право цивилизованных народов» Ф.Ф. Мартенс отмечал: «Задачи и цели, преследуемые государствами во взаимных своих сношениях, весьма разнообразны… История и современная жизнь указывают, однако, некоторые общие, основные причины, которые сближают народы, заставляют их отказываться от взаимной вражды и замкнутости и соединяют в стремлении к общечеловеческим, культурным и политическим целям».[26] Среди таких объединяющих факторов Ф.Ф. Мартенс называл одинаковые верования и идеи, общие интеллектуальные и нравственные стремления, а особенно экономические интересы и торговые сношения.

«Все они, — заключает Ф.Ф. Мартенс, — служат выражением одной общей силы, с могуществом которой не в состоянии бороться ни враждебное международным сношениям законодательство, ни закоснелые предрассудки, ни дикие понятия и варварские привычки народов. Эта сила заключается в сознании народами своих потребностей, духовных и материальных, удовлетворение которых они не находят собственными средствами, в пределах своих территорий».[27]

Обратим внимание на то, как высказывание Ф.Ф. Мартенса перекликается с идеями И.А. Покровского. К сожалению эти положения не получили развития и конкретизации в отечественной юриспруденции. Скорее эта идея была заимствована западной научной мыслью. Между тем фраза о законодательстве, «враждебном международным сношениям» позволяет Ф.Ф. Мартенсу развивать свою мысль дальше. Он указывает, что государства сами осознают «недостаточность одного внутреннего законодательства, без международных соглашений и мер, для полного обеспечения законных интересов своих подданных».[28]

Осознание этой потребности вызвало к жизни идею о том, что унификация права может быть не только стихийной, но и целенаправленной, построенной на договорном взаимодействии государств. Правда, в тот период еще не существовало самого термина «унификация». Посмотрим, однако, как описывает Ф.Ф. Мартенс подобное взаимодействие. В качестве примера он ссылается на Бернский конгресс 1874 г., который «привел к устройству Всемирного почтового союза, члены которого подчиняются совершенноодинаковымправилам относительно эксплуатации почтовой связи. Телеграфные конференции выработали однообразные правила для пользования в пределах всех приступивших к телеграфному союзу государств телеграфными сношениями, и т.д.» (курсив наш. — С.Б.).[29] По сути дела, не употребляя термина «унификация», Ф.Ф.Мартенс пишет именно о ней.

Сближение права по Ф.Ф. Мартенсу не ограничено областью частноправовых отношений. «Женевская конвенция 1864 г., — пишет он, — установила для воюющих государств одинаковые правила относительно ухода за раненными и больными неприятельскими лицами. На основании этого международного акта, всякий раненый во время сражения воин имеет такое же право на охрану и попечение со стороны противника, как и собственные подданные последнего» (курсив наш. — С.Б.).[30]

Отсутствие в этот период самого термина «унификация» вовсе не означает, что специалисты не обращались к проблемам сближения правового регулирования. К примеру, З. Пржесмыцкий в своем капитальном труде о кодификации международного права писал: «Определяя ясно и положительно все правовые нормы, регулирующие международные отношения, она уничтожает столь частые конфликты между национальными законодательствами отдельных государств».[31] Очевидно, что используя термин «кодификация», З. Пржесмыцкий подразумевает также и унификацию.

Другой известный юрист Л.Леви, осуществив широкомасштабное сравнительное исследование торгового права Великобритании с кодексами и законами пятидесяти стран, принадлежавших к системе континентального права, впервые продемонстрировал связь между унификацией и сравнительным правоведением.[32] Видный французский юрист де Курси в монографии «Международная реформа морского права», опубликованной в 1863 г., подчеркивал, что право большинства государств имеет общие основы.[33]

Выдающийся итальянский юрист П. Манчини, выступая 24 января 1851 г. в Туринском университете, в своей актовой речи отметил: «Море с его ветрами, его штормами, его опасностями не меняется; оно взывает к необходимости единообразия правовых режимов».[34] В 1863 г. по предложению П. Манчини парламент Италии принял резолюцию о целесообразности уменьшения различий национальных морских законов путем заключения международных соглашений. Аналогичное решение в 1873 г. было принято парламентом Нидерландов.[35]

На проходившем в 1865 г. в Шеффилде первом конгрессе специалистов по торговому праву рассматривалась возможность унификации некоторых разделов морского права. В 1865 г. в Йорке (Великобритания) была впервые принята ставшая впоследствии знаменитой унификация правил в области морского права, получившая наименование Йорк-Антверпенских правил об общей аварии.[36]

Призывы к унификации многократно исходили от авторитетных международных конференций. Так, этот вопрос поднимался на конгрессах по торговому праву, которые были созваны по инициативе правительства Бельгии во время проведения промышленных выставок в Антверпене в 1885 г. и в Брюсселе в 1888 г., а также на конгрессе, проходившем в Генуе в 1892 г. в связи с 400-летием открытия Х. Колумба.[37]

Заинтересованность государств в определенности и единообразии правовых режимов в отдельных сферах международного сотрудничества привела к заключению первых международных договоров по унификации. Специалисты расходятся во мнениях при попытках указать самое первое такое соглашение. В 1883 г. в Париже была принята Парижская конвенция об охране промышленной собственности. Однако если учесть, что ее разработка продолжалась свыше 30 лет, то становится очевидно, что начало работ по подготовке унификационных соглашений может быть датировано серединой XIX в. Позднее в Берне были приняты в 1886 г. Бернская конвенция об охране литературных и художественных произведений, а в 1890 г. — о железнодорожных перевозках грузов.

Намного ранее, чем в Европе, работы по договорной унификации начались на Американской континенте. Как указывает А. Гарро, страны этого континента являются «чемпионами» в деле унификации.[38] По мнению Н.Г. Вилковой, первые попытки осуществления унификации на Американском континенте могут быть отнесены к 1826 г., когда перуанская делегация представила на конгрессе в Панаме проект Кодекса международного права. Эта инициатива не принесла ожидаемого результата. Более успешными оказались попытки, предпринятые в 1875 и 1878 г.[39]

Однако едва ли столь уж важно, когда было заключено самое первое соглашение по унификации. Надо полагать, что это имеет значение более с исторической, нежели с практической, точки зрения. Гораздо важнее отметить другое. Как указывает В.Ф. Сидорченко, унификации, «проводимые в различных международных и национальных правовых институтах в конце XIX — начале XX в., явились своеобразным качественным скачком в развитии международного морского права» (курсив наш. — С.Б.).[40] Этот вывод В.Ф. Сидорченко вполне допустимо экстраполировать на все международное право: начало работ по целенаправленной унификации стало качественным скачком в развитии международного права.

Как в этот период, так и впоследствии идеи сближения и унификации в праве стали предметом рассмотрения международных научных ассоциаций. В программе работы созданного в Генте в 1873 г. Института международного права (ИМП) было предусмотрено осуществление международного сотрудничества с целью гармонизации и кодификации международного права. Аналогичные задачи были поставлены перед созданной в том же году в Брюсселе Ассоциацией по реформе и кодификации права народов (с 1895 г. — Ассоциация международного права). Позднее была создана и межправительственная научная организация, в сферу деятельности которой входит научная проработка унификационных начинаний — Международный институт унификации частного права (УНИДРУА).

Как в этот, так и в последующие периоды развития унификации, она была самым тесным образом связана со сравнительным правоведением. Как отмечает М. Ансель, «[н]екоторые компаративисты в отдельные периоды были даже склонны превратить унификацию в конечную цель сравнительно-правовых исследований».[41] Тем не менее, в изысканиях по сравнительному правоведению унификации всегда уделяется значительное внимание,[42] не говоря уже о том, что проведению многих унификационных работ, как правило, предшествует более или менее широкое исследование по сравнению национального законодательства в унифицируемой области.

Постепенно складывалось осознание того, что для проведения последовательной работы по унификации требуется специальный институционный механизм. Успехи в разработке и введении в действие значительного числа международных соглашений по унификации норм международного права неразрывно связаны с деятельностью нескольких международных организаций. Обычно первой среди них называют Гаагскую конференцию по международному частному праву (ГКМЧП).

Идея созвать международную конференцию по унификации принадлежит видному итальянскому юристу, дипломату и политическому деятелю, основателю итальянской доктрины международного частного права П.С. Манчини. П.С. Манчини явился одним из основателей зародившейся в конце XIX в. теории универсализма. Ее сторонники, которых принято именовать «универсалистами», отстаивали идею о том, что коллизионные нормы, отражая международный характер регулируемых ими отношений, должны строиться не на национальной основе, а исходя из международно-правовых начал. С этой целью «универсалисты» предлагали осуществить международную унификацию коллизионных норм на конвенционной основе.

П.С. Манчини одним из первых предложил приступить к унификации норм частного права и заключить специальную международную конвенцию об этом. По его предложению вопрос о заключении такой конвенции рассматривался в 1861 г. в Государственном совете Италии. В 1867 г. правительство Италии поручило П.С. Манчини посетить столицы некоторых европейских государств и провести подготовительную работу с целью способствовать заключению конвенции. Впоследствии П.С. Манчини, сперва в должности министра юстиции Италии, а затем министра иностранных дел активно содействовал созыву конференции по международному праву, провести которую он планировал в Риме. Однако итальянский период в организации конференции окончился безрезультатно, попытки правительства Италии созвать конференцию по унификации успеха не принесли.

Однако идея П.С. Манчини все же была воплощена в жизнь. В 1893 г. правительству Нидерландов удалось созвать первую сессию ГКМЧП. Инициатором ее проведения выступил известный голландский юрист Т. Ассер. Вклад Т.Ассера в развитие международного частного права вообще и его кодификацию и унификацию должен быть оценен по достоинству. Как ученый он известен своим курсом международного частного права, который был опубликован в 1880 г. и переведен впоследствии на несколько языков. Однако авторитет Т. Ассера связан главным образом с его практической деятельностью как юриста и дипломата. Т. Ассер был одним из создателей, а впоследствии президентом ИМП.

Но главным делом всей своей жизни Т. Ассер считал созыв ГКМЧП. Ему посчастливилось не только выдвинуть идею об учреждении такой конференции, но и осуществить ее на практике. В своей речи на открытии Конференции Т. Ассер, который был избран ее президентом, сказал: «Я не хочу скрывать глубокого волнения, которое я испытываю, приглашая вас приступить к работе. Мечта моей юности, по-видимому, близка к осуществлению…».[43]

Таким образом, спорадические попытки выработки унификационных соглашений перешли в русло целенаправленной деятельности на регулярной основе. Уже отмечалось, что в этот период еще не существовало самого термина «унификация» и речь применительно к деятельности ГКМЧП шла о кодификации и объединении международного частного права. В связи с проведением первой Гаагской конференции Ф.Ф. Мартенс писал: «Удачна была инициатива нидерландского правительства для кодификации начал международного частного права… Впрочем, нельзя уже и теперь не видеть в проектированных Гаагскими конференциями началах наиболее компетентное выражение правосознания современных правительств и юристов в области международного частного права».[44]

Принципиально, однако, другое. Названный орган был создан с единственной целью — выработки единообразных норм, которые должны были действовать в государствах, присоединившихся к конвенциям по унификации. Первоначально успех превзошел все ожидания: в течение нескольких первых сессий было выработано несколько унификационных соглашений. В 1951 г. регулярно созываемая конференция была преобразована в международную организацию.

Однако институционализация унификационного движения осуществлялась не только на межправительственном, но и на неправительственном уровне. Спустя 4 года после созыва первой сессии ГКМЧП, в 1897 г. в Антверпене был создан Международный морской комитет (ММК), как организация, объединяющая ассоциации морского права нескольких государств. Если в создании ГКМЧП особую роль сыграло правительство Нидерландов, то ММК был сформирован при поддержке Бельгии. Первая конференция ММК состоялась в Брюсселе 6 июня 1897 г.[45] Обратим внимание, что если ГКМЧП была сформирована для осуществления унификационных работ в сфере МЧП, то ММК был создан как орган, специализирующийся на унификации в сфере морского права, причем как частного, так и публичного.

Основное свое внимание ММК сосредоточил на подготовке унификационных конвенций и протоколов к ним. Однако было бы неверно полагать, что унификация с этого времени переходит исключительно на конвенционные механизмы обеспечения единообразия правового регулирования. Как указывает А.Л. Маковский, стремление к единообразию правового режима дало толчок к разработке и кодификации обыкновений и типовых условий морских перевозок и морской торговли.[46] Отметим, что Устав ММК предусматривает, что эта организация призвана «содействовать всеми надлежащими средствами и деятельностью унификации морского и торгового права, а также морских обычаев и практики».[47]

Самое широкое распространение идея об унификации национального законодательства получила в начале ХХ в. Первые успехи в разработке (подчеркнем, что именно в разработке, а не в применении) международных унификационных соглашений породили иллюзию, что в кратчайшие сроки легко достижимо создание широких унификационных режимов во многих сферах правового регулирования. Предпосылок к тому существовало немало. Во-первых, в сближении своего законодательства был заинтересован довольно узкий круг передовых в экономическом отношении государств. Во-вторых, соглашения по унификации охватывали весьма ограниченную сферу международных отношений. В-третьих, к выработке указанных соглашений привлекались, как правило, наиболее авторитетные и квалифицированные специалисты, подчас с мировыми именами (Т. Асер, Ф. Ф. Мартенс, Э. Рабель и др.).

В этот период господствовало мнение, что универсальная международная унификация может быть осуществлена столь же просто, как в свое время осуществлялось сближение права в рамках отдельного государства, но только уже в иных масштабах. На волне первых успехов в разработке унификационных соглашений возникло так называемое «движение унификаторов». Сторонникам идеи кардинального сближения национальных правовых систем казалось, что найден, наконец, механизм, способный минимизировать или вообще исключить конфликты, связанные с различным порядком регулирования каких-либо отношений в различных странах.

Как указывает М. Ансель, широкому распространению движения за унификацию способствовала бытовавшая в этот период вера юристов в правительственную активность и законодательную власть. «Законодатель казался всемогущим, отмечает М. Ансель, а правительства — стремящимися к сотрудничеству на международной арене. Создание международного, а точнее, межгосударственного законодательства представлялось поэтому достижимым, причем без всякого ущерба для суверенитета государств, поскольку каждое из них действовало на основе добровольного согласия».[48]

Инициаторы международной унификации строили свои расчеты, опираясь на механизмы сближения писанного права, полагая, что таковое может быть действительно приведено к единообразию в рамках супер-государств, региональных союзов или международного сообщества наций в целом, которые неизбежно придут на смену исторически устаревших национальных государств. Это представление о международной унификации права вскоре продемонстрировало свою несостоятельность, ибо «реальные полномочия в нашем мире все еще принадлежит государствам, и они не готовы уступить даже маленькой части их суверенитета».[49]

Проиллюстрировать этот тезис можно на примере первых шагов по унификации уголовного права. Впервые вопрос об унификации уголовного законодательства был поставлен в 1926 г. на Брюссельском конгрессе Международной ассоциации уголовного права. На нем при обсуждении вопроса о возможности установления международной уголовной юрисдикции была принята резолюция, в которой, в частности, устанавливалось: «Считая весьма желательной унификацию основных начал применения репрессии в проектах разных стран путем принятия общепризнанных принципов современной криминологии, учитывая далее, что многие государства энергично приступили к разработке новых проектов уголовного кодекса, Конгресс постановил, чтобы комиссии по подготовке уголовных кодексов, организованные в отдельных странах, собирались на международную конференцию. Эта конференция должна рассмотреть и унифицировать принципы, положенные в основание разрабатываемых проектов уголовных кодексов».[50]

В 1927 г. в Варшаве прошла первая международная конференция по унификации уголовного законодательства. Об актуальности данной проблемы свидетельствует то, что за период с 1927 по 1935 г. состоялось шесть международных конференций по унификации уголовного права, и если на первой были представители 9 государств, то на пятой в Мадриде уже 35 стран. Советский Союз впервые был представлен своими делегатами на шестой конференции в Копенгагене. По ее итогам была создана специальная группа для работы в области международного уголовного права.[51]

Однако в целом отношение к унификации уголовного права в нашей стране было негативным и усилия в этом плане рассматривались как «организованное международное движение, пытающееся привести к единству практику уголовных репрессий», как стремление «кругов международной буржуазной реакции сколотить единый фронт уголовно-правового движения против нашей страны, являющейся цитаделью борьбы за освобождение от эксплуатации трудящихся всего мира».[52]

Позднее высказывались сомнения в обязательности сотрудничества в сфере борьбы с преступностью, поскольку «каждое государство в силу своего суверенитета решает вопрос о необходимости такого сотрудничества и его объеме».[53] Сомнения в целесообразности унификации уголовного права высказывали и другие страны. Так, в 1932 г. на запрос Лиги Наций о том, в «какой форме Лига Наций могла бы прийти на помощь делу прогрессивной унификации уголовного права и сотрудничеству государств по предупреждению и пресечению преступлений», Англия ответила: «Предмет уголовного права должен по прежнему определяться местным правом каждого государства, и поэтому попытки унифицировать уголовное право государств не послужили бы к достижению каких-либо полезных целей».[54] Такое отношение к унификации уголовного права было обусловлено не столько объективными обстоятельствами (отсутствие необходимости, посягательство на государственный суверенитет), сколько околополитическими соображениями и сомнениями.

Унификация национального законодательства стала одним из приоритетных направлений в деятельности созданной после первой мировой войны Лиги Наций. По инициативе и под эгидой Лиги Наций в 1930 г. были приняты Женевские вексельные конвенции,[55] а в 1931 г. Женевские чековые конвенции.[56]

По инициативе правительства Италии под патронажем Лиги Наций в 1926 г. была создана специальная международная организация по организации унификационных работ — УНИДРУА.[57] Если ГКМЧП поставила своей задачей унификацию коллизионного права, то УНИДРУА во главу своей деятельности поставил выработку единообразных материально-правовых норм. Деятельность УНИДРУА оказалась весьма успешной. Несколько международных договоров были разработаны УНИДРУА в сотрудничестве с другими международными организациями, некоторые предложены государствам им самим.

В дальнейшем создание международных организаций, единственной или одной из основных задач которых было осуществление работ по унификации, шло все ускоряющимися темпами. Однако это не привело к ожидаемым результатам. Процесс сближения национального права стал замедляться, а к началу второй мировой войны практически прекратился.

Новый этап в развитии сближения правовых систем государств начался во второй половине ХХ в., когда унификационные работы стали осуществляться, с одной стороны, под эгидой ООН и международных организаций системы ООН, а, — с другой, в рамках многочисленных региональных и субрегиональных международных объединений, возникших после второй мировой войны. Подробная характеристика современного этапа осуществления унификации и гармонизации права дается в последующих разделах настоящей работы. Здесь же ограничимся указанием о том, что в конце ХХ — начале XXI в., с нашей точки зрения, вполне явственно обозначились истоки новой фазы в развитии сближения права, неразрывно связанной с формированием новой формы существования права, которую нами предложено именовать субправом.[58]

Таким образом, рассмотрение истоков и этапов межгосударственного сотрудничества по сближению национального права свидетельствует, что этот процесс не может ассоциироваться лишь с целенаправленным сближением права на основе международных договоров, начало которому было положено во второй половине XIX в. Универсализация является неизменным спутником развития права и всегда, в конечном итоге, превалирует над стремлением к национальной обособленности.

Идея сближения национального права вызревала в мировой правовой доктрине на протяжении многих десятилетий. Несмотря на существенные разногласия среди специалистов, касающиеся истоков, путей и средств, конечных целей, механизмов и иных аспектов осуществления унификации, едва ли кто-нибудь станет на сегодняшний день отрицать, что сближение права стало одной из основополагающих тенденций в развитии права.

 


[1] Ансель М. Указ. соч. С. 188; Маковский А. Л. Развитие международно-договорной унификации морского права // Торговое мореплавание и морское право. Секция торгового мореплавания и морского права. ТПП СССР. М., 1982. Вып. 10. С. 24.

[2] Международное частное право. Учебник / Под ред. Г. К. Дмитриевой. М., 2000. С. 20.

[3] Lipstein K. Unification of Jurisdiction: An Erly German Example, Stadi in memoria di Mario Giuliano. Padua, 1989. P. 547 et cet.

[4] Кабатова Е.В. Роль международных организаций в формировании международного частного права // Международное частное право: Современные проблемы / Отв. ред. М.М.Богуславский. М., 1994. С. 382.

[5] Lebedev S. Legislative means of unification // Uniform Commercial Law in the Twenty-first Century. Proceedings of the Congress of the United Nations Commission of International Trade Law. New York, 18-22 May 1992. New York, 1995. P. 30.

[6] David R. The International Unification of Private Law // David, R, ed. The Legal Systems of the World, Their Comparison and Unification. Ch. V. International Encyclopedia of Comparative Law. V. II. New York: Oceana Publications, Inc. 1971. P. 3.

[7] Voltaire à Joseph Michel Antoine Servan, 27 septembre 1769 // Correspondance de Voltaire / Ed. T.Besterman. Voltaire Foundation, Oxford, D15924.

[8] Dialogue entre un plaideur et un avocat // Oeuvres complètes de Voltaire / Ed. Moland. Paris, Garnier frères, 1879. T. 23. «Mélanges», II. P. 495; Voltaire à Jean Vasserot de Châteauvieux, 1759/1760 // Correspondance de Voltaire / Ed. T.Besterman. Voltaire Foundation, Oxford, D8686.

[9] Voltaire. Poème sur la loi naturelle, 1752 / Ed. Moland, 1877. T. 9. P. 459.

[10] Цит. по: Корецкий В.М. Униформизм в праве // Корецкий В.М. Избранные труды: В 2 книгах. Кн. 1. Киев, 1989. С. 95.

[11] Ансель М. Указ. соч. С. 187.

[12] Марченко М.Н. Указ. соч. С. 186.

[13] Ансель М. Указ. соч. С. 187.

[14] Тынель А., Функ Я., Хвалей В. Курс международного торгового права. Минск, 1999. С. 9-11.

[15] Там же. С. 11.

[16] Мартенс Ф.Ф. Современное международное право цивилизованных народов. 5-е изд., доп. и измен. Т. 1. СПб., 1904. С. 16.

[17] Там же.

[18] Там же. С. 67.

[19] Там же.

[20] David R. Op. cit. P. 34.

[21] Ibid. P. 3.

[22] Ibid.

[23] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 1998 (По изданию: Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. Пг., 1917). С. 53.

[24] Там же. С. 57.

[25] Там же. С. 59.

[26] Мартенс Ф.Ф. Указ. соч. С. 18.

[27] Там же. С. 19.

[28] Там же. С. 6.

[29] Там же.

[30] Там же. С. 7.

[31] Пржесмыцкий З. Значение кодификации международного права для теории и практики. Варшава, 1886. С. 59.

[32] Ансель М. Указ. соч. С. 188.

[33] Маковский А.Л. Указ. соч. С. 25.

[34] Цит. по: Маковский А.Л. Указ. соч. С. 25.

[35] Там же. С. 25.

[36] Впервые опубликованы в 1865 г. в Йорке (Великобритания), пересмотрены в 1877 г. в Антверпене (Бельгия), дополнены в 1890, 1924 и 1950 г. Последняя редакция Правил принята на 30-ой конференции Международного морского комитета (ММК), проходившей в Гамбурге в 1974 г. Действуют в редакции 1974 г. с дополнениями 1990 г. Правила широко признаются в качестве документа, в котором кодифицированы обычаи торгового мореплавания, регулирующие отношения сторон, возникающие при общей аварии.

[37] Маковский А. Л. Указ. соч. С. 25.

[38] Garro A. Unification and Harmonization of Private Law in Latin America //American Journal of Comparative Law. 1992. Vol. 42. P. 587.

[39] Вилкова Н.Г. Договорное право в международном обороте. М., 2002. С. 36.

[40] Сидорченко В.Ф. Общая авария. СПб., 1999. С. 51

[41] Ансель М. Указ. соч. С. 187.

[42] Марченко М. Н. Указ. соч.; Саидов А. Х. Сравнительное правоведение (основные правовые системы современности): Учебник / Под ред. В. А. Туманова. М., 2000; Кох Х., Магнус У., Винклер фон Моренфельс П. Международное частное право и сравнительное правоведение / Пер с нем. Ю. М. Юмашева. М., 2001; Цвайгерт К., Кётц Х. Указ. соч. Т. 1.; Давид Р., Жоффре-Спинози К. Основные правовые системы современности: Пер с фр. В. А. Туманова. М., 1997; Осакве К. Сравнительное правоведение в схемах: Общая и особенная части: Учеб.-практ. пособие. М., 2000; Тихомиров Ю. А. Курс сравнительного правоведения. М., 1996.

[43] Мандельштам А.Н. Гаагские конференции о кодификации международного частного права. Пг., 1900. Т.1. С. 126.

[44] Мартенс Ф.Ф. Указ соч. Т. 2. 1905. С. 313.

[45] Маковский А.Л. Указ. соч. С. 25.

[46] Там же.

[47] Устав Международного морского комитета 1897 г. // Международное частное право. Сборник документов / Сост. и авт. вступ. статьи К. А. Бекяшев, А. Г. Ходаков. М., 1997. С. 66.

[48] Ансель М. Указ. соч. С. 189.

[49] David R. Op. cit. P. 4.

[50] Трайнин А.Н. Уголовная интервенция. Движение по унификации уголовного законодательства капиталистических стран / Под ред. и с предисл. А.Я.Вышинского. М., 1935. C.9.

[51] Лаптев А. К итогам VI международной конференции по унификации уголовного права (Копенгаген, сентябрь 1935 г. С приложением резолюций) // Советское государство. 1935. № 5. С. 124-131.

[52] Трайнин А.Н. Указ. соч. С. 3.

[53] Галенская Л.Н. Международная борьба с преступностью. М., 1972. С. 6.

[54] Трайнин А.Н. Указ. соч. С.85-86.

[55] Женевская конвенция, устанавливающая Единообразный закон о переводном и простом векселях от 7 июня 1930 г.; Женевская конвенция, имеющая целью разрешение некоторых коллизий законов о переводных и простых векселях от 7 июня 1930 г.; Женевская конвенция о гербовом сборе в отношении переводного и простого векселей от 7 июня 1930 г.

[56] Конвенция, устанавливающая Единообразный закон о чеках от 19 марта 1931 г.; Конвенция, имеющая целью разрешение некоторых коллизий законов о чеках от 19 марта 1931 г.

[57] Комаров А. С. 1) Международный институт унификации частного права // ВТ. 1993. № 11. С. 28-29; 2) Международная унификация правового регулирования внешнеэкономической деятельности // Законодательство. 1999. № 12. С. 23-28; 3) Правовое регулирование внешнеэкономических связей и унификация права международной торговли // Внешняя торговля на рубеже веков / Под ред. С.И.Долгова. М., 2001. С. 394-400; Маковский А.Л., Хлестова И.О., Швыдак Н.Г. Указ. соч. С. 15-23;Рубанов А. А.Международный институт по унификации частного права в Риме // Государство и право зарубежных государств. Буржуазное государство и право. Сборник № 3. М., 1959. С. 114-118; Швыдак Н. Г. Международный институт по унификации частного права и его роль в межгосударственной унификации права на современном этапе // Проблемы совершенствования советского законодательства: Труды ВНИИСЗ. 1987. Вып. 36. С. 166-180.

[58] Бахин С.В. Субправо (международные своды унифицированного контрактного права). СПб., 2002.


Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 100 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.038 сек.)