Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 2. Внезапное слияние

Читайте также:
  1. Внезапное короткое замыкание трансформатора
  2. День 3. Слияние со стихией
  3. Задание 2. Слияние с Word
  4. Разрушающая предпосылка описывает нечто происшедшее (историю), а не то, что дает внезапное понимание, постижение того, что произошло.
  5. Слияние двух деревьев
  6. Слияние и расщепление моделей

Специально для группы We Love Dramione http://vk.com/dramioneclub30012

_____________________________________________________________________________________

Название: Seductive Mouth

Рейтинг: PG-13

Жанр: Любовный роман/ Юмор

Размер: макси || Глав: 9

Статус: закончен

Саммари: Когда Гермиона была маленькой девочкой, она хотела стать дантистом, как и её родители, потому что ей не нравился собственный рот – зубы, подбородок, прикус... Даже улыбка. Однажды ей встретился парень с идеальным ртом... Её идея-фикс

______________________________________________________________________________

Глава 1. Отметка на календаре

Рот – это чаша любви и потир правды”.

Это не была типичная Гарри-встретил-Салли история.

Это предполагало бы ужасно сентиментальный, слащавый роман – идея, чересчур банальная для них, чтобы вынести.

Можно сказать, что, не перенося друг друга, в своё время они стали друзьями.

А потом, постепенно... уже нет.

Odi et amo. Quare id faciam fortasse requiris.

Nescio, sed fieri sentio, et excrucior.

Я ненавижу и люблю. Как это сталось, я не знаю.

Но это так, я сознаю, и мучусь этим и страдаю.

С тем, кто свои заблужденья возвёл в правоту,

Лучше не спорь – нелегко исцелить слепоту.

Сердце такого подобно кривому зерцалу:

Всё исказит и в ничто превратит красоту.

(Саади)

 

Я внимательно посмотрела на свои губы. Потрескавшиеся и сухие, потому что я вечно кусаю их, когда думаю, (а думаю я всё время). Слишком растянутые. С такими улыбнёшься, и точно “к ушам разойдутся”... Я попробовала скукожить их, собрать бантиком или сердечком, но у меня лишь прошла лишняя трещина, которая тут же начала кровить. Удивительно... Они ведь такие бледные – даже не верится, что туда вообще кровь поступает. Я слизнула нитевидную алую полоску, щедро смазала шершавую кожицу гигиенической помадой и улыбнулась. Ох, как же мне хотелось, улыбаясь, видеть безукоризненно ровные ослепительные перламутровые зубы. Увы, мои, хоть и были здоровыми, всё же очень уступали в белизне воротнику рубашки, и не отличались ровной линией: нижние сидели слишком туго, между двумя передними верхними красовалась скромная, но всё же не незаметная щель.

Не то, чтобы я жаловалась. У меня не лошадиный прикус, и рот не лягушиный. Вот, у Джулии Робертс рот тоже не крохотный, но ведь считают же её Красоткой! Но когда твои родители дантисты, и, пока ты проводишь дни в их кабинете, потому что тебя не с кем оставить, мимо проносятся самые разные рты – упрямые и улыбчивые, капризные и усталые, чувственные и строгие, плутовские и скорбные, ленивые и порочные... И ты понимаешь свою неполноценность. Взгляд на ребёнка – улыбка, а в каждой улыбке – насмешка. Ну почему даже самая фальшивая и принуждённая улыбка пациента выглядит лучше моих несмелых, но идущих от сердца потуг?

Если бы этот рот хотя бы красовался на идеальном лице!.. Да, Мона Лиза из меня бы уже не вышла, но это бы не бросалось в глаза, как на таком подбородке – слабом, слишком узком по сравнению с линией скул.

Нет, я совсем не излишне самокритична. Свои достоинства, как и подобает рациональным личностям, я знаю. Знаю, что моё лицо не лишено приятности... Знаю, что у меня высокий открытый лоб, густые пушистые (пускай, порой, и неуправляемые) волосы, красивые большие глаза... Даже нос симпатичный. Но знаю я и то, что моему рту не стать моделью рекламного щита...

Поэтому я мало улыбаюсь. Практически никогда. Гарри и Рон, возможно, видели этот феномен раз или два, но... серьёзно, мы же говорим о Гарри и Роне. Скорее крот прозреет...

А за пределами компании своих друзей я не улыбаюсь.

Сдерживаюсь.

И инстинктивно, по привычке, которая, кажется, уже въелась в моё существо, я веду постоянный Поиск. Поиск человека с идеальным ртом. На первый взгляд такая мысль – просто ребячество. В какой-то мере так и есть: корнями моё странное хобби уходит в далёкое детство, когда я мечтала о своём Прекрасном Принце, единственном и неповторимом, который меня разглядит, поймёт и по достоинству оценит. Главным критерием в этом Принце у маленькой закомплексованной меня был рот. Давайте, смейтесь. С возрастом, когда голос рациональности также указал мне, что всё это – глупая и детская ерунда, я тоже посмеялась над детскими мечтами, но став старше поняла: рот на деле очень многое может сказать о человеке. Оставим подробности строения скелета и прочую физиогномику и низшую магию Трелони, Лаванде и иже с ними и обратимся к здравому смыслу.

Рот – это атлас по миру человека. Зубы, губы, улыбки, смех, речь (ведь и на это обращаешь внимание, если смотришь на рот) – всё это выдаёт личность с головой. Воспитание. Привычки. Характер. Привязанности. История болезни...

Вот Рон... Его рот за столом напоминает выгребную яму – полупрожёванная пища с пулемётной очередью слетает в желудок, как мусор по канализационной трубе. Никакого чувства меры, и главное – ни намёка на тонкость и дипломатичность: слова с его языка слетают так же легко, как падает обратно на тарелку еда из его ни на секунду не закрывающегося рта. Но свой обличительный словесный понос он при этом считает истиной в последней инстанции, которой охотно и с искренней радостью делится, не понимая, когда ляпнул лишнего... (как на словах, так и на брюки).

Или Гарри. С малых лет на нём ярлык Спасителя Человечества, но, несмотря на все тяжести и подножки судьбы, он улыбается с той же простотой, искренностью и охотой, что и раньше. Вечный оптимист, с неколебимой верой в будущее, которое рисует нам Дамблдор, без тени сомнения в его словах, хотя, видят боги, его скрытность дала не мало поводов сомневаться. И я никогда не слышала, чтобы Гарри говорил: “Боюсь, я не смогу этого сделать... Уж извините, так вышло, но я не готов... Не отложим ли мы это до моего совершеннолетия? Или, лучше, свалим на волшебников посильнее?” Даже с его непониманием того, как можно от него, малоопытного подростка, ждать избавления от могущественного тёмного волшебника, Гарри продолжает это делать, готовый, если что, взвалить на свои плечи ещё больше! И рот у него такой же – чётко очерченный, со смелой улыбкой, то сжатый в упрямую линию, то светло улыбающийся, и никогда уголки губ не смотрят вниз.

Поэтому именно рот стал для меня главным ориентиром в построении суждения о людях. А что касается оскорбительных замечаний о том, что я дала брачный обет библиотеке – так, скажу я вам, любой девушке будет приятно мужское внимание. Просто я не тороплюсь бросаться в руки каждого встречного-поперечного, чтобы бесцельно обжиматься по углам только ради демонстрации никому не нужного статуса “у-меня-есть-парень”. Мой выбор – только моего ума дело, и я собираюсь отнестись к нему со всей тщательностью. Как и ко всему в моей жизни.

День, когда мой Поиск закончится, я ожидала, будет, по меньшей мере, необыкновенным. Я ждала, что моя интуиция, никогда не подводившая меня ранее, просигналит мне приготовиться, раскрыть объятия в ожидании чего-то сверхординарного... Что это будет не в школе, а далеко-далеко от неё, в обстановке менее официозной и более расслабленной. Что осознание раздавит меня, накроет, как цунами, как нечто невообразимое...

Как оказалось, я ошиблась.

Вся та неделя выдалась вполне обыкновенной, и, спускаясь в гриффиндорскую гостиную, я не ожидала от грядущего дня ничего особенного. Ещё меньшего я ждала от предстоящей пары со слизеринцами. Не то, чтобы они вызывали у меня ту же аллергическую реакцию, что и у большинства моего факультета, но сам факт противостояния, выливающегося в словесные перепалки, кулачные бои и баталии на уроках, аукнулся обеим сторонам потерей не одной сотни баллов и счастливым игнорированием тем, преподаваемых на уроках. И, видят школьные основатели, аукнется ещё не раз.

Учитывая грядущие в мае ТРИТОНы, всё это представало в менее чем радужном свете, однако большинство моих бестолковых одноклассников воспринимало май, как нечто отдалённое и призрачное, маячащее в заоблачной дали. Те же Гарри и Рон – тут же прекратили говорить, стоило мне спуститься. Значит либо не готовы к предмету, либо планируют прогул или какое-то очередное нарушение правил... Я одарила их полным подозрения взглядом “я-знаю-что-вы-что-то-замышляете-и-категорически-не-одобряю-это”. Мальчишки. Имея в друзьях таких, как эти два раздолбая, иной раз задумаешься, а нужен ли мне вообще этот Поиск, и не лучше ли закончить свою жизнь старой девой в окружении книг, кошек и кактусов.

Как оказалось, отнекиваться было поздно. Знаменательный день был выбран, отмечен в календаре Небесной Канцелярии, и этим днём был сегодняшний. И началось всё – неожиданность из неожиданностей! – на злополучных сдвоенных Чарах, где наш факультет столкнулся со Слизерином.

После Зелий и Ухода за магическими существами, Чары были третьим в списке Слизерина предметом, на котором можно было практически безнаказанно измываться над другим факультетом, пользуясь врождённым добродушием Флитвика, никогда не снимавшего баллы. К тому же, стареющий профессор стал настолько с головой погружаться в лекцию, что подчас не замечал творившегося в классе безобразия, прекращавшегося лишь на те моменты, когда он просил учеников наглядно продемонстрировать достигнутые ими успехи.

И стоило нам войти в класс, как Гарри и Рон тут же решили, что слизеринцы что-то затевают. Как показало время, они были правы. Рон списывает это на выработавшееся у них за годы обучения “седьмое чувство”, которое распознаёт слизеринские подставы. По-моему, дело просто в том, что Слизерин всегда что-то против нас затевает...

Сегодня, однако, качество их работы заслужило десятки! Решили открыть сезон истребления гриффиндорцев в этом году с шиком. Постарались самые блестящие умы, что обошлось им в одного ученика, а нам – в двух, эвакуированных в лазарет (судя по разочарованию на лицах, слизеринцы надеялись, что ими будут Гарри и Рон, или хоть один из них, но кандидатура Дина и вечного козла отпущения Невилла, сгодилась тоже). И ни одного снятого балла: Флитвик так и не разобрался, кому вменяется вина за произошедший разгром.

А я то надеялась после мирного сентября, что очередной учебный год будет спокойнее.

~*~*~*~

Очередной учебный год. Ура... Кажется, что мир мало-помалу замирает, словно каждый новый круг вокруг Солнца отнимает всё больше энергии. Так почему бы не отметить, что мир, с хрипом и свистом, как старик, страдающий одышкой, но продолжающий участвовать в пляжных марафонах, сделал очередной круг?

Да потому что всё это – самообман простого циника. А уж каким-каким, а простым Драко Малфой не был, особенно в цинизме. Тем более что вокруг столько достойных поводов полировать её. Чего, признаться, я не делал очень давно. Такой апатичной слабины я и сам от себя не ожидал, однако мне всё сложнее и сложнее интересоваться происходящим вокруг. И гораздо легче считать, что Земля летит сквозь пространство по прямой, а не по кругу, снова и снова возвращаясь к исходному. Почему бы и нет? Я встречал у людей иллюзии и похуже. У каждого свои способы мириться с жизнью. И я не единственный, недовольный законами физики.

А жизнь... Она проходит полный круг только благодаря календарю. Уберите его, и будет просто череда обыкновенных дней, сквозь которые мы с трудом пробиваемся. Люди вообще придают большое значение кругам, потому что им нравиться иллюзия, что у вещей нет конца. Это позволяет думать, что не нужно будет сталкиваться с переменами. По той же причине люди всегда совершают одни и те же ошибки – они боятся тех, которых ещё не делали (Правило Малфоя № 14, “О предсказуемости людей”). Круги есть везде, видимо потому, что их явная аккуратность внушает природе чувство лицемерного самоудовлетворения. Так что геометрия машет нам белым флагом, а эрудированные историки, навечно запертые на второразрядных университетских работёнках, продолжают молоть ерунду о том, что история обречена повторять себя, пока другие решительно отметают тот факт, что листья на деревьях опадают каждый раз в одно и то же время года.

Да пускай! Пускай листья на деревьях опадают! Пускай в конце каждого учебного курса Поттер влипает в какую-нибудь передрягу. Пускай Рождество, Пасха, Хэллоуин и летние каникулы наступают через одинаковый промежуток времени. Пускай! Это ничего не значит... Какова длина дорожки ипподрома? Логика говорит, что нужно отметить место, откуда ты начинаешь, отмерить круг, и получишь ответ. Но в жизни – всё это чушь. Отметка случайна. Начала нет. Круг бесконечен, поэтому нет смысла ставить на лошадей.

Что до повторения в истории – забавное понятие. Люди так серьёзно его рассматривают, пытаясь, находясь в здравом уме, провести параллель между провалами планов Волдеморта и Гриндевальда в захвате Британии, или доказать, что Римская Империя возрождается в Соединённых Штатах Америки. Но всё это на самом деле лишь доказывает то же самое: люди не учатся на своих ошибках. И мне не нужно оглядываться назад и брать из прошлых веков примеры завоевателей или могучих империй, чтобы доказать эту точку зрения. Достаточно указать на людей вокруг.

А вокруг меня – скрытые ухмылки в толпе, которые словно говорят: “Поздравляем! Ты выдержал целый год попрания твоего достоинства! Осталось вытянуть ещё один!” Да, стоило моему отцу оказаться в Азкабане, как все тут же сделали из меня шаблонный пример “Неверного Выбора” начали тыкать пальцам в меня, говоря: “Вот, есть в жизни справедливость. Такие, как они, не могут хорошо закончить”

Только вот мне всё равно. И пускай из-за этого липкого безразличия факультет чурается меня, словно паршивой овцы. Пускай Панси пытается меня растрясти, уходя, когда я прошу оставить меня в покое, но всегда возвращаясь, в попытках подбодрить. Пускай Блейз придумал целую кампанию по “Восстановлению малфоевской чести вкупе с коварными планами возмездия на головы тех, кто осмелился унижать его в прошлом”, раздосадованный моим равнодушием и нежеланием отпускать никакие гадливые проказы. В итоге, по-моему, он сам дорвался.

Блейз вообще относится к тому сорту людей, которые не поддаются никакому внушению: костьми ляжет, но сделает по-своему. На том злополучном уроке Чар он, с ребячеством, достойным первокурсника, только что выучившего Инсендио, поджигал всё воспламеняющееся, что мог найти. У гриффиндорцов то и дело загорались пергаменты, паре девчонок он поджёг волосы, кому-то – рукав мантии. Также подожжёнными оказались: несколько перьев, одна свечка, вспыхнувшая и расползшаяся по столу жирным белёсым пятном талого воска, Гангатичная Асистасия, безобидно росшая на подоконнике, и непонятно зачем оказавшееся в классе Чар чучело саблезубой белки с орехом времён ледникового периода. Когда, за отсутствием других предметов, приставучая зараза поджёг мне галстук, я выхватил собственную палочку и показал ему, как надо заниматься поджигательством.

Результат превзошёл все мои ожидания.

Стыдно признаться, но я не помню, что именно произнёс. Палочку я мстительно направил на Блейза, но я рад, что он отвёл мою руку наверх, иначе я скоро повстречался бы с отцом за жестокое убийство в состоянии аффекта. Луч ударил в центральную лампу класса – величественное сооружение из замысловатого переплетения золотых лент, с мириадами свечей. Она завибрировала, и золото, медленно раскалившись добела, словно засияло внутренним светом. Жар почувствовали все в комнате, и несколько догадливых однокурсников с подозрением обернулись к Блейзу. Мы с ним опасливо наблюдали, как несколько капель плавящегося металла шлёпнулись на парты и подожгли чей-то пергамент. Браун взвизгнула, когда капля опустилась ей на ладонь, и тут же стёрла её, но на руке уже образовывался пузырящийся ожог. Свечи не просто оплавились – они начали взрываться. Ученики бросились врассыпную, даже не сообразив, что происходит. Грязнокровка Грейнджер единственная догадалась использовать хотя бы Протего, но и она не сразу сообразила посмотреть наверх. Тугой на ухо Флитвик, не слышащий со спины ровным счётом ничего (ничего подозрительного, по крайней мере), продолжал скакать у доски, выписывая теорию сегодняшнего урока, и не видел, что творилось в классе...

Тем временем, от люстры прошли трещины по потолку. Вниз в несколько тонких струй лились золочёные капли, горячие, как вулканическая лава. Кафедра под ними уже загорелась, и кто-то безуспешно пытался её потушить. Струи превратились в водопад, и неуклюжий Лонгботтом, пятясь назад, умудрился опрокинуть на себя стеллаж и, кажется, что-то себе сломал. Верные витязи Поттер и Уизли пытались помочь грязнокровке, но большей частью мешались. У Блейза уже начиналась истерика... У него вообще странные приоритеты, и поэтому ситуация всеобщего бедлама казалась ему до жути смешной.

А потом кусок потолка вместе с люстрой рухнул вниз, как раз перед носом Флитвика, в этот момент повернувшегося к классу. Обжигающие капли дождём осыпались на учеников. Я и ещё несколько не заторможенных личностей успели защитить себя Протего, но несколько неудачников (в основном грязнокровых, у которых реакция выпалить заклинание не впитана молоком, как у нас, чистокровных магов) оказались мишенью раскалённого золота. Особенно не повезло Томасу, которому капли попали прямо в лицо, и бедняге Блейзу: когда кусок потолка, как могильная плита, рухнул посреди класса, и столы начали рассыпаться от ударной волны, как домино, думаю, он сломал себе сустав запястья. Но даже тогда он не прекратил ржать... У некоторых это просто не лечится.

Мановением палочки Флитвик остановил пожар, хотя люстра уже была безвозвратно утеряна. Из-за кого случился инцидент, он разбираться не стал, и баллы не потерял никто – думаю, он был слишком обеспокоен состоянием учеников. Томаса, Лонгботтома и Блейза отправили в Лазарет, а нас отпустили в гостиную до следующего урока.

– Редкостная степень идиотизма, – раздался сзади меня голос Пэнси. – Иной раз мне кажется, что ты тупее Блейза.

Я неприятно осклабился, собирая вещи в сумку.

– Приятно сознавать, что даже в этом я его превосхожу.

– Ну да, – фыркнула девушка, цитируя: – Правило Малфоя № 2: “Малфои должны быть первыми во всём!”

~*~*~*~

Будучи Старостой Девочек, на своём факультете мне приходилось быть первой во всём. И конечно я не могла не навестить Дина и Невилла, когда остальные уроки на этот день были закончены.

Невилл – человек, обладающий феноменальной способностью всегда попадать в передряги, и даже посреди пожара, избежав ожогов, что было бы естественней, он умудрился вывихнуть ногу в колене и лодыжке и разбить себе нос.

А Дину, с его ожогами, повезло, что колдомедицина не оставляет шрамов, иначе его лицо бы очень сильно пострадало. Брови, правда, ему придётся отращивать самому, и он пока размышлял, чем стоит их нарисовать, потому что его выпускали сегодня же, как и всех, кто позже пришёл жаловаться на ожоги. Благо, страшнее везикулы ни с кем ничего не произошло.

– Как вы? – сочувственно поинтересовалась я у обоих, присаживаясь на край койки Дина.

Тот разглядывал себя в зеркало с недовольной миной и кривлялся, как дошкольник.

– Узнаю, кто из них это сделал, размажу по стенке, а брови пинцетом выщиплю! – посулил он. – И волосы в носу тоже, – поразмыслив, добавил он.

Лежащий через несколько коек за ширмой во избежание продолжения межфакультетских склок, Забини зафыркал от смеха.

– А ты не вякай, морда слизеринская, – крикнул ему Дин.

– Пять баллов с Гриффиндора за моральное оскорбление ученика, – раздался с той стороны неторопливый голос Малфоя, о присутствии которого мы не догадывались, – и ещё пять – за то, что в присутствии Префекта.

Дин побагровел, и я успокаивающе положила ладонь ему на плечо, прежде чем подняться и подойти к ширме, приняв самую сердитую и угрожающую позу из арсенала Главной Старосты.

Забини развалился на койке с вальяжностью августейшей особы и лениво поедал виноград, стреляя косточками в потолок.

– Префект Грейнджер, – приветственно взмахнул он виноградной гроздью. – Чем обязан?

– Малфой, это переходит все границы, – не ответив, обратилась я к нарочито игнорирующему меня слизеринцу. – Как Староста, ты обязан штрафовать за такое поведение. Я не требую, чтобы твой факультет вдруг прекратил свои милые маленькие подлости – это было бы, по меньшей мере, смешно. Но сегодняшний инцидент переходит все границы. Кто-то мог серьёзно пострадать. А если бы кто-то заработал язву? Некроз? Инфекцию?

Малфой посмотрел на меня, как на муху в тарелке супа, и имел наглость заявить:

– С чего ты взяла, грязнокровка, что это сделал кто-то с моего факультета?

– Не иначе, как хвалёная гриффиндорская добродетель, – насмешливо подсказал ему Забини, разглядывая меня.

Я поджала губы:

– Мы оба знаем, Малфой, что ни один ученик на моём факультете не способен на такое заклинание. Вряд ли хоть кто-то из них вообще осведомлён о нём. Поэтому не будем кривляться – это был кто-то со Слизерина.

Он склонил голову к плечу, смотря на меня, как на экземпляр чего-то особо отвратительного и непонятного на уроке по Уходу за Магическими Существами. Я упрямо повторила:

– Кто-то мог серьёзно пострадать.

– Грязнокровка... – со снисходительным смешком произнёс он. – Ты же не можешь быть настолько глупа, чтобы думать, будто это меня беспокоит? Да я был бы только рад, если бы каждый из вашего факультета грязнокровок и отступников сгорел синим пламнем.

– Содом и Гоморра, – мечтательно протянул Забини. – Дождь из серы на головы нечестивцев.

– Содом и Гоморра? – повторила я с мстительным желанием подколоть высокомерного придурка. – Ты так называешь любой пожарчик?

– Мы обрушили с потолка жидкий огонь! Чуешь разницу? – оскорблено ответил Забини.

– Конечно, конечно... – пропела я, кивая ему, как нашкодившему пятилетнему ребёнку, и, указав на него, сказала Малфою, прежде чем уйти: – Он – тоже получил ожог. И нам повезло, что только три ученика оказались сегодня здесь. Тебе наплевать на мой факультет? Прекрасно. О своём подумай. Это мог быть не только Забини. Так что следи за своей шпаной, чтобы они впредь не жгли на уроках пергамент.

– Да катись ты к праотцам, Грейнджер! – крикнул Забини мне в спину. – Любой первокурсник, знающий Инсендио, устроит пожар! Да что там, любой сквиб с коробком спичек его устроит. А раскалить металл до такой степени, что он польётся жидким золотом – это, извините, не каждый сможет. Овца... – пробормотал он себе под нос, но я услышала и ласково отозвалась:

– Пять баллов со Слизерина за моральное оскорбление ученика, и ещё пять – за то, что Префекта.

Малфой вышел из лазарета почти сразу за мной.

– Эй, грязнокровка! – окликнул меня.

Я, конечно, даже не подумала откликаться.

– Грязнокровка! – повторил он с нажимом, и, сдавшись, выплюнул мою фамилию, словно рыбью кость, попавшуюся ему в дорогом филе. Я повернулась.

– Чего тебе, Малфой? – холодно бросила я.

– Читай по губам, – презрительно отозвался он.

Я опустила взгляд на его губы почти машинально, скорее из многолетней привычки, и меня словно поразило молнией в темечко десять раз подряд. Я не слушала, что он говорит – вряд ли это было чем-то новым. Кажется, из области “держать себя в узде”, “не распускаться” и так далее.

Все мои мысли были прикованы к его губам, которые в тот момент для меня существовали отдельно от человека. Их форма, цвет, пропорции, их гордая сдержанность, от которой любая выраженная ими эмоция, выверенная с алхимической точностью и не проявляющаяся ни на миллиметр экспрессивней, проступала ярче обычного... Эти губы были безукоризненно совершенны.

Я стояла с видом, по меньшей мере, обескураженным и, могу представить, выглядела совершенно по-идиотски, но ничего не могла с собой поделать. Меня поразила несправедливость Матери-Природы, наделившей такого морально прогнившего субъекта таким божественным ртом. Малфой никоим образом не вписывался в мою арифмантическую паутину. Он был исключением из правил, иксом, не входящим в область определения функции, корнем, который невозможно извлечь... Драко Малфой никак не мог быть решением моего уравнения. Я знала его. Я презирала его. Наверное, я даже ненавидела его, если допустить, что я могу испытывать эмоцию такой силы.

Потому что Драко Малфой был засранцем без примесей. Он был гордецом, считавшим всех остальных тупиковыми ветвями развития. Он был эгоистичен и капризен, как любой, выросший в роскоши и заботе ребёнок, привыкший к исполнению малейшей прихоти. Он был глуп, и я говорю не о багаже знаний, которым он мог похвастаться, но о полнейшей неприспособленности жить в материальном мире. Он был предвзят и консервативен, полон предубеждений против магглов и магов с примесью маггловской крови. Он был жесток и безнравственен и грозился стать копией своего не менее безнравственного отца. Он был ребёнком, в конце концов, напрочь лишённым зрелости и сдержанности...

На этом я резко оборвала нить своих рассуждений, поняв, что в ней имеются явные прорехи. Во-первых, ребёнком Малфой уже не был. После того, как Люциуса упекли в Азкабан, прошёл год с хвостиком, за который его сын заматерел и научился не ждать подмоги со стороны влиятельного отца, а добиваться всего самостоятельно. Он стал хладнокровней и... да, он стал взрослее. Что, впрочем, не отменяло его фантастической эгоцентричности, высокомерия и закостенелой предубеждённости.

Но эти изменения заставили меня задуматься, в чём ещё мог измениться Малфой. Может быть, как ни абсурдна такая мысль, даже к лучшему?.. И, посмотрим, возможно даже окажется, что он – тоже человек.

~*~*~*~

Я – обыкновенный человек, как все. Ну, положим, не как все (Правило Малфоя № 2: “Малфои должны быть первыми во всём!”), но меня по-человечески бесит, когда нарушают моё личное пространство. Самоубийцей, посмевшим потревожить меня, нависнув надо мной и моей книгой, оказался Блейз с перебинтованной рукой, и я обречённо вздохнул. Помимо прочих недостатков, из которых состоял этот человек, одним из главных в нём является то, что он обожает доставать людей и не может остановиться, даже когда ситуация накаляется до предела, но делает это так умело, что всегда выходит сухим из воды (и каждый раз ошалевает от собственной слизеринской изворотливости).

– Что дальше? – спросил он. Я моргнул – иногда Блейз забывал, что не все его мысли были написаны у него на лбу, и что не все следовали его сумасшедшей логики.

– Прошу прощенья?

– Я говорю, что дальше? – повторил он.

– Я слышал. И был бы очень признателен, если бы ты изъяснялся более развёрнутыми предложениями.

Блейз закатил глаза:

– Каким будет наш следующий шаг в кампании по изведению и сживанию со света гриффиндорцев.

– Я не заинтересован, – я вернулся к книге.

– Как ты можешь быть не заинтересован?! – воскликнул Блейз, выхватывая мою книгу и отбрасывая в сторону на диван. – Это первый раз, когда я от тебя за последний месяц добился хоть какой-то нормальной реакции! Так что не говори мне, что ничего не почувствовал! – он плюхнулся рядом со мной.

Я фыркнул и перегнулся через него, доставая свою книгу.

– Я почувствовал глубочайшее удовлетворение от того, что тебе по справедливости воздалось по заслугам.

– Эй! Между прочим, это ты расплавил люстру, а воздалось мне! Это справедливость? – нарочито оскорблено воскликнул он.

– Это бонус, – отозвался я, демонстративно возвращаясь к книге.

Через мгновение книгу вырвало у меня из пальцев возмущённым Акцио! Я поглядел на довольного Блейза.

– Общаясь с тобой, я всё больше и больше убеждаюсь, что маглловская кровь очень влияет на состояние мозга... – сообщил я ему, доставая палочку.

– Моё Акцио сильнее твоего! – предупредил он.

Я помедлил – замечание было резонным, учитывая его каждодневную практику, когда он утягивал у меня занимающие меня предметы, чтобы привлечь моё внимание.

– Блейз, я говорил серьёзно. Мне нет дела до твоих кретинических замашек по изничтожению грязнокровок, полукровок и вероотступников. Я оставляю это Тёмному Лорду и Святой Инквизиции.

– Но... – Блейз разом как-то сник. – Ты же вернёшься к своему сомнамбулическому образу жизни! – пожаловался он.

– Нет. У меня другие планы... – я вырвал книгу у него вручную и поднялся в спальню.

У меня и правда были планы. И впадать в летаргию я не собирался. Равно как и не собирался растрачивать время на его кретиническое баловство. Мне нужно было подготовиться к зиме. Потому что на Рождество я приму Знак Мрака. И к этому времени я собирался хорошенько изучить Тёмные Искусства. Я собирался заработать моему отцу свободу.

И пойти на компромисс с природой. Пусть сегодняшний день будет отметкой. И, кто знает, может, и вправду окажется, что в году только триста шестьдесят пять дней...

 

Глава 2. Внезапное слияние

С твоей красою не сравнится луна, как ни чарует взгляд.

С твоей улыбкой не сравнится, как ни сверкает, райский сад.

Хотанский мускус не заглушит волос твой дивный аромат,

И в том, что ты не совершенство, твой нрав один лишь виноват. (Масуд Сад Салман)

 

Наблюдать за человеком – наиглупейшее занятие, как я успела понять за эти две недели. Наблюдать за кем-то вне зоны твоей досягаемости – наибесполезнейшее. Поведение человека, наблюдаемое со стороны, может много тебе рассказать... Но не без звукового сопровождения! Как я могу проанализировать его реакцию, если не знаю, на что он реагирует?

Наблюдать за ним на уроках? Себе же во вред. Мне разве только разорваться остаётся, чтобы успеть выполнить задание, и одновременно проследить за его поведением, которое вряд ли что-то мне поведает, потому что он тоже будет поглощён работой. Хотя есть определённое удовольствие в том, чтобы исподтишка смотреть, как он тихо переговаривается с Забини, или с Паркинсон, и на его губах вспыхивает самодовольная усмешка.

В-третьих, не будем наивны, но наблюдения очень привлекают ненужное внимание. И убивают твоё собственное – вроде ты пытаешься сконцентрироваться, мысли крутятся, как жернова, и за их какофонией происходящего вокруг тебя даже не слышно. А универсальный ответ “я задумалась” через неделю наведёт окружающих на мысль, а о чём ты, собственно, так напряжённо думаешь.

Единственным моим пунктом могла быть библиотека... Но за всю неделю Малфой появился там всего раз.

И как после такого прикажете наблюдать за ним, если позволите, в естественной среде? Уверена, Гарри и Рон посоветовали бы мне воспользоваться Мантией-Невидимкой. Но я ещё не настолько лишилась гордости, чтобы подглядывать за жизнью Драко Малфоя, словно пускающая слюни по объекту воздыхания дурочка. Боже упаси, нет, нет и ещё раз нет! И ещё пару миллионов раз, для пущей уверенности.

Я взглянула на Малфоя через стол. Его губы кривились в этот момент в издевательской усмешке, и я почувствовала почти сожаление... За это время я успела понять, что Малфой и правда – тоже человек. Со своей жизнью, со своими отношениями. Кощунственно, но я даже осмелилась предположить, что у него есть друзья. Есть чувства. Нет, определённо, Малфой был просто человеком, не хуже и не лучше остальных. Ну, может, конечно, и хуже, но какой Малфой человек наверняка... я никогда не узнаю.

И когда я смотрела на его губы, мне становилось по-настоящему грустно, что я никогда не узнаю, что они могли бы значить в моей судьбе.

Знаю, это будет сложно, но теперь мне надо научиться игнорировать его. И продолжать жить своей жизнью... Какой она была до того, как в ней прочно поселился Малфой.

Я поднялась из-за стола раньше, потому что мне нужно было зайти к профессору Гектору Фравардину. Очередной везунчик, отхвативший год преподавания в Хогвартсе на должности профессора Защиты от Тёмных Искусств. Забавный мужчина со своими чудачествами (взять хоть его манеру речи – повышать голос он просто не умел, как, казалось, и вообще проявлять какие-либо эмоции, и говорил ласково-мурлыкающим тоном). Тощий и болезненный, с очень бледным лицом, тонкими пепельно-чёрными волосами, ниспадающими до бровей, которые природа, словно извиняясь за жидкую шевелюру, наоборот сделала кустистыми. Глаза у него были выкаченные, как у рыбы, и блёкло-голубые, словно замутнённые. Кроме того, он страдал от какой-то болезни – однажды, по его указанию, мы переписывали отрывок из текста, чтобы он мог нам расшифровать его, так как учебник давал чересчур сжатый вариант, но, подняв глаза от книги, обнаружили, что его за кафедрой уже нет. Оказалось, что у него был обморок, и он тихонько сполз под стол... Но предмет он знал прекрасно, и обладал поистине люпиновским терпением.

И уж конечно он был гораздо лучше нашего предыдущего учителя – ветерана Первой войны из аврориата, с вечно красным лицом. Он постоянно орал, что мы тупые бездари и ничего не умеем, и ни разу не дал нам нормально взмахнуть палочкой на его уроке, пока сам однажды, демонстрируя, как правильно атаковать n-ным заклинанием из его запаса, не отправил в нокдаун самого себя.

Шла я к профессору Фравардину по поводу своего проекта – такую форму защиты ТРИТОНа я выбрала для большинства предметов. Я предупредила декана, конечно, но пока приступила лишь к работе по Зельям. У профессора Фравардина, видимо, было ко мне какое-то дело в связи с грядущей работой, хотя я и не представляла, что это может быть.

Постучав, я вошла в кабинет. Он сидел за столом, проверяя работы одного из курсов.

– Мисс Грейнджер. Входите, прошу вас. У Вас есть ко мне что-нибудь?

Я моргнула.

– Вы сказали мне придти и согласовать что-то по поводу проекта, сэр, – напомнила я ему.

– Конечно-конечно, – меланхолично пробормотал он. – По поводу проекта. Дело в том, что я подумывал о том, чтобы разделить работы между двумя учениками из разных факультетов. Понимаете?

– Межфакультетское сотрудничество? – радостно отозвалась я. – Это просто здорово! Для нашего курса, правда, поздновато, но если Вы и для младших курсов введёте такие работы – просто фантастика! Учителя уже опустили руки и ничего не делают, чтобы прекратить это глупое соревнование. Между тем, это педагогически ошибочно – с ранних лет прививать детям дух соперничества и метить их глупыми штампами.

– Верно, верно... – кивнул он, прерывая мой поток сознания. – Но дело в том, что не так много учеников решили защищать проект по моему предмету, и большинство из них не так хороши в нём, как вы. Я почти решил позволить вам отдельный проект, но нашёл достойную кандидатуру. Первой я хотел спросить вас, полагаясь на вашу сознательность и рационализм. Дело в том, что это ученик Слизерина...

Я моргнула. Защищать проект среди слизеринцев мог только один человек, я поняла это ещё до того, как профессор Фравардин назвал имя.

–...К тому же он Староста, и, я рассчитываю, с его стороны споров не возникнет также. Мистер Малфой – его имя.

Даже предугадав это, я еле сдержала истерический смешок и закашлялась, чтобы скрыть это. Драко Малфой, возможности понаблюдать за которым вблизи я так искала и о которой уже решилась забыть... И вот она, эта возможность, сама плывёт мне в руки. Но, как известно, само плывёт в руки и кое-что ещё, поэтому мне стоило отказаться. Раз уж я всё равно решила, что вся затея не имела ровным счётом никакого смысла. Лучше я буду считать, что никогда по-настоящему не знала этого человека, чем в очередной раз подтвержу тот факт, что он просто мелочный гад, вокруг которого я нарисовала иллюзорный покров зрелости.

И, естественно, я ответила да.

– Я не могу представить себе обстоятельств, при которых он бы согласился, но если Вам нужно моё согласие, профессор, то я даю его, – произнесла я, думая: “Посмотрим, что из этого выйдет...”

~*~*~*~

Хотите навязать мне какого-нибудь остолопа? Ничего у вас не выйдет...

Я смотрел в базедовые глаза нашего нынешнего преподавателя по Защите, размышляя, возможно ли, что его болезнь, о которой судачат в школе, влияет на мозг? Иной причины для его предложения о “содружестве факультетов, народов и галактик” я не нахожу. Хотя, может он просто нечистокровный. (Правило Малфоя № 7: “Нужно избегать общества грязнокровок – у них не всё в порядке с головой”)

Я представил себе отожравшуюся харю МакМиллана, одного из решившихся на проект, который, будучи Старостой, иной раз пытается вякнуть мне что-то умное, но тут же обделывается под моим красноречиво-убийственным взглядом, и ответил Фравардину:

– Я категорически против.

– Могу я узнать причину? – ничуть не смутившись осведомился он.

– Они все идиоты, – чистосердечно признал я.

Профессор чуть улыбнулся.

– Я предполагал, что вам не захочется тратить время на кого-то, не способного отвечать вашему интеллекту...

– Тогда к чему этот разговор? – нетерпеливо перебил его я.

– Я нашёл кандидата, достойного с вами посоперничать.

Неужели? Мой скепсис ясно читался на моём лице.

– Мисс Грейнджер, староста Гриффиндора.

Я фыркнул. Не мог же он всерьёз предполагать, что я опущусь до “сотрудничества” с этим факультетом. Ладно, Грейнджер не была круглой дурой, и, пожалуй, она единственная из всего этого обезьянника способна связывать слова в разумные предложения. Но, было маленькое, незначительное… НО!!!

– Профессор, она гр... магллорождённая.

– Это проблема? – лениво удивился он.

– Да! – разозлился я его заторможенности. – Это всё равно что делать проект с (куском дерьма гиппогрифа) … домашним эльфом! С прислугой. Даже хуже…

– Понимаю, – медленно кивнул он, но я видел, что ни черта он не понял. – Боюсь, однако, что не могу позволить вам работать одному. Вы вольны выбрать любого ученика из списка подавших на проект, – он пододвинул ко мне пергамент.

Поколебавшись, я взял его и, на всякий случай, пересчитал имена, не доверяя ему – может, разбить на пары не получалось. Но их было чётное десять, и я пересчитал ещё раз, не доверяя и себе. Всё равно десять. Помимо грязнокровки и меня проект по защите взялись делать трое хаффлпавцев, чьи имена стёрлись из моей памяти, стоило мне на них взглянуть, потому что хаффлпафцы обладают интеллектом флоббер-червя, и с ними я проект делать не стану. Рэйвенкловцев было пятеро – странно, что не все, с их бравадой и себялюбивой верой в собственную мозговитость. Фамилии троих не принадлежали к чистокровным (уж тех-то я знал по фамилиям, поверьте – Правило Малфоя № 5: “Знай своё окружение”), и они отпадали сразу – ещё подхвачу от них чего-нибудь, не дай бог. Были ещё Мэнди с монструозной фамилией Броклхерст и девица Турпин со сверхоригинальным именем Лиза, которое носит 70% женщин этой планеты (хотя в Хогвартсе она такая одна), но меня непременно вытошнит им под ноги, стоит любой из них открыть рот, а девушки не любят, как блюёшь им на туфли.

– Ни один из них не отвечает моим стандартам, – высокомерно заявил я профессору.

– Печально, печально... Тогда вам стоит отказаться от проекта, я так думаю?

Пардон?!

– У меня идея получше. Почему бы вам не отказаться от проекта?

– Я полагаю, это значит “нет”. В таком случае вам в напарники я назначаю мисс Грейнджер, – он живо вписал её имя против моего и поднялся из-за стола, собирая вещи. – Вам следует встретиться и выбрать тему. Сообщите мне в течение месяца о вашем решении.

– Но!..

– Всего вам доброго, мистер Малфой, – Фравардин доброжелательно улыбнулся мне и свалил.

И как вам это нравится? Чёрт языкастый... Назначить мне в пару... эту... это... Я застонал от раздражения. Я собирался закончить большую часть проектов до Рождества, чтобы подготовиться к ТРИТОНу по остальным после,... но как тут уложишься в срок, когда всякие зарвавшиеся Сеньоры Психопаты ставят тебе палки в колёса?!

Я безапелляционно заявляю, что наотрез отказываюсь работать с Грейнджер в паре, и уж тем более решительно не стану проводить с ней в кабинете ни единой секундочки вдвоём. Вот ещё! А, чтоб вы знали, Правило Малфоя № 4: “Всегда держать данное слово”.

Ровно через две недели мы молча сидели в пустом кабинете. Именно столько мне удавалось её избегать. Хотя нет, ошибочка – я вовсе не избегал её. Малфои никогда и ни отчего не бегут! Этого правила нет пока в списке, но я первым дело внесу его, воротясь домой на каникулы. С Грейнджер же... я просто не хотел пересекаться. Я был полон намерений сдержать данное себе слово. А она всё испортила!

И теперь мы сидели в давно заброшенном классе и молчали. Ненавижу сидеть и молчать – такая трата времени!

– Ну? – нетерпеливо вскинулся я.

Она всё это время смотрела на меня и теперь даже обрадовалась. Меня затошнило – подумать только, я сделал что-то, что обрадовало грязнокровку. Назначьте мне профилактическое Круцио, принимать на ночь вместо снотворного.

– Полагаю, нам нужно разобраться с темой нашего проекта.

– Сама додумалась, или кто подсказал? – деланно изумился я.

Она приподняла бровь, и я решил, что удар был слабоват. Надо поменьше общаться с Блейзом.

– Я надеялся, что несчастье лицезреть тебя обойдёт меня стороной, – лениво добавил я, отворачиваясь – это прозвучало гораздо более презрительно.

– В таком случае, не вижу смысла затягивать эту встречу. Почему бы нам быстро не решить эту проблему и сократить эти неприятные минуты до минимума? – поджав губы (жест явно перенятый у МакГоннагал), предложила она. Чёртова рационалка. Меня всё это ужасно злило.

– Мне кажется, ты упускаешь из виду то, что я нахожусь здесь против своей воли. Ты меня почти что силком сюда затащила, а на пару с тобой я не соглашался – этот чокнутый меня уболтал и просто вписал. Так что, раз моё мнение всё равно не учитывается, почему бы тебе самой не выбрать любую долбанную тему, а я просто с этим соглашусь, потому что мне, по чести говоря, с горы, о чём будет доклад. То, что я делаю его с тобой, заведомо лишает меня получения даже наночастички удовольствия.

С этими словами я покинул кабинет. Я себя чувствовал так, словно не мылся пять дней. Чёртовы чокнутые вестники перемирия, дипломаты-кретины и грязнокровые зубрилы. Меня передёрнуло. Сколько ещё придётся потратить времени, прежде чем эта пытка закончится?

~*~*~*~

Малфой определённо намеревался превратить наше задание в сущую пытку.

В первую нашу встречу он просто грубо слинял, но что случилось потом... Весь список тем, предложенных мною для проекта, показавшихся мне глубокими и интересными, он долго и со вкусом критиковал, несмотря на ежеминутные замечания о том, что ему претит даже находиться со мной в одной комнате.

Итак, наблюдение первое: Малфой обожает учить людей. Последствие эгоцентричности, я полагаю: не то, чтобы он ставил себе целью поучать кого-то – не его стиль – но он за аксиому считает то, что знает всё лучше всех.

Темы, которые я сочла оптимальными для его проеденной делами Пожирателей психики – Совершенствование Тёмных Искусств за пределами борьбы с ними, Негласный список Непростительных заклятий и способы их нейтрализации и Универсальная формула защиты от большинства черномагических проклятий (и многое другое) – он в наглую обсмеял, заявив, что имеет “определённые сомнения насчёт опыта и знаний такой некомпетентной и несведущей посредственности, вроде меня, чтобы анализировать половину предложенных тем”, а другую половину советует “раскатать страниц на шестьсот и сделать проект для Маггловедения, а потом издать в виде руководства для грязнокровок”, а также он категорически не понимает “почему должен тратить своё время на занятие заведомо обречённое, похороненное узостью моего мышления и заваленное тяжёлой могильной плитой моей переоценки собственных сил”.

О боги... За этот день я узнала о себе столько нового! Не считая бессменной пластинки о том, что я грязнокровка, и поэтому мой интеллект существенно занижен из чисто физиологических принципов, он ни разу не повторился.

Чувствует мое сердце, сотрудничество наше будет изнурительным и неплодотворным...

Устало откинувшись на стуле, я расстегнула пуговицы на манжетах и верхнюю пуговицу воротника, приканчивая свой список. На его ехидство я уже не обращала внимание.

– Овладение чужими телами и их проявления?

– О, не сомневаюсь, опыта у тебя полно... Только мне не светит наблюдать Поттера в тепличных условиях, большое спасибо.

– Психокинетическая связь между разумом и ядром волшебной палочки?

– Не имеет смысла, учитывая беспалочковую магию.

– Бессознательная инвольтация к эгрегору и прочие ментальные конденсаты человеческой энергии, – одна из моих самых сильных тем.

–... – Малфой даже не почесался отреагировать на этот раз, почти спя на своём месте.

– Ты ведёшь себя, как идиот, – резко произнесла я, приводя его в чувства.

Он открыл, было, рот, чтобы прокомментировать и это, но сообразил, что речь уже не о Защите, и неодобрительно посмотрел на меня.

– Ты когда-нибудь прекратишь?

– Нет, – безразлично пожал плечами он.

Я раздражённо запрокинула голову назад.

– Малфой! Мерлина ради, ты не моё время тратишь. Можно уже согласиться на что-нибудь и освободить нас от сомнительного удовольствия лицезреть друг друга ещё на неделю.

– Не моя вина, что ты ещё не предложила ничего стоящего, – сдвинул брови юноша. – Я не собираюсь спускать проект в унитаз только потому, что кое-кто выбрал идиотскую тему.

– А что ты предложил бы? – оскорблено отозвалась я.

– Об отсутствии дихотомического деления магического искусства, хотя бы, – лениво обронил он.

Я изумлённо уставилась на него.

– Что? – тихо переспросила я.

Он самодовольно хмыкнул.

– Дихотомическое деление предполагает образование двух взаимоисключающих частей одного целого, двух частей, не связанных друг с другом и полярно...

– Малфой, я знаю, что такое дихотомия, – прервала я его. – Несмотря на твои биологические теории о моей отсталости, в природе существуют вещи, в которых я не менее компетентна. Просто... до того, как Фравардин назначил нам совместный проект, именно эту тему я выбрала для себя.

Малфой, не особенно довольный моею осведомлённостью, тут и вовсе взъярился.

– Так чего ты резину тянула?! И после этого я трачу наше время?!

– Откуда мне было знать, что ты окажешься таким чертовски рациональным! – сердито откликнулась я. – Чистокровные маги – самый ярые приверженцы дихотомического деления! Большинство магов в принципе так лицемерны, что считают, будто между Тёмным и Светлым Искусствами не может быть ничего общего. Связь отметается, как неприемлемая.

Малфой перебил меня, решив, видимо, распечь меня позднее, а сейчас предаться дискуссии:

– Об этом я и говорю. Само рассуждение о магии – дихотомия. Но эта дихотомия ложная! Либо связь есть, либо её нет. А так как первый вариант неприемлем, а значит ложен, истиной автоматически становится второй. Но кто сказал, что есть только две возможности? Третью, четвёртую, десятую... никто не ищет. В этой политической демагогии нам сознательно стараются внушить ложную дилемму, так как она позволяет сузить пространство возможных решений.

Я думаю, в этот момент он просто забыл, с кем говорит. Да и я тоже. Не часто среди учеников Хогвартса можно найти кого-то, кто способен поддержать мой темп. Кого-то равного по силам. А он рассуждал с таким упоением, что я еле успевала слушать, что он говорит, зачарованно следя за движениями его губ. Интересно, думал ли он тоже, что и я? Но нет... Я уже фантазирую. Малфой меня за равную точно не посчитает.

– Никто, – продолжал Малфой, – однако, не задумывается о промежуточных заклинаниях. Не светлых и не тёмных. Ими пользуются обе стороны, что уже предполагает отсутствие различий. Магия – неделимое целое.

– Нельзя также забывать о человеческой природе, – вмешалась я. – Взять хотя бы Смертельное Непростительное Заклятье. Человек, совершающий убийство, преступник. Но в глазах Министерства любой, убивающий преступника – герой, и в тюрьму его не посадят. Законы морали имеют очень гибкие границы. Любая магия – неважно, какой моралью руководствуется при этом маг – может иметь как хорошие, так и плохие последствия, в зависимости от того, кто оценивает ситуацию. Это единственная дихотомия в этой проблеме, но это не дихотомия магии, а дихотомия жизни. То, что хорошо одному, плохо другому. Поэтому различия между магией, творящейся с хорошим умыслом, и магии, творящейся с плохим, делать нельзя, потому что нет законов морали, которые бы измерили магию.

– Я поражён, Грейнджер, – Малфой и правда казался впечатлённым моим рассуждением. Даже назвал меня по фамилии... Я удовлетворённо хмыкнула.

– Итак, теперь, когда этот маленький диспут закончен, пожалуй нам пора прощаться.

Я кивнула, поднимаясь со своего места.

– Полагаю, нужно подумать над аргументами? – уточнила я. – Как мы представим это...

Малфой не стал даже дослушивать и вышел.

– И тебе “до свиданья”, – пробормотала я себе под нос.

~*~*~*~

– До свиданья, Грейнджер, – отшатнулся я. – Я умываю руки.

– Нет, дослушай до конца...

– Я наслушался достаточно этого бреда, – беда с этими грязнокровками. Только я подумал, было, что её интеллект приближен к нормальным человеческим параметрам, как реальность отхлестала меня по лицу. Правило Малфоя № 3: “Никогда не сомневайся в других правилах!”

– Ну я же не предлагаю созывать ассамблею и доказывать, что базис наших представлений о магии... просто чей-то софизм, уловка! Или что это вообще трансцендентально, и никто из ныне живущих в этом посему не сможет разобраться.

– Уж лучше бы это, – скривился я. – В таком случае ты бы хоть понимала, о чём говоришь.

– А что тебе не нравится в том, что я говорю сейчас? – невозмутимо спросила она.

– Грязнокровка, очнись! – я, конечно, согласился на её маленькое условие называть её по фамилии, но привычки иногда берут вверх, – Ты говоришь о создании мощного Тёмного артефакта!

– Нейтрального... – и она ещё осмеливается меня поправлять!

– Нет, грязнокровка! Тёмного. Чтобы нас тут же не четвертовали, понадобится именно что ассамблея и принятие новой Поправки, в которой будет указано, что магия цельна и не делима на противоположности. И то, даже после этого, затея всё равно опасна! Это плохой аргумент, Грейнджер. Пло-хой!

– Нет, Малфой, это прекрасный аргумент, – интересно, эта черта грязнокровок или просто женщин – всё время возражать? – Мы создадим артефакт на основе всех мыслимых Светлых Компонентов и по полной зарядим его Тёмной магией.

– Грейнджер... – я вздохнул и пояснил ей, как ребёнку, спрашивающему у родителей, почему нельзя самим творить галлеоны. – Это невозможно...

– Почему?

– Потому что это несовместимые компоненты.

– А другие аргументы у тебя есть? – радостно спросила она.

Я открыл рот, но не смог ничего придумать.

– Тогда в чём проблема? – легкомысленно произнесла она. – Мы же и должны доказать, что несовместимости нет. Создать из частей целое.

– Гря... Грейнджер... Это теория, а не аксиома. То, что Полоумная Лавгуд верит в морщерогих кизляков не значит, что они есть. То, что я верю, что времяисчисление – лажа, не значит, что это так. То, что мы предположили, что в магии нет дихотомического деления, не значит, что мы правы. Возможно, разделение в алхимии было сделано под сложившийся устав, а на самом деле дихотомия такая же, но по другому признаку.

– Никто не пытался сделать этого с тысяча двухсот пятидесятого года, – напомнила она мне.

– Да, и, если я не ошибаюсь, потому что Роджер Бэкон, который решился смешать несовместимое, подорвал всё к чёртовой матери.

Грязнокровка пожала плечами.

– Я смешивала алхимические компоненты, и взрыва не произошло... Думаю, что катастрофы не произойдёт и в нашем случае.

– Но ты этого не знаешь! – победно воскликнул я.

Она снова беспечно пожала плечами.

– Предлагаю рискнуть.

Я устало прикрыл лицо, потом поднялся и, не говоря ни слова, направился к двери.

– Куда ты? – обеспокоенно окликнула она меня.

– Заказывать себе надгробие. “Дракониус Малфой, Лежит на месте этом. Сперва философ был, А ныне стал шкелетом.”

Она фыркнула, и я мысленно напомнил себе больше не отпускать шуток про собственную кончину в присутствии гриффиндорцов. Забыл, как их это веселит.

Что до моего неожиданного согласия подписаться под этим конченным делом? Ну, в конце концов Правило Малфоя № 1: “Малфой всегда прав”.

 


Дата добавления: 2015-10-23; просмотров: 114 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Экран Super AMOLED| Глава 3. Ложная дилемма

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.099 сек.)