Отступление немецких войск

Прорыв советских частей на флангах группы армий «Центр» впервые за эту кампанию поставил немецкие дивизии перед реальной угрозой уничтожения. Лейтенант Георг Рихтер, часть которого 6 декабря оставила расположенные в 30 километрах от Москвы Пучки, двумя днями позже запишет в свой военный дневник следующие строки: «…до сих пор отступление проходило согласно плану». Это существенно облегчало отступление моторизованных частей. Температура в те дни колебалась от минус 6 до минус 12 градусов со снегом. Из-за постоянных перебоев с горючим приходилось часто делать остановки. 13 декабря их часть наткнулась на остатки разгромленной незадолго до этого немецкой колонны — обочину дорог усеивали обгоревшие остовы грузовиков и бронетехники. Внезапно до ушей Рихтера донеслись крики «Ура!»

«Из леса показались коричневатые фигурки, а прямо на меня устремились бегущие в панике солдаты, водители, экипажи машин… В первую минуту я вообще не сообразил, что делать. Попытаться остановить этот неудержимый поток? Бессмысленно — многие из них даже позабыли, что вооружены. Скорее всего, поблизости находились русские танки. И верно — вскоре я увидел, как они, грузно переваливаясь с боку на бок, перебирались через шоссе».

Рихтеру все же удалось собрать группу в 10 человек, из тех, кто помоложе и посмелее. Но бронетранспортеры сопровождения колонны «показали себя не с лучшей стороны». Группа вынуждена была отойти к близлежащей деревне. Ничего из техники спасти не удалось…

Положение немцев усугублялось тем, что они не умели вести бои в отступлении. Приходилось полагаться в основном на сообразительность командиров и каждого бойца в отдельности. Хорст Орлофф, командир танковой роты, который еще совсем недавно имел счастье лицезреть «озаренные солнцем башни советской столицы», в одной из послевоенных бесед вспоминал о том, как их часть отступала:

«Могу лишь сказать, что в пределах моих командных полномочий отступление осуществлялось упорядоченно. Естественно, случались и потери матчасти, и личного состава, но это не было беспорядочным бегством».

Пресловутое неумение отступать объяснялось, прежде всего, победоносными предыдущими кампаниями. Но в декабре войскам Восточного фронта на ходу пришлось осваивать отнюдь не простую науку отхода. И далеко не везде он носил «упорядоченный», по выражению Хорста Орлоффа, характер. Сцены, свидетелем которых был лейтенант Рихтер, отступавший с частями 4-й танковой группы, происходили и при отступлении 3-й танковой группы. «Дисциплина падает», — гласили декабрьские донесения ее штаба.

«Все больше и больше солдат, отбившихся от своих частей, продолжают следовать в западном направлении без оружия, они тащат за собой на веревках коров или же несут в обеих руках сетки, полные картофеля. Погибших в результате воздушных атак или артобстрелов русских уже не хоронят. Не привыкшие отступать… войска охватила настоящая паника. Большинство частей остались без подвоза необходимого провианта… и больше всего страдают от холодов. Среди них много раненых, которых нет никакой возможности отправить в тыловые районы. Никакого контроля за передвижением войск нет. Для танковой группы начинается самый сложный период за всю историю ее существования…»

Высшие командные инстанции были просто не в состоянии оценивать и принимать решения, прочитывая ежедневно ворох подобных донесений, где сообщалось о невесть откуда взявшейся массе русских войск. Штаб ОКВ в попытке стабилизировать обстановку рассылал по частям угрожающие распоряжения, суть которых сводилась к тому, чтобы «не поддаваться панике».

Колоссальные проблемы испытывали не только отступавшие немецкие части, но и остававшиеся в арьергарде, как, например, остатки 18-го пехотного полка, где служил лейтенант Хаапе. Вокруг деревень обустраивались посты охранения, предпринимались попытки привести в порядок оружие. Солдат, наученный холодами русской зимы, уже соображал, что если автомат или пулемет отогреть, а потом очистить его от смазки, то в бою он не даст осечки. И поэтому оружие предпочитали не таскать за собой по морозу, а держать его в теплых хатах у печей, при необходимости разбирая. «И все же, — горько заключал лейтенант Хаапе, — как же тяжело отбивать атаки наступающего противника в этих заснеженных полях».

Подобная тактика давала хоть и скромные, но все же результаты. Потери русских росли. Советские офицеры и сержанты в сравнении с немецкими были плохо обучены по части тактики. Командиры более высокого ранга тяготели к атакам на широком фронте, отводя, например по 9-14 километров на стрелковую дивизию, что приводило к распылению имеющихся сил. Танки использовались в основном как средство поддержки пехоты, вместо того чтобы бросить их для нанесения концентрированных ударов на относительно узких участках.

Русские прекрасно понимали, что немецкие солдаты плохо обмундированы и практически не приспособлены для ведения операций в суровых климатических условиях. Они почти все время отсиживались в теплых землянках, поскольку предпочитали «умереть в тепле, а не погибать на холоде». Русская артиллерия не щадила снарядов, разбивая вдрызг эти хилые убежища, на скорую руку отрытые в мерзлой земле. Однако свойственное русским массированное сосредоточение огромных сил пехоты для атаки одной, зачастую маловажной цели свидетельствовало о неопытности командования. Немцы довольно успешно отбивали фронтальные атаки русских, пытавшихся взять числом, но не умением. Генерал Жуков был вынужден уже на третий день наступления издать распоряжение всеми средствами избегать чреватых колоссальными потерями фронтальных атак.

Примитивные попытки взять немецкие части в кольцо окружения также терпели фиаско. Попытки прорыва почти не предпринимались из-за опасений советских командиров получить удар во фланг. Хорошо продуманная система постов охранения, использование различных легких видов вооружений во взаимодействии с немногочисленными танками и артиллерийскими орудиями существенно увеличивали боеспособность немецких частей.

Кроме того, немцы, отступая, повсеместно использовали «тактику выжженной земли». «Как только стемнеет, тут и там видны кострища пылающих деревенских хат, — писал в письме домой Вернер Польт, 19-летний уроженец Гамбурга, бывший студент. — Сгорают дотла целые деревни».

Подобные зрелища в избытке выпали и на долю Вильгельма Гёбеля из 78-й пехотной дивизии. «По ночам нашим взорам представало жуткое зрелище, — вспоминал он, — небо до самого горизонта окрашивалось багровым заревом от горящих деревень».

Группа армий «Центр» отступала…

Тем временем между ОКХ (Верховным Главнокомандованием сухопутных войск) и ОКВ (Верховным Главнокомандованием вермахта) разгорелись жаркие дебаты по вопросу выхода из создавшегося кризиса. Глубокие вклинения советских войск на флангах группы армий «Центр» поставили перед угрозой окружения весь центральный участок Восточного фронта. Вопрос стоял предельно просто: сражаться или отступать. Собственно, отступление уже шло полным ходом, и, к великому облегчению фронтового командования, речь шла об организованном отводе войск на разумно определенную линию — Курск — Орел — Гжатск. Риск заключался в том, что стремительные и глубокие прорывы немецкой обороны на отдельных участках могли вызвать резкое падение боевого духа немецких войск. Кроме того, приходилось бросать большое количество боеприпасов и техники.

Удерживать фронт, по мнению фронтового командования, было бы самоубийственным актом. Состояние войск Восточного фронта начисто исключало подобную возможность. Однако Гитлер положил конец колебаниям своих полководцев. 18 декабря он передал в штаб группы армий «Центр» свое распоряжение:

«Командующие всех уровней несут прямую ответственность за то, чтобы подвигнуть солдат к фанатичному сопротивлению, невзирая ни на какие прорывы противника с флангов или с тыла».

Иными словами, это был приказ «не отступать ни на шаг». За два дня до этого состоялся телефонный разговор Гитлера с фельдмаршалом фон Боком. Гитлер воспретил командующему группой армий «Центр» любые отводы сил. «Ни шагу назад!» — подытожил фюрер.

В середине декабря начальник штаба 4-й армии генерал Гюнтер Блюментритт был вызван на совещание высшего командного состава. Брешь между 4-й армией Клюге и 2-й танковой армией Гудериана продолжала увеличиваться. Резервов для того, чтобы нейтрализовать угрозу южному флангу, не было. Одна моторизованная дивизия находилась на марше, следуя на запад к Юхнову. Когда Блюментритта вызвал по телефону его давний друг и соратник по штабу группы армий «Центр» начальник штаба группы армий генерал фон Грейфенберг, как раз обсуждался вопрос о возможности отвода сил 4-й армии южнее автомагистрали Москва — Смоленск. «Вы уж там у себя как-нибудь выходите из положения. Только что поступило новое распоряжение Гитлера — 4-я армия не отступит ни на сантиметр». Блюментритт был ошеломлен:

«Согласно всем прогнозам это могло означать лишь одно — разгром и гибель 4-й армии. Но приказ есть приказ. Части, уже начавшие продвижение на запад, были срочно остановлены и возвращены на фронт. 4-я армия готовилась дать свой последний бой, и лишь чудо могло уберечь ее от поражения».

Адольф Гитлер решил взять на себя верховное командование всеми вооруженными силами рейха. Так что силам Восточного фронта предстояло сражаться, не отступая ни на шаг, либо, если понадобится, погибнуть.

Дата добавления: 2015-07-08