Глава L

Обсуждение супружеских разногласий непосредственно заинтересованными в них лицами обычно протекает в форме диалога, в котором по меньшей мере половина приходится на долю жены. Однако этого нельзя было сказать о ссорах мистера и миссис Квилп: будучи исключением из общего правила, они сводились к пространным монологам мужа и двум-трем односложным репликам жены, произносимым умоляющим, трепетным голосом, да и то с большими перерывами.

На этот же раз, очнувшись после обморока, миссис Квилп долго не отваживалась и пикнуть в свою защиту и, вся в слезах, смиренно слушала попреки своего супруга и повелителя. А мистер Квилп выпаливал их с такой быстротой и пылкостью и так гримасничал, так извивался всем телом, что несчастная женщина, хоть и притерпевшаяся к его излишествам по этой части, под конец струхнула не на шутку. Впрочем, ямайский ром и удовольствие, которое испытывал мистер Квилп при мысли о тяжком разочаровании, постигшем его семейных, постепенно умерили в нем ярость, и когда накал ее несколько остыл, он перешел к издевательским шуточкам и на этой позиции закрепился.

— Значит, вы вообразили, что я уже на том свете, да? — ехидничал карлик. — Вы уже считали себя вдовушкой? Ха ха-ха! У-у, беспутница!

— Нет, Квилп! — пролепетала его жена. — Я, право, очень жалею…

— Ну, еще бы! — воскликнул Квилп. — Конечно, жалеете! Кто же в этом сомневается!

— Я жалею не о том, что вы вернулись домой живым и невредимым, — продолжала она. — Мне больно, что я дала ввести себя в заблуждение. Я очень рада вас видеть, Квилп, поверьте мне!

Как это ни странно, миссис Квилп действительно была рада лицезреть своего повелителя и проявляла явное участие к нему, что также не совсем понятно, принимая во внимание все обстоятельства их совместной жизни. Впрочем, на Квилпа это не произвело ни малейшего впечатления, и он только прищелкнул пальцами перед самым носом у жены, сопроводив свой жест презрительно торжествующей гримасой.

— Отлучиться на такой долгий срок, не предупредив меня, не написать ни слова, не дать знать о себе! — всхлипывая, говорила несчастная женщина. — Зачем такая жестокость, Квилп?

— Зачем такая жестокость? — вскричал карлик. — Затем, что на меня нашел такой стих, вот зачем! Моему нраву не препятствуйте. Я ухожу из дому.

— Как, опять!

— Да, опять. Я ухожу сию минуту, немедленно. Уйду и буду жить-поживать беззаботным холостяком на пристани, в конторе — где вздумается. Вы только вообразили себя вдовой, а я, черт возьми, — рявкнул он, — стану холостяком на самом деле!

— Вы шутите, Квилп! — сквозь слезы пролепетала его жена.

— Вот увидите! — сказал карлик, восхищенный собственной выдумкой. — Отныне я холостяк, бесшабашный холостяк, а моей холостяцкой обителью будет контора на пристани. И посмейте только близко к ней подойти! Кроме того, советую вам остерегаться — я буду послеживать за вами, буду шнырять, как крот или ласка, и могу опять прийти домой в неурочный час. Том Скотт! Где Том Скотт?

— Я здесь, хозяин! — послышался голос мальчишки, лишь только Квилп отворил окно.

— Жди внизу, собака! — крикнул ему карлик. — Сейчас потащишь холостяцкий багаж. Соберите мои вещи, миссис Квилп, да растолкайте нашу милую старушку, пусть она поможет вам. Эй! Эй! О-го-го!

Мистер Квилп схватил кочергу, подбежал к чулану, где спала почтенная миссис Джинивин, и до тех пор колотил кочергой в дверь, пока старушка не проснулась, в совершенном ужасе вообразив со сна, будто любезный зятек вознамерился убить ее в отместку за то, что она возвела поклеп на его ноги. Проникнувшись этой мыслью, миссис Джинивин отчаянно вскрикнула и непременно выбросилась бы из окна прямо на стеклянный люк в крыше соседнего дома, но дочь вывела ее из столь опасного заблуждения, вбежав в чулан с просьбой помочь ей в сборах. Узнав, что от нее требуется, миссис Джинивин несколько успокоилась и вышла в гостиную во фланелевом капоте, после чего и мать и дочь, обе дрожащие от страха и холода — так как ночь давно уж вступила в свои права, — в покорном молчании занялись делом, порученным им мистером Квилпом. Стараясь затянуть сборы как можно дольше, чтобы досадить жене и теще, этот эксцентрический джентльмен сам наблюдал за упаковкой своего гардероба, собственноручно добавил к нему тарелку, нож, вилку, ложку, чайную чашку с блюдцем и другие хозяйственные мелочи, потом затянул ремни на саквояже, взвалил его на плечо и без дальнейших разговоров вышел из дому, держа под мышкой флягу, с которой он не расставался все это время. На улице мистер Квилп передал более тяжелую часть ноши Тому Скотту, хлебнул рому для бодрости, стукнул своего подручного флягой по голове вместо угощения и, не спеша направившись к пристани, дошел туда в четвертом часу утра.

— Уютно! — сказал он, пробравшись в темноте к дощатой конторе и открыв дверь ключом, который всегда держал при себе. — Ах, как уютно! Разбуди меня в восемь, собака.

Не пускаясь в объяснения и не дав себе труда проститься с мальчишкой, карлик выхватил у него саквояж, захлопнул за собой дверь, залез на стол, закутался в брезентовый плащ и, свернувшись клубком, точно еж, тотчас же уснул.

Утром, в положенный час Квилпа разбудили, на что понадобилось немало трудов, так как ночка у него выдалась хлопотливая. Встав, он велел Тому Скотту развести во дворе костер из старых досок и приготовить кофе, а для придания разнообразия утренней трапезе доверил ему кое-какую мелочь на покупку свежих будочек, масла, сахара, копченых селедок и прочей снеди, так что через несколько минут на столе в конторе дымился вкусный завтрак. Наевшись до отвала и восчувствовав всю прелесть такого по-цыгански вольного образа жизни (о котором он частенько подумывал и раньше, видя в нем приятный отдых от стеснительных супружеских уз, а также незаменимый способ держать миссис Квилп и ее матушку в состоянии непрерывного страха и неизвестности), карлик решил заняться наведением порядка в своей обители и придать ей более жилой и уютный вид.

С этой целью он отправился в лавку неподалеку от пристани, торговавшую всяким корабельным скарбом, купил подержанный гамак, подвесил его к потолку на манер матросской койки, затем поставил в своей сырой берлоге старую печку, вывел ее ржавую трубу на крышу и, закончив эти преобразования, с восторгом осмотрелся по сторонам. — Дачка у меня не хуже, чем у Робинзона Крузо, — сказал карлик, разнеженным взором оглядывая свою меблировку. — Укромный, тихий уголок, настоящий необитаемый остров, где я могу заниматься своими делами, не боясь чужих ушей и глаз. Кругом ни души — одни крысы, а это народ скрытный, неболтливый. В их компании мне будет весело, как сверчку на шестке. Присмотрю какую-нибудь одну, похожую на Кристофера, и отравлю. Ха-ха-ха! Впрочем, за дело, за дело! О делах нельзя забывать даже в вихре удовольствий, тем более что утро уже на исходе.

Приказав Тому Скотту ждать его возвращения и запретив ему под страхом медленной пытки стоять на голове, кувыркаться и даже ходить на руках, карлик прыгнул в лодку, переехал на другой берег, быстрым шагом направился к одному гостеприимному заведению на улице Бевис-Маркс, завсегдатаем которого был мистер Свивеллер, и застал там этого джентльмена в полутемном зале в ту минуту, когда он в полном одиночестве садился за обед.

— Дик! — воскликнул карлик, просовывая голову в дверь. — Сокровище мое, любовь моя, свет очей моих! Хэй-хо!

— Ах, это вы? — отозвался мистер Свивеллер. — Здравствуйте, как поживаете?

— А как поживает Дик? — в свою очередь спросил Квилп. — Как чувствуют себя сливки блистательного племени писцов, а?

— Кисловато, сэр, — ответил мистер Свивеллер. — По правде говоря, они начинают смахивать на простоквашу.

— Что случилось? — спросил карлик, подходя к столу. — Неужто Салли оказалась злюкой? «Много есть девиц прекрасных, но такой, как…»[69]Верно, Дик?

— Верно, — согласился мистер Свивеллер, с чрезвычайно серьезным видом принимаясь за еду. — Таких больше нет. Салли Б. — это сфинкс во всем, что касается личной жизни.

— Вы не в духе, — продолжал Квилп, пододвигая себе стул. — Что же все-таки случилось?

— Юриспруденция мне не по нутру, — ответил Дик. — Сухая материя, и к тому же требует слишком строгого уединения. Думаю, не пора ли удирать.

— Ну-ну-ну! — воскликнул карлик. — Куда это вы удерете, Дик?

— Сам еще не знаю, — ответил мистер Свивеллер. — Вероятно, по направлению к Хайгету. Может быть, колокола прозвонят мне: «Вернись, вернись, Свивеллер, лорд-мэр Лондона!» Виттингтона ведь тоже звали Дик. Жаль только, что кошки уж очень расплодились.[70]

Квилп смотрел на своего собеседника, комически подняв брови, и терпеливо ждал дальнейших объяснений, но мистер Свивеллер, по-видимому, не спешил вдаваться в них. Он не проронил больше ни слова, пока не съел всего обеда, потом отодвинул тарелку, откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и устремил сокрушенный взгляд на очаг, где сами по себе дымились сигарные окурки, распространяя вокруг приятное благоухание.

— Не хотите ли отведать пирога? — спросил Дик, поворачиваясь, наконец, к карлику. — Сделайте одолжение, тем более что он вашей стряпни.

— Что вы хотите этим сказать? — удивился Квилп. Вместо ответа мистер Свивеллер вынул из кармана маленький, сильно просаленный сверток, медленно развернул его и показал Квилпу кусок пирога с изюмом и с сахарной глазурью дюйма в полтора толщиной — на вид совершенно несъедобный.

— Как по-вашему, что это такое? — спросил мистер Свивеллер.

— Похоже на свадебный пирог, — ответил карлик, ухмыляясь во весь рот.

— А с чьей свадьбы? — продолжал мистер Свивеллер, с ужасающим спокойствием потирая пирогом кончик носа. — Чей это пирог?

— Неужели?..

— Да, — сказал Дик. — Тот самый. Можете не произносить это имя вслух. Такого имени больше не существует. Теперь она зовется Чеггс, Софи Чеггс. Мною страсти не играли, я не знал тоски, печали, но узнавши Чеггс Софию, я склонил смиренно выю.[71]

Приспособив экспромтом популярную песенку к печальным обстоятельствам своей жизни и таким образом отведя душу, мистер Свивеллер снова завернул кусок пирога в бумагу, сплющил его между ладонями, сунул ближе к сердцу, застегнул куртку на все пуговицы и скрестил руки на груди.

— Надеюсь, вы теперь довольны, сэр? — сказал он. — Надеюсь, Фред тоже останется доволен. Вы подстроили это вдвоем, и теперь вам остается только радоваться. Так вот какое торжество мне было уготовано! Это похоже на одну фигуру старинного танца, в которой каждой даме полагается по два кавалера — один танцует с ней, а другой поспевает сзади вприскочку. Впрочем, против судьбы не пойдешь, тем более что моя — это сущая камнедробилка.

Не подав даже виду, какую радость доставило ему поражение мистера Свивеллера, Дэниел Квилп прибегнул к наивернейшему способу утешить своего друга и, позвонив, потребовал подать искрометного вина (то есть обычного его заменителя), затем быстро наполнил им стаканы и стал провозглашать тост за тостом в посрамление Чеггса и во славу беззаботной холостяцкой жизни. Тосты эти возымели немедленное действие на мистера Свивеллера, подкрепив его размышления о бесплодности борьбы с судьбой; он воспрянул духом и рассказал карлику, что кусок свадебного пирога был доставлен на улицу Бевис-Маркс двумя оставшимися при своей фамилии мисс Уэксл и что эти девицы с торжествующим хихиканьем вручили его служанке в дверях конторы, попросив передать кому следует.

— Ха! — усмехнулся Квилп. — Скоро настанет наш черед хихикать. Да, кстати… Вы упомянули о молодом Тренте. Где он сейчас?

Мистер Свивеллер сообщил карлику, что его почтенный друг недавно занял весьма ответственную должность в одном разъездном игорном доме и в настоящее время вращается среди наиболее предприимчивых умов Великобритании.

— Жаль, жаль! — сказал Квилп. — Ведь я, собственно, затем и пришел к вам, чтобы разузнать о нем. У меня возникла одна мысль, Дик… Ваш друг, что живет напротив…

— Какой друг?

— Со второго этажа.

— Ну?

— Ваш друг со второго этажа, возможно, интересуется молодым Трентом?

— Нет, не интересуется, — ответил мистер Свивеллер, покачивая головой.

— Не интересуется? А почему? Только потому, что не видал его в глаза. Но если их свести, может быть Фред угодит ему не хуже маленькой Нелл и ее деда. Может быть, это принесет счастье вашему другу, а заодно и вам самим, а?

— Да, собственно говоря, — сказал мистер Свивеллер, — они уже успели повидаться.

— Как! — воскликнул карлик, подозрительно глядя на своего собеседника. — С чьей же помощью?

— С моей помощью, — ответил Дик несколько сконфуженным тоном. — Разве я вам не говорил об этом, когда вы заходили в контору в последний раз?

— Нет, не говорили, чего зря прикидываться, — отрезал карлик.

— Вы, кажется, правы, — сказал Дик. — Да, теперь вспоминаю, не говорил. Так вот, я их в тот самый день и свел, по просьбе Фреда.

— И что из этого получилось?

— Да знаете ли, вместо того чтобы разразиться слезами, прижать Фреда к груди и сказать ему: я твой дедушка или я твоя переодетая бабушка (к чему мы были вполне готовы), мои друг, как только узнал, кто такой Фред, пришел в страшную ярость, начал обзывать его последними словами, упрекать, будто бы он больше всех виноват в том, что старик и Нелли впали в нищету, даже не предложил нам выпить и… и, можно сказать, выставил нас за дверь.

— Странно, — в раздумье проговорил карлик.

— Мы тоже нашли это несколько странным, — невозмутимым тоном подтвердил Дик, — но что было, то было.

Совершенно сбитый с толку этим рассказом, Квилп насупился и долго молчал, то и дело поднимая глаза на мистера Свивеллера и внимательно изучая его физиономию. Но так как на ней нельзя было прочитать ничего нового, ничего такого, что помогло бы уличить мистера Свивеллера во лжи, и так как сей джентльмен, предоставленный самому себе, начал испускать тяжкие вздохи и окончательно раскисать все из-за той же миссис Чеггс, карлик вскоре поднялся и ушел, оставив обездоленного Дика наедине с его печальными размышлениями.

— Значит, они уже успели познакомиться, — говорил Квилп, шагая по улице. — Мой друг обскакал меня. Правда, это ни к чему не привело и, следовательно, особого значения не имеет, если не ставить ему в вину злостных намерений. Как я рад, что он лишился своей дамы сердца! Ха-ха-ха! Но отпускать этого болвана из конторы нельзя. Здесь он всегда у меня под рукой, а кроме того, где я найду лучшего доносчика на Брасса — доносчика, который, сам того не подозревая, спьяну выбалтывает мне все, что видит и слышит у них. Вы чрезвычайно полезная личность, Дик, и дешево обходитесь — выставишь вам кое-когда скромное угощение, тем дело и ограничивается. Я еще не решил окончательно, но, может быть, мне имеет смысл сообщить этому джентльмену о ваших расчетах на Нелли и таким образом втереться к нему в доверие. Там будет видно, а пока, с вашего разрешения, мы останемся самыми лучшими друзьями.

Раздумывая обо всем этом и скаля по привычке зубы, мистер Квилп снова переехал Темзу и уединился в своем холостяцком особняке, который показался бы людям более привередливым не совсем уютным, по той простой причине, что недавно поставленная в нем печка гнала весь дым не наружу, а внутрь помещения. Однако эта неприятность не только не отвратила карлика от его нового жилья, но даже пришлась ему по душе. Он съел роскошный обед, принесенный из кухмистерской, раскурил трубку и запыхтел ею наперегонки с печной трубой, так что через некоторое время в конторе совсем ничего не стало видно, кроме его воспаленных красных глаз да изредка головы, когда он, трясясь от судорожного кашля, немного разгонял вокруг себя густые космы дыма. В этой удушливой атмосфере, оказавшейся бы смертельной для всякого другого живого существа, мистер Квилп прекрасно провел вечер, не оставляя без внимания трубки и фляги и время от времени развлекаясь протяжным воем, что сходило у него за пение, но не имело ничего общего ни с одним из творений человека в области музыки инструментальной и вокальной. Так он забавлялся почти до полуночи, а потом, чрезвычайно довольный собой, улегся в гамак.

Первое, что коснулось слуха карлика утром, когда он только-только открыл глаза и, увидев себя так близко от потолка, вообразил спросонья, будто его превратили за ночь не то в муху, не то в жужелицу, — были звуки приглушенных рыданий и всхлипываний. Осторожно заглянув вниз и увидев миссис Квилп, он несколько минут молча смотрел на нее и вдруг крикнул, да так громко, что она подскочила на месте со страху: — Ау-у!

— О Квилп! — воскликнула несчастная женщина, глянув вверх. — Как вы меня испугали!

— А я нарочно! У-у, беспутница! — рявкнул карлик. — Что вам здесь надо? Ведь я утонул!

— Квилп, прошу вас, умоляю, вернитесь домой! — сквозь слезы проговорила она. — Больше это никогда не повторится. И в конце концов ведь мы беспокоились! Потому все так и вышло.

— Вы беспокоились? — с усмешкой повторил карлик. — Конечно, беспокоились… как бы я не остался в живых. Нет! Я вернусь домой, когда мне заблагорассудится. Захочу — останусь, захочу — опять уйду. Я буду эдаким блуждающим огоньком — то здесь, то там, и вечно буду плясать вокруг вас, появляться в самые неожиданные минуты, так, чтобы вы жили в постоянном страхе и волнении. Ну, уберетесь вы отсюда или нет?

Миссис Квилп с безмолвной мольбой протянула к нему руки.

— Нет и нет! — крикнул карлик. — И еще раз нет! А если вы посмеете ходить сюда без зова, я наставлю здесь капканов, я заведу цепных собак, которые будут рычать и кусаться, заведу самопалы с секретом, которые откроют пальбу, как только вы наступите на проволоку, и разнесут вас в мелкие куски! Убирайтесь отсюда вон!

— Простите меня! Вернитесь домой! — горячо воскликнула его жена.

— Не-ет! — взревел Квилп. — Я вернусь, когда найду нужным, и буду уходить и приходить, не спрашивая у вас позволения. Вон там дверь — видите? Убирайтесь отсюда!

Мистер Квилп отдал это приказание таким повелительным тоном и сопроводил свои слова таким резким взмахом руки, явно свидетельствующим о его намерении выпрыгнуть из гамака и — как есть, в ночном колпаке гнать жену по улицам до самого дома, что она стрелой вылетела из конторы. Вытянув шею, карлик до тех пор провожал ее глазами, пока она не выбежала со двора, а потом, весьма довольный тем, что ему лишний раз удалось утвердить свою волю и отстоять свой замок, разразился громовым хохотом и снова улегся спать.

Дата добавления: 2015-07-08