Глава десятая. «Запорожец» стоял у деревянного сарая под толстой сосной и сверкал в лучах солнца

«Запорожец» стоял у деревянного сарая под толстой сосной и сверкал в лучах солнца. Он был выправлен, отремонтирован и покрашен в голубой цвет. Саша Дружинин как следует постарался для своих новых друзей. Только вблизи можно было заметить на капоте и дверце следы вмятин. Лучше бы не сделали и на станции техобслуживания. Сорока полностью отремонтировал все остальное: ходовую часть и мотор.

Они рассчитывали, что провозятся больше месяца, а уложились в семнадцать дней.

Сорока уже несколько дней один жил на даче: у него началась сессия, и он на работу не ходил. Еду готовил на газовой плитке. Первое сразу на несколько дней варила Алена. После их отъезда в город в понедельник рано утром Сорока обнаружил кастрюлю с супом.

Экзамен по философии Сорока сдал на «четыре», а теперь готовился рассчитаться с политэкономией. И еще останется два по спецпредметам. Потом почти полтора месяца отпуска! Сорока отправил в Островитино четвертое письмо, но ответа до сих пор нет. Последнее письмо он получил от директора школы-интерната год назад. Тот писал, что в районе поговаривают о ликвидации в Островитине школы-интерната, — мол, неудобное месторасположение, далеко от райцентра и прочее. И больше из Островитина не было никаких известий. Бывшие члены республики, с которыми он поддерживал переписку, тоже ничего не слышали о школе. После десятилетки разъехались по разным городам. Может, уже и школы нет?..

Сорока забрался в машину, положил ладони на руль и представил, как он с ветерком мчится по Ленинградскому шоссе… Здорово все-таки он соскучился по Каменному острову, летчикам… Отличные ребята эти шефы! Если бы не они, наверное, на Каменном острове и спортивного лагеря не было бы… Это они, летчики, доставили на вертолетах спортивное оборудование, строительные материалы, радиотехнику. Да что ни попроси у них — никогда не откажут!

Жаль, если школу-интернат расформировали, а пожалуй, так оно и есть, иначе бы директор давно ответил. Нет школы-интерната — нет и мальчишеской республики! Что там сейчас делается, на Каменном острове?..

Сквозь лобовое стекло он увидел, как по тропинке гуськом идут к дому Владислав Иванович, Алена и Сережа. Дед трусил впереди. В руке у Владислава Ивановича кожаный портфель. Лицо озабоченное. Помнится, там, на озере, он все время подшучивал над ребятами, а сейчас редко когда улыбнется и очень рассеянный. Нет бы отдохнуть на природе после города, а он как заберется в свою комнату, так до ужина не показывается. Слышно, как машинка стучит: то рассыпается длинными трелями, то будто споткнется и надолго замолчит, потом снова робко застрекочет… Большаков готовит докторскую диссертацию. Из-за нее он не поедет с ними на озеро. Говорил, что плотно засядет в технической библиотеке. У него еще не все концы с концами сходятся. А сейчас в институте он принимает экзамены у студентов. И только на даче в свободное от сессии время работает над диссертацией.

Никто из них не заметил Сороку. Лишь Дед, добежав до крыльца, нашел след и потрусил к машине и, поднявшись на задние лапы, заглянул в окно. Бородатая пасть его раскрылась, красный язык свесился поверх белых клыков казалось, он сейчас спросит: «Ты чего тут в машине торчишь?» Испугавшись, что Дед поцарапает свежую краску. Сорока вышел. Дед обрадованно запрыгал вокруг него.

Все окружили машину. В последний их приезд она еще не была покрашена: стояла ободранная, вся в безобразных пятнах шпаклевки.

— Недурно, — сказал Владислав Иванович. — Как философия?

Не будь здесь Алены, Сорока сказал бы, что получил четверку, а так лишь улыбнулся — мол, все в порядке.

Сережа любовно гладил «Запорожец», трогал рукоятки, наконец не выдержал и забрался в кабину. Видя, как он там защелкал тумблерами, завертел баранкой, Алена обеспокоенно посмотрела на Сороку:

— Он не заведет ее? Чего доброго, врежется в сарай?

— Вряд ли, — улыбнулся тот.

Во время аварии «Запорожца» аккумулятор треснул и вышел из строя, и сегодня Гарик должен был привезти новый, который два дня был на зарядке. Сорока не завидовап ему: тащить на себе в такую жару в продуктовой сетке пудовый аккумулятор! Вообще-то Гарик уже должен был бы приехать.

— Теперь даже Ростислав Андреевич не назовет машину металлоломом, сказала Алена. — Вот только цвет…

— А что цвет? — высунул голову в окошко Сережа. — Наша голубая мечта и должна иметь голубой цвет.

— Ты, оказывается, романтик, — улыбнулся сыну Владислав Иванович.

— Какая же это романтика? — возразила Алена. — Голубая мечта… Банальщина!

На тропинке — легок на помине! — показался профессор с фокстерьером. Он поздоровался со всеми за руку, критически осмотрел машину.

— По-моему, эта вещь была другого цвета, — заметил он.

Сорока отвернулся, чтобы не прыснуть. Алена кусала губы, а Сережа нагнулся над рулем, пряча лицо.

— Кстати, почему вы ее сделали голубой? — спросил профессор.

— Цвет голубой мечты, — сообщила Алена.

— Гм, — изрек профессор, — звучит довольно вульгарно… — Алена победоносно взглянула на Сережу — дескать, что я говорила?..

— Вы перекрасьте этот агрегат в цвет слоновой кости, — с невозмутимым видом посоветовал Ростислав Андреевич.

— Зачем? — поинтересовался Сережа.

— Видите ли, цвет слоновой кости на семьдесят процентов будет отражать солнечные лучи… — В этот момент Грозный с рычанием бросился на вылезшую из большой сумки, что стояла у ног Алены, сиамскую кошку. Поднялся истошный лай, визг. Кошка взлетела на ближайшее дерево, причем совсем не высоко, и оттуда, махая когтистой лапой, тоненько рычала и фыркала на прыгавших у ствола собак.

Это отвлекло профессора от машины, и он о чем-то оживленно заговорил с Владиславом Ивановичем. Видно, это был старый спор. Посыпались непонятные технические термины. Концом своего зонта он принялся на тропинке чертить какую-то сложную схему. Владислав Иванович сначала стоял и смотрел, вставляя слова, потом присел на корточки и, взяв с земли сучок, тоже принялся рядом чертить другую схему.

Алена посмотрела на них и повернулась к Сороке.

— Теперь до ужина не остановятся, — понизив голос, чтобы они не услышали, сказала она. Впрочем, если бы она и громко произнесла эти слова, они бы не услышали. Теперь оба ученых сидели на земле и, оживленно переговариваясь, чертили пересекающиеся линии и формулы на песке. А сверху с интересом смотрела сиамская кошка на двигающиеся палочки в их руках.

Дед и Грозный, забыв про кошку, обследовали стволы деревьев. Оба пса давно были знакомы и жили в дружбе и мире. И оба терпеть не могли кошку. Той было скучно, и, по-видимому, чтобы развеселить себя, она при всяком удобном случае внезапно нападала на собак, кусала за ноги, хвост и тут же взлетала на ближайшее дерево.

Алена поднялась наверх переодеться и скоро спустилась вниз в брюках и коричневой рубашке с засученными рукавами. Подошла к машине, провела пальцем по сверкающему стеклу.

— Скорее бы каникулы, — вздохнула она. — Все куда-то собираются ехать…

Сегодня после зачета она вместе с близнецами Олей и Аней зашла в кафе «Восточные сладости». Сестры рассказали, что, как только свалят последний экзамен, сразу уедут из города. Глеб пригласил в интереснейшую поездку на машине по историческим русским городам… Главное — родителей уговорить: кажется, Глеб понравился их отцу. «А нам — не очень!» — со смехом сказала одна из сестер.

— Конь на мази, — сказал Сорока, похлопав по капоту. — Надо только свистнуть!

— Свистни! — с усмешкой взглянула на него девушка. Сорока, не долго думая, заложил два пальца в рот и так оглушительно свистнул, что Дед и Грозный примчались из лесу и стали ошалело метаться вокруг дома. Лишь Владислав Иванович и профессор даже голов не подняли от своих чертежей.

— Я чуть не оглохла, — проговорила девушка, глядя на него.

— Извини, — улыбнулся он.

— Сходим на залив? — предложила Алена. Сорока не возражал.

Они зашагали по узкой тропинке: Алена впереди, Сорока сзади. Один раз прямо перед ними дымчатым клубком мелькнула в папоротнике белка, стремительно скользнула на дерево и исчезла в ветвях.

Обычно белки здесь не были пугливыми. Алена рассказала, что зимой какой-то негодяй повадился тайком приходить в комаровский лес с мелкокалиберной винтовкой и стрелять в почти ручных белок.

— Выродок какой-то! — заметил Сорока.

— К нам часто спускалась одна белочка с дымчатым ухом, — продолжала Алена. — Брала прямо из рук сыр и орехи… Я ее прозвала Огонек. А теперь ее не видно. Неужели этот тип убил ее? Как можно выстрелить в такую прелесть? — проводив глазами белку, вздохнула Алена.

— Даже если дурак и умный смотрят на одно и то же дерево, дураку оно кажется совсем иным, чем умному, — сказал Сорока. — Это я где-то вычитал…

— Теперь мне понятно, почему ты поступил в Лесотехническую академию, сказала Алена. — Ты ведь и там, на озере, боролся с браконьерами.

— Можно распинаться в любви к природе, умиляться белками, птичками и вместе с тем палец о палец не ударить, чтобы чем-то помочь ей.

— Посмотри, сколько мы с папой и Сережей птичьих кормушек повсюду поставили, — с обидой произнесла Алена. — Я специально зимой приезжала и привозила корм.

— Я не о тебе, — улыбнулся он.

— Почему ты думаешь только о себе? — упрекнула Алена. — Можно подумать, что ты вечно будешь один! Я уверена, что не каждая девушка согласится поселиться с тобой в глуши.

— Черт возьми, о девушке-то я и не подумал! — неестественно громко рассмеялся Сорока и, понимая, что разговор принимает опасным оборот, переменил тему: — Я взял в библиотеке томик Тютчева. Послушай, что он пишет о природе:

Не то, что мните вы, природа:

Не слепок, не бездушный лик

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык…

— Тютчева ты хорошо изучил, — заметила Алена. — А кто тебе еще нравится?

— Ты меня экзаменуешь? — усмехнулся он.

— Это хорошо, что ты любишь стихи, — сказала она. — Вдруг там, в дремучем лесу, ты и сам станешь поэтом?

— Ты меня прочила в космонавты, теперь в поэты, — засмеялся он.

— А ты всего-навсего лесник, — сказала Алена.

— Может быть, мне лучше стать дворником? — Сороке стало надоедать, что она его называет лесником. Лесотехническая академия готовит пе лесников, а инженеров лесного хозяйства широкого профиля. Но объяснять все это не хотелось.

— Ну что ты! — живо возразила она. — Уж тогда лучше иди в милиционеры, — и официальным голосом произнесла: — Гражданин, с вас штраф три рубля!

— Почему три? — не смог он сдержать улыбки.

Они не успели перейти путь: к станции подошла электричка. Из первого вагона вышел Гарик с сеткой в руке. В сетке чернел аккумулятор. Гарик сразу увидел их, улыбнулся, помахал рукой. Однако когда подошел, сгибаясь в одну сторону от тяжести, лицо его было не таким жизнерадостным. Гарик вглядывался в их лица, будто пытался в чем-то уличить. Сорока уж в который раз подумал, что его друг неправильно ведет себя: Алена умная, тонкая девочка, и ничем не оправданная ревность ее оскорбляет. Вот и сейчас она нахмурилась и отвернулась. Зачем он постоянно испытывает ее терпение? Обычно независимый, уверенный в себе, гордый, он при Алене становится невыносимым. Сороке неприятны были их постоянные стычки: пользуясь любым предлогом, он уходил с дачи к заливу, где, все еще скособочившись, стоял ржавый поплавок с надписью: «Алена, я тебя буду ждать по субботам и воскресеньям с 20 до 21 часа!» Тоже хорош гусь! Тебя, Алена, буду ждать, а сам раскатывает на «Жигулях» по ресторанам с близнецами Олей и Аней!.. Чем бы стереть эту дурацкую надпись?..

— Вы меня встречали? — спросил Гарик и наконец догадался опустить тяжелую сетку на землю.

— Нет, — ответил Сорока. — Мы идем к заливу.

— А что, нельзя? — вызывающе взглянула на него Алена.

— Нам надо аккумулятор поставить, — заявил Гарик.

— Ну и ставьте, — сказала Алена. — А я — на залив!

И, бросив взгляд вдоль высокого перрона, перебежала через блестящие рельсы.

— Тащи! — сунул Гарик Сороке тяжеленную сетку. — Я пока допер его до Финляндского, руку оттянул… — Он проводил взглядом Алену. — Наверное, этот типчик опять ее там поджидает!

— Не думаю, — сказал Сорока.

— Так я за ней сзади и побежал! — продолжал Гарик. — Позвольте вас, миледи, сопровождать. Подол вашего прскрасного платья нести!..

— Она в джинсах, — заметил Сорока.

— Поставим аккумулятор, заведем машину и махнем в Выборг? — предложил Гарик. — А Алена пусть нам ручкой помашет.

— И что это тебе даст? — полюбопытствовал Сорока.

— Пускай нос не задирает.

— Что нового на работе? — перевел Сорока разговор на другое. — С мастером помирился?

Гарик рассказывал ему, что у него в цехе произошла стычки с мастером: тот поставил его на токарный станок устарелой конструкции, а Гарик отказался на нем работать, и тогда мастер забрал чертежи и до конца смены оставил его без работы…

— С мужчиной всегда можно найти общий язык, — туманно ответил Гарик.

— Дали новый станок?

— Пару бутылок в субботу после работы распили с мастером — и сейчас у меня станок — люкс! С программным управлением. Я давно уже понял: чем лезть в бутылку, лучше распить ее с хорошим человеком, — скаламбурил Гарик и первым рассмеялся. — А как у тебя? — поинтересовался он, просто так, из вежливости.

— Я, видишь ли, не пью, — улыбнулся Сорока. — Наверное, поэтому у меня все по-другому…

— Вы сейчас про меня говорили? — немного погодя нарочито равнодушным голосом спросил Гарик.

— Больше нам не о чем говорить!

— А все-таки — о чем? — Гарик старательно смотрел себе под ноги.

— Я ей стихи читал.

— Стихи? — изумился Гарик. — Пушкина или Лермонтова?

— Ага, — сказал Сорока.

— Если он опять ошивается у поплавка, я ему… — вдруг разозлился Гарик. — Я его, толсторожего, в заливе утоплю!

— Ты лучше буй в море столкни, — посоветовал Сорока.

— Это идея! — воскликнул Гарик и, повернувшись, бросился бежать в ту сторону, куда ушла Алена.

Дата добавления: 2015-07-07