Глава 30.

Довольно нудные и массовочные в большинстве своём сцены уже порядком поднадоели Третьяковой, и она отправилась к кофейному автомату, чтобы хоть как-то прогнать сонливость. С Абдуловым на съёмочной площадки они не пересекались, да и за пределами, кстати, тоже. Странно, но за те четыре часа, которые они «пропахали» перед камерой, Лена ни разу не увидела его лица хотя бы где-то поблизости. Лица Алёны тоже видно не было – это немного настораживало, но Лена старалась не давать повода своим мыслям вылиться в ненужное русло. Устав от косых взглядов девчонок, Лена решила пойти и выпить кофе, потому что из-за её прошлого зевка чуть было не запороли дубль.

Девчонки, стоящие неподалёку, проводили её взглядами и по-прежнему что-то обсуждали.

- Нет, ну между ними по любому что-то есть! – возмущалась Руднева, - Неужели нельзя просто нам сказать? Мы же всё понимаем, - сложила руки на груди она, показывая свою обиду.

- Ань, ну может она ещё сама в себе не разобралась, - неуверенно возразила Байдавлетова, - Мне, конечно, тоже очень интересно, что у них происходит, но я думаю, что Лена не обязана нам всё объяснять.

- Да понятное дело, что не обязана, - вздохнула Руднева, - Но от этого же менее интересно не становится!

Лера, как-то отстранённо заметила:

- Мне её мама вчера звонила. Сказала, что не может до Лены дозвониться, что она ей сказала, что ночует у меня. А у меня её, разумеется, и не предвиделось.

- А ты что? – округлила глаза Наташа, удивленная столь интересной новостью.

- А что я? Не выдавать же мне подругу? Я сказала, что Лена уже заснула. – С обеспокоенным видом отозвалась Козлова. – А вот где она провела прошедшую ночь – вот это главный вопрос. И, я догадываюсь, как на него можно ответить. Я ей позвонила, она сказала, что она дома. Брешет, как дышит.

- Вот это да, - присвистнула Огурцова, прислонившись спиной к холодной стене. – И после этого она так умело притворяется? Ну, тогда респект нашей Ленке, - усмехнулась кудрявая клавишница и сложила руки на груди. – Ну что ж, правду мы знаем, главное теперь – терпеливо ждать, пока Ленка сама расколется. Слышишь, Аня, тер-пе-ли-во, - по слогам произнесла с ухмылкой она, посмотрев на Рудневу, которая вся аж подпрыгивала от того, что они наконец раскусили партизанку Третьякову.

Отойдя от кофейного автомата со стаканчиком в руке, Лена заметила стоящего за углом и опирающегося на колонну Абдулова, на чьём лице блуждала нагловатая ухмылка.

Невольно улыбнувшись в ответ, Лена направилась в его сторону – Ранеткам из-за угла Абдулова было не видно, но, наблюдая за выражением лица Третьяковой, они поняли, что направление, в котором она двигалась, непременно связано с хорошо знакомым им человеком.

- Ты где был всё это время? Уже половина четвёртого, а от тебя ни слуху, ни духу, - возмутилась Третьякова, завернув за угол, подальше от назойливых взглядов.

- А что? – сделал удивленные глаза Абдулов, - Соскучилась, что ли?

- Ну…разве что совсем чуть-чуть, - отвела взгляд в сторону Третьякова, отхлебывая из стаканчика обжигающий кофе.

- Ну, это сразу видно, что совсем чуть-чуть, - проворчал Абдулов, складывая руки на груди, оперевшись плечом о стену.

- Правда? – хмыкнула Третьякова, оторвав стаканчик от губ, направив взгляд прямо в глаза ухмыляющемуся Виталию, - и чем же это так заметно?

- Ну, например, тем, что ты меня не целуешь. Вот стоишь тут на пионерском расстоянии и хлебаешь свой кофе. А я, может быть, страдаю тут, а тебе и дела нет! – насупился Абдулов, посмотрев в пол.

Ну, вот умеет же он изображать незаслуженно обиженного ребёнка! Лене очень нравилась эта его манера «разводить» её на поцелуи, и она, чуть приподняв уголок губ в едва различимой усмешке, спросила:

- А что мне за это будет?

- Тааак…это что за разговорчики? – возмутился Абдулов, - Ты мне, между прочим, ещё должна…

Лена, делая очередной глоток кофе, поперхнулась:

- Чееего?

- Тооого, - переиначил её Абдулов, - Что, забыла? Наше вчерашнее пари? – удивлённо спросил он, прожигая её взглядом, от которого у Третьяковой мурашки по телу пробегали.

- К-какое именно? – сглотнула Лена, чуть поджав губы от внезапного напоминания о «расплате».

- Ну, для начала то, которое перед входом в метро было, - ухмыльнулся Абдулов, - по поводу фанатов.

- Кхем, - кашлянула Третьякова, пряча улыбку, - и что же я должна делать? – быстрый взгляд из-под чёлки и мимолётный выдох выдавали её нетерпение в ожидании ответа.

- Ну, а ты подумай. Только долго думать не советую – за каждую лишнюю секунду обдумывания – штрафная минута «расплаты», - со скромным видом пояснил Абдулов, выжидающе глядя на Лену, которая оглянулась назад, как бы проверяя, нет ли кого-нибудь в этом коридоре, так как знала, что за углом недалеко стоят ранетки, и не хотела давать им лишний повод для сплетен.

- Чего оглядываешься? Боишься? – спросил Абдулов, чувствуя, как внутрь закрадывается не очень приятное чувство – от матери Третьякова его скрывает, от ранеток - тоже, но почему?

- Ничего я не боюсь, - немного нервно отозвалась Лена, стараясь скрыть волнение – он её раскусил. Она сама не понимала, почему боится всем рассказать. Странно. Раньше она совсем не боялась осуждения и общественного мнения. Наверное, потому, что ей было просто плевать – она от этого ничего не теряла. Но теперь она боялась, что огласка может только испортить их только-только наладившиеся отношения.

- Ладно, как хочешь. – Едва заметно выдохнув, отозвался Абдулов, отрываясь от стены. – Мне в кадр скоро, увидимся. – И, развернувшись, направился в сторону съёмочного павильона.

Третьякова чувствовала себя полной дурой. Ну почему она всё портит? Почему просто не может, не задумываясь, делать то, что хочет? Раньше ведь она так и делала, не думая о последствиях. А теперь почему-то навязчивые мысли мешали ей полностью расслабиться и просто плыть по течению. Нервно сжав пустой пластиковый стаканчик, она выбросила его в урну и направилась к «ранеткам», продолжить съёмки.

Абдулов почему-то нервничал. Его волновал напряг Лены по поводу того, что о том, что между ними что-то есть, могут узнать. Создавалось впечатление, что для неё всё это – лишь игра, которую она когда-нибудь прекратит и забудет, и поэтому не посвящает в неё остальных. В левой половине грудной клетки противно заныло – это стало случаться с Абдуловым всё чаще за последние три дня, и не могло его не настораживать. Это всё она. Она щекочет ему нервы, играет с ним, только начинает игру – и тут же обрывает. Как будто задумываясь над тем, нужно ли ей всё это? Нужен ли ей он сам? От неприятных мыслей в желудке начинался какой-то непонятный круговорот. Абдулов чувствовал, что Лена должна быть рядом, обязательно должна. Только вот лишь немного становясь ближе, она тут же отдаляется. Чего она боится?

Когда съёмки подошли к концу, стрелки на часах уже показывали восемь вечера. Лена, вымотанная непрерывными и к тому же нудными съёмками, еле переставляла ноги от усталости. Дойти до метро – было выше её сил.

Выйдя из школы, она заметила знакомый автомобиль неподалёку, у крыльца.

Наверняка Абдулов, чьи съёмки закончились полутора часами раньше, успел смотаться за своей машиной на парковку. Спустившись по лестнице, она поравнялась с окнами автомобиля, и услышала мужской голос, просачивающийся сквозь опущенное стекло:

- Лен, садись, подвезу, - примирительно предложил Абдулов, с надеждой глядя на повернувшую в его сторону лицо Третьякову.

- Спасибо, - отозвалась она, так как желания переться до метро совсем не было. Сев в машину, она столкнулась взглядом с парой глубоких синих глаз и, увидев в них немой вопрос, спросила: - Ты хочешь что-то сказать?

- Ага, - отозвался Абдулов, заводя машину, и смотря сквозь лобовое стекло на дорогу.

- Ну так спрашивай, - с нетерпением и чуть заметным волнением ответила Лена, повернув лицо к окну.

- Куда ехать будем? – спросил он, осознавая, что хотел спросить явно не это. Хотя, это тоже.

Лена тоже поняла, что Абдулов спросил не совсем то, что хотел, но всё же ответила:

- Куда хочешь.

- То есть? – удивленно приподнял брови он. – Ты разве не домой?

- Это от тебя зависит, - отозвалась Третьякова, всё ещё глядя в окно, - Куда повезёшь, туда и поеду.

Абдулова удивил такой ответ, но он не стал больше ничего спрашивать и выехал за ворота.

Тишина, царившая в салоне автомобиля, медленно давила на мозги, но заговорить первой Лене не хватало решимости – что она ему скажет? Ведь он прав – она струсила. Заметив, как Абдулов делает уже второй поворот в направлении её дома, Лена неожиданно произнесла:

- Я не хочу домой.

- А куда ты хочешь? – не отрывая взгляда от дороги, спросил Абдулов, внутренне напрягшись от подобного заявления. По телу пробежал лёгкий холодок, заставляя мужчину сильнее сжать руль в ожидании ответа.

- Поехали к тебе. Я молока хочу. С мёдом. – Повернула к нему лицо. Что это за выражение лица? То ли насмешка, то ли попытка скрыть волнение. Абдулов не мог наверняка прочесть это по её лицу. Но, чуть улыбнувшись, на первом же повороте он повернул руль в другую сторону.

Лена, чувствуя, как потеют ладони, положила руки на колени и всмотрелась в темное декабрьское небо. На душе было непонятное чувство – то ли облегчения, то ли напряжения. Два противоречивых чувства сейчас боролись за существование в её мыслях и теле.

Добравшись до дома Абдулова, они поднялись к его квартире. В один момент в мыслях вспыхнули отрывки позавчерашнего вечера: - ключи, руки не слушаются, дверь не открывается. Горячая ладонь поверх её руки и близкое болезненное дыхание.

Лена одним взмахом головы из стороны в сторону попыталась прогнать появившиеся воспоминания и сопутствующие им чувства – чувство непреодолимой тяги к мужчине, который сейчас с сосредоточенным видом поворачивал ключ в замке.

Войдя в квартиру, Абдулов, нащупав выключатель, включил свет. Однако Лена, к недоумению мужчины, положив ладонь на выключатель, щёлкнула им в обратную сторону. Только что зажжённый Абдуловым свет погас и, если бы Третьякова видела его глаза, то могла бы прочесть в них полное отсутствие понимания её действий.

Стянув с себя куртку, она подошла к нему на взрывоопасное расстояние и подняла голову, пытаясь рассмотреть в полумраке блеск в его глазах.

Абдулов почувствовал, как пульс учащается. Сняв с себя куртку, он не глядя, бросил её в то место, где, по его мнению, должен был находиться пуфик. Нервно сглотнув, он всё так же продолжал стоять, не двигаясь, предоставляя Третьяковой право выбора. Но Лена, кажется, его уже сделала.

Положив чуть горячие ладони ему на шею, она притянула его к себе, прикасаясь к его губам.

Абдулова будто обдало обжигающим всполохом огня – это неожиданное решение Третьяковой выбило из его головы остатки разума. Глубокий и нетерпеливый поцелуй обжигал губы огнём и заставлял вздрагивать при каждом движении её ладоней. Прижав её к себе за талию, он сделал шаг в направлении стены, Лена подчинилась, делая шаг назад и увлекая его за собой.

Почувствовав спиной гладкую поверхность стены, Третьякова приподняла подбородок, позволяя мужчине поцеловать её в шею. Мучительно-сладостное чувство разлилось по телу, концентрируясь в кончиках пальцев. Перебирая подрагивающими пальцами его волосы, Лена почувствовала, как где-то под самым ухом раздался горячий и чувственно-нежный шёпот: «Люблю тебя».

Снова почувствовав его губы на своих губах, а его руки – где-то чуть ниже поясницы, Третьякова, вопреки всем протестам разума, начала дрожащими пальцами расстегивать одну за одной пуговицы на рубашке Абдулова.

Тот, видимо, совсем обезумев от такой настойчивости девушки, всем телом прижал её к стене, продолжая поглаживать её поясницу и уже практически безжалостно терзать губами её губы.

Когда с последней пуговицей было покончено, Третьякова, проведя чуть вспотевшими от внутреннего жара ладонями по груди Виталия и, доведя ими до его плеч, стянула рубашку вниз, и плотная ткань нашла своё пристанище на прохладном полу коридора.

Когда настойчивые руки Абдулова уже вовсю справлялись с пуговицами на её рубашке, Лена уже мало что соображала и просто вслепую, на ощупь, не отрываясь от его губ, отступала в направлении комнаты. Той комнаты, где она его ещё совсем недавно спасала от высокой температуры и жара. Однако теперь температура, казалось, совсем зашкалила. И чьё тело горело сильнее – определить было трудно, поскольку от соприкосновения двух полуобнажённых тел создавалось впечатление, что они горят вместе, одним пламенем.

Добравшись до входа в комнату, Третьякова почувствовала, что ремень с джинсов полетел куда-то на пол, а руки Абдулова продолжали исследовать каждый сантиметр её кожи.

Тело плавилось от обжигающих прикосновений, в то время как новые предметы одежды падали на пол.

Рухнув на кровать, Лена прижалась к телу мужчины настолько сильно, насколько это позволяли её физические возможности.

Губы Абдулова, с новым и новым азартом исследующие её тело, оставляли мучительные, огненные следы на коже.

Шея, ключица, его горячие ладони на её груди, медленно спускающиеся вниз. Дрожащее как от холода тело требовало большего.

Виталий не задумывался над тем, что делает – он просто хотел чувствовать её как можно ближе. Её раскалённые губы нетерпеливые покусывали его губы, как бы давая разрешение на дальнейшие действия. Его ладони медленно, но настойчиво заскользили по её бедрам, слегка впиваясь подушечками пальцев в пламенеющую кожу.

И вот – его глаза – на уровне её глаз, и кажется, что весь мир вокруг перестал существовать – только он, только она. Только они. Только эти мучительные и сладострастные мгновения, заставляющие тело вздрагивать от каждого движения.

Лене больше ничего не важно, кроме того, что этот мужчина рядом, с ней, здесь и сейчас, он дарит ей всю любовь, на которую способен.

Виталию – всё равно, что подумают остальные – он хочет быть с ней и он будет с ней. И ей скоро будет наплевать на остальных. Теперь он понял это. Понял по тому, с какой страстью она отвечала на его ласки, по тому, как в порыве какого-то потустороннего блаженства хрипловатым голосом шептала такие долгожданные слова.

Половина двенадцатого ночи – а два уставших и вымотанных за день и вечер, но нереально счастливых человека спят рядом в одной постели, будто так было всегда.

Сквозь тихое посапывание Абдулова, Лена, спящая сегодня на удивление чутким сном, услышала, как на полу вибрирует мобильник. Открыв глаза, она вспомнила, по какой причине оказалась здесь, в этой постели и с этим удивительно мило сопящим человеком под боком. Улыбнувшись каким-то приятным мыслям, она выбралась из объятий мужчины и придвинулась ближе к краю кровати.

Лена аккуратно высунула руку из-под одеяла и нащупала в кармане джинсов, валяющихся на полу возле кровати, вибрирующий мобильник. Посмотрев на дисплей, она обреченно вздохнула – мама.

- Да, мам, - вполголоса, чтобы не разбудить сладко сопящего рядом Абдулова, ответила в трубку Третьякова. – Нет, мам, не у Леры. – Пауза, видимо мама пыталась выяснить, где же сейчас находится её дочь. – У кого? – Лена, повернув голову в сторону Абдулова, чуть улыбнулась и ответила: - У мужчины. – Пауза. – Как это у какого? У своего, - ещё раз взглянув на улыбающегося во сне Абдулова, Третьякова продолжала вслушиваться во взволнованно-заинтересованный голос матери на том конце провода. – Познакомлю, конечно. Спокойной ночи, - умиротворенным голосом ответила Лена и нажала «отбой». Ещё раз взглянув на любимое лицо, она опустилась на подушку и почувствовала, как её обнимает мужская рука.

Услышав предпоследнюю фразу, прозвучавшую из уст Третьяковой в трубку, Абдулов улыбнулся – всё-таки «свой».

«Моя девочка», - подумал он, обнимая её, когда она легла обратно. Теперь он её никуда не отпустит. А если и отпустит – то она обязательно вернётся. Обязательно.

Конец.

Дата добавления: 2015-07-10